Шаровая молния 3 (СИ) - Гор Александр
— И ещё, Женечка. От лица службы я хотел бы поблагодарить вас за огромную помощь, оказанную в выявлении целой сети германских шпионов.
— Меня?
— Именно вас! Если бы не вы с вашими показаниями о том, что я склонял вас к постельным отношениям, то не удалось бы разоблачить матёрого немецкого шпиона и его подручных. Одним из которых, кстати, оказался и ваш бывший любовник Штольц. Впрочем, вас должны были допрашивать на предмет отношений с ним. И, как вижу, прислушались к моим просьбам не наказывать вас строго за то, что помогали ему скомпрометировать меня. Вы ведь действовали в своих собственных меркантильных интересах, а не для того, чтобы помогать германской разведки. Верно?
— Генрих был шпионом? — в ужасе прикрыла рот перепачканной рукой Зотова.
— Увы. И подтвердил на допросах, что не ставил вас в известность ни о своей шпионской деятельности, ни о том, для чего ему нужно было, чтобы мы с вами оказались в постели. Просто сыграл на вашем жгучем желании выскочить замуж за орденоносца или хотя бы уехать с ним в Москву в качестве любовницы. Но я искренне рад, что эта блажь уже выветрилась из вашей прелестной головки, а вы нашли себе и жениха, и место в жизни.
Вряд ли этот ужас в глазах был вызван осознанием того, что ей просто чудом удалось избежать. Может быть, когда-нибудь позже и осознает. Но сейчас, скорее всего, девушку просто поразило то, что человек, с которым у неё были очень близкие отношения, оказался врагом. Одним из тех, кто напал на её страну, кто принёс столько горя всем и, в частности, некоторым из её знакомых. Ведь Демьянов видел возле проходной уже довольно большой стенд с заголовком «Работники завода, героически погибшие, защищая Родину». Даже не десятки, а сотни имён и фамилий. И это — наверняка неполный список, поскольку многие числятся пропавшими без вести, а родственники других не посчитали нужным или не смогли известить представителей завода о том, что им пришла похоронка на близкого человека.
40
У каждого журналиста — свои источники информации. Включая специального корреспондента агентства «Рейтерс» и автора текстов, отражающих «русскую точку зрения», для передачи «Русский комментарий» компании Би-Би-Си. И Александр Верт ни за что не раскроет, от кого ему стали известны подробности недавно завершившегося визита премьер-министра Великобритании в Москву. Не раскроет и не опубликует того, что они ему рассказали, до тех пор, пока с этого события не снимут гриф секретности.
Родился он в первом году ХХ века в Санкт-Петербурге в семье прибалтийского немца и англичанки. И, несмотря на то, что рано лишился матери, отец вывез его после Февральской революции именно в Британию, в Шотландию. Став известным журналистом, Верт летом 1941 года добрался до Москвы, где намеревался стать пресс-атташе британского диппредставительства, но вакансия оказалась заполненной, и уже в октябре ему пришлось на несколько месяцев вернуться в Лондон. Но в конце мая он всё же снова был в России, проделав путь по неприветливым северным морям с конвоем PQ-16. В самый разгар драматических событий, разворачивающихся восточнее Харькова.
В отличие от прошлого года, летом 1942-го Советы не очень-то скрывали реальное положение дел на фронте. Совинформбюро и газеты, можно сказать, честно сообщали об оставленных городах и других населённых пунктах, о кровопролитных боях и многочисленных потерях. Но и не забывали рассказывать о победах, пусть даже незначительных, а с началом боёв в Воронеже информировали даже о совершенно пустяковых событиях, вроде боёв за тот или иной городской квартал. Кто-то из русских коллег даже сравнивал Воронеж с Верденом, не забыв оговориться, что французский город был первоклассной крепостью, а этот русский областной центр не имел никаких укреплений.
В ситуации, когда у Красной Армии дела шли не очень хорошо (немцы, хоть и черепашьими темпами, но продолжают теснить советские войска к реке Воронеж, Донской фронт генерала Жукова, истекая кровью, прогибается под ударами нацистов, русские армии между Ржевом и Вязьмой ведут кровопролитные, но не очень успешные бои), визит британского премьера в Москву удивил журналиста. Впрочем, и у британцев было немного поводов хвастаться: ситуация в Северной Африке складывается, минимум, патовая.
Конечно, никто единовременно не рассказывал Александру Верту все обстоятельства, связанные с прилётом Уинстона Черчилля в Москву. Цепь событий пришлось складывать, как мозаику, из разрозненных кусочков, в чём-то дополняющих друг друга, а в чём-то — противоречащих. И тут уже приходилось подключать логику, выбирая, по мнению Верта, наиболее достоверные версии.
Встреча лидеров двух государств назревала из-за обостряющихся противоречий между ними. И инициативу проявил герцог Мальборо, предложивший Сталину встретиться в Астрахани. Но глава русского правительства отказался покидать Москву «во время напряжённой борьбы», так что Черчиллю пришлось из Тегерана лететь в советскую столицу. При этом мало кто из британских генералов верил в то, что Советам вообще удастся устоять. Что немцы вот-вот прорвутся не только за Дон, к Волге в районе Сталинграда, но и на Кавказ, к русской нефти, поставив этим Советский Союз на колени. Главной же задачей Черчилля было сообщить председателю Совнаркома, что в текущем, 1942 году, Второй Фронт не будет открыт. По сути, окончательно дезавуировать осторожные обещания, данные американцами Вячеславу Молотову в ходе его турне в США и Великобританию.
Сталин постарался обеспечить британскому коллеге максимум комфорта, предоставив ему для проживания одну из своих дач. Сопровождающих же лиц поселили в гостинице «Националь», где обычно останавливаются иностранцы. Тем не менее, Черчилль остался недоволен, посчитав, что ему обеспечили «излишнюю пышность, свойственную тираническим режимам».
Переговоры шли очень сложно, поскольку известие об отказе открытия Второго Фронта он выложил, как говорят русские, «с порога». Судя по реакции Сталина, для того это не было новостью: он просто усмехнулся, слушая перевод. И не удержался от язвительных комментариев в ответном выступлении, едва не приведшем к тому, чтобы глава британской делегации объявил о завершении визита. Удержала его от подобного демарша лишь записка посла, содержание которой осталось неизвестным как Верту, так и его информаторам.
Главу кабинета, мотивировавшего отказ от высадки британо-американских сил на континент недостаточностью войск и транспортных судов, поддержал и спецпосланник президента США Аверелл Гарриман. По их общему мнению, десант, предварительно намеченный на октябрь, когда в Северной Атлантике портится погода, обречён погибнуть под ударами немецких войск. И снова Сталин их высмеял, заявив, что немецкие солдаты — вовсе не сверхлюди, какими их представляют себе не слишком смелые англичане. Один из информаторов даже привёл дословное высказывание: «нельзя выиграть войну, не сражаясь».
Этот намёк просто взбесил Черчилля, но он взял себя в руки и раскрыл совместные британо-американские планы высадить несколько дивизий в Алжире, чтобы ударить в тыл немцам и итальянцам. А ещё — провести 19 августа «пробную» десантную операцию в районе Дьепа (информатор рассказал об этом уже после её оглушительного провала, причём русские восприняли эту трагедию как устроенную ради доказательства невозможности высадки на континент).
Впрочем, председатель Совнаркома положительно отозвался о высадке в Северной Африке, посчитав, что она не только отвлечёт некоторые силы с Восточного Фронта, предотвратит вступление Испании в войну на стороне Оси, но и, в перспективе, позволит обезопасить судоходство хотя бы в западном секторе Средиземного моря. Последнее действительно актуально после гибели конвоя PQ-17 и приостановки поставок помощи России по Северному маршруту. Но ждать, когда британские суда смогут безопасно пройти через Проливы и разгрузиться в Крыму или на Черноморском побережье Кавказа, ещё очень, очень долго.
Очень скептически отнёсся советский лидер и к заявлению Черчилля о бомбардировках союзнической авиации Германии: «мы надеемся разрушить в ходе войны почти каждый жилой дом в почти каждом большом немецком городе».
