Нагибатор Сухоруков (СИ) - Кленин Василий

К моему удивлению, шумел и рынок! С одной стороны, никто не приезжал с юга (оно и понятно). С севера тоже торговцев было мало, поставки меди заметно просели. Немногочисленные торговцы рассказывали тревожные, но смутные сплетни о грозных телодвижениях за пределами державы пурепеча. Кто-то куда-то шел, кто-то кого-то подчинял. Еще и Накацтли уехал в родные горы.

Так вот! «Заграничных» торговцев было крайне мало, зато рынок заполонили мои ветераны. Вытряхивали сумки и корзины добычи на прилавки, продавали, не торгуясь. На внезапное богатство сбежались окрестные главы родов, старейшины и прочий люд.

Ну, а еще страда началась. Излучинцы высыпали на поля, ополченцы и черные спешно к ним присоединялись. Даже я первым делом сходил на свою персональную делянку с картохой. Подкопал с десяток кустов — в этом году картофан не особо уродился. Позволил себе сварить немного, но решил, что этот урожай тоже полностью пойдет на семена.

Первым, кого я позвал к себе, был Конецинмайла. Месяц всего прошел, а Дитя Голода сильно изменился. Брови его плотно сошлись над переносицей, непотопляемая ранее улыбка не всплывала поминутно на лице… Мне стало неловко. Нагрузил парня тяжелыми и не очень приятными задачами. Но я подавил в себе стыд и начал с дела.

— Ты разобрался в записях Ннаки?

— Да, владыка, — паренек вынул из сумки пачку листов, бережно укутанных в ткань. — Думаю, я узнал значение всех знаков.

Я распахнул сверток: листы были плотно исписаны: слева — значок, а справа — пояснение буквами Ночки. Я пока еще плохо владел этой письменностью, сам по-прежнему делал пометки кириллицей.

— Сколько всего этих знаков?

— Не знаю, — Дитя Голода немного растерялся. — Я не считал… Наверное, четыре сотни.

Ну да, двадцать двадцаток. На самом деле, может быть, сколько угодно.

— Трудно подсчитать, владыка. Какими-то знаками он пользовался на каждой странице, а есть такие, которые появляются всего раз или два.

Я задумался. Мне, конечно, ближе буквенная письменность. Но эти иероглифы… я вдруг понял, что в отличие от письменности Ночки, знаки казначея будут равно понятны на любом языке. Могут стать международным языком.

— Как ты считаешь, это полноценная письменность? Можно ими записать любую мысль?

— Не уверен, — покачал головой мой агент. — Большая часть этих знаков — это обозначение вещей. Но есть и действия: «поделить», «принести», «наградить». Самые сложные знаки обозначают незримое: «долг», «дорогой», «везение».

— Везение?

— Ага, — Дитя Голода быстро порылся в пачке и ткнул в нужное место. — Вот этот значок… Я думаю, далеко не всё можно записать этими знаками, владыка. Способ Ийохали лучше.

— Ты помогаешь ей учить людей?

— О да! — парень, наконец, улыбнулся во всю ширь. — Многие хорошо учатся. Замечу: чем моложе ученик, тем легче он обучается.

Я кивнул.

— Продолжай! Это очень нужное дело. И составь мне список тех, кто хорошо научился писать. Я выделю этих людей.

Мы помолчали, оттягивая неизбежное.

— Ты нашел доказательства краж казначея?

Лицо Конецинмайлы потускнело. Он молча достал из сумки второй сверток. Развернул, разложил листы по стопочкам.

— Вот тут я записал конкретные кражи. Где-то есть пометки, от кого он получил, когда утаил.

— Он что, это записывал?!

— Нет, владыка. Я людей спрашивал, что-то на рынке всплывало, — Дитя Голода обратился к другой стопочке. — Тут просто пропажи. Были-были товары и куда-то исчезли. Или вдруг резко уменьшились. Хотя, записей о выдаче нет. Конечно, всякое могло случиться. Но Ннака очень умный, я не верю, что он мог не заметить пропажи.

«Ннака очень умный», — согласился я, нервно покусывая нижнюю губу.

— Много украдено? — спросил слегка севшим голосом.

— Очень много, — вздохнул «шпион». — Если честно, так много, что у него дом должен лопнуть от спрятанного. А я был у него дома — ничего подобного. Конечно, несколько кладовых забито товарами, но это так мало! А он ведь еще и торговлей занимается…

— Думаешь, где-то прячет?

— Возможно, — пожал плечами парень. — Я ничего о тайном схроне не слышал.

Мы опять тяжело помолчали.

— Ладно! — бодро объявил я завершение грустной темы. — Больше ты у Ннаки не работаешь! Есть для тебя другое дело…

И я в течение часа объяснял Дитю, что такое деньги и банки. Описывал, как это работает, к каким последствиям это может привести. Я не обманулся в своих надеждах — парень поймал суть очень быстро. Глаза загорелись, улыбка стала наплывать на лицо без усилий. Новое, интересное дело! Что ж, ему и развивать его!

— Дом Какашут уже строят: на дороге между храмовой площадью и Аграбой. Здесь будут проводиться все операции по обмену. Конечно, главное хранилище и зерен, и денег будет в крепости. Эти товары не будут подчиняться казначею. Вся ответственность ляжет на тебя. Ты должен будешь знать, сколько у нас запасов какашут, сколько денег мы выпустили, сколько выдано людям. Помни: количество денег не должно сильно превышать запасов какашут!

— Я понимаю, — кивнул Дитя Голода. — Если вдруг все придут менять медь на зерна, а у нас их не хватит, то пропадет доверие к деньгам.

— Верно. Всё это ты должен отслеживать, согласовывать производство денег, рассчитывать выдачу денег людям. И регулярно докладывать мне.

Пока Дом Какашут достраивался, Конецинмайла занялся какао. Пара десятков женщин в Излучном принялось шить маленькие мешочки — каждый на 40 зерен. Мы решили, что это и будет номинал моих конических монет. Дитя Голода с парой помощников лично заполняли все мешочки, и на каждом выдавливали восковую печать, гарантирующую точность подсчета. Поскольку какао не вечно, на мешочках помечали год производства. Этот год постановили назначить первым.

«Интересно, не начнется ли с этой хозяйственной записи новое летоисчисление?» — пришла мне тогда в голову дурацкая вроде бы мысль.

Сам я, вместе с Облачным Дедом занялся деньгами. Блестящих медных конусов накопилось уже преизрядное количество. Я заказал несколько сундучков, в которые помещается около 400 «монеток» — привык уже к местным круглым числам. Каждый сундучок также будет запечатываться после перекрестного подсчета. Вообще, когда ценность денег станет очевидной, надо продумать систему полного контроля за всей линией производства и реализации «конусов». Причем, контроль должен быть независимым от Конецинмайлы.

Чтобы деньги были востребованы, мы с Дитем Голода продумали целый ряд возможностей для их реализации. Самое главное — какашут продается только за деньги и по твердому номиналу. Затем на оплату «конусами» переходили алтари-аутоматли, таверна, баня-темескаль и, конечно, местный игорный дом. Вот последнее заведение должно просто молиться на наше нововведение! Ибо теперь расчет станет намного удобнее.

— Поначалу ты будешь только менять какашут на их деньги, — наставлял я будущего банкира. — Но потом люди начнут просить «конусы» у тебя. Знай: продавать их нельзя. Ты можешь давать их людям в долг. Взяли в долг у Дома Какашут 20 «конусов» — на новую луну должны вернуть 21. Таков будет закон. И за каждую следующую луну просрочки добавляется по одной монете.

Я еще решил, что половину жалованья золотым тоже будут выдавать деньгами. За все работы, на которые лично нанимаю людей, тоже буду платить медью.

«Это, получается, при мне должен постоянно находиться филиал банка, — пришло мне в голову. — Какой-то человек должен быть рядом, выдавать деньги, а в конце каждого дня — нести отчет Конецинмайле, чтобы тот подбивал баланс расходов».

Воплотить финансовую систему в условиях Четландии даже в проекте оказалось непросто. Наверняка, когда дойдет до дела, вскроется немало новых подводных камней. Но вводить деньги надо и как можно скорее!

Вторая срочная задача, которая стояла передо мной: восстановление численности всех трех воинств. У генерала Глыбы осталось всего шесть десятков боеспособных людей (плюс сотня в Толимеке), Черному Хвосту не хватало почти семи десятков, Аскуатле — сорока лучников.