Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов
Кажется, говорить с такими людьми бесполезно. Надо побыстрее дописывать объяснение, да и уматывать отсюда.
Нет, я не против персональных пенсий. Скажем, моя собственная пенсия выше, нежели пенсия капитана или майора. Ну так у меня и звание было выше, да и должность.
— А если посмотреть на это дело с другой стороны? — попытался я все перевести в нужное русло. — Петров собирает бутылки не только для того, чтобы заработать деньги, а из соображений охраны природы. Несознательные элементы раскидывают пустую посуду, а она может разбиваться. И люди поранят ноги, и животные.
— Пустую посуду следует относить в пункты приема стеклотары, — парировала супруга. — А воспитанием несознательных элементов, их наказаниемобязана заниматься советская милиция. Вот вы, лично, почему этим не занимаетесь?
— Ну, отчего же не занимаюсь? — не согласился я. — Я этим постоянно занимаюсь. Но ведь милиция, без участия общественности, мало что сможет сделать. Предположим, а вы сами не попытались провести с Петровым беседу? Наставить его на путь истинный? Пристыдить? Объяснить, что он, своим поведением, льет воду на мельницу нашего классового врага?
— А с какой стати мы должны ему что-то объяснять? — возмутился Виноградов. — Мы — общественность, а вы власть. Наше дело послать вам сигнал, а уж вы обязаны принять меры. Когда я был начальником сплавного участка, я же не занимался тем, что таскал бревна? Но я руководил. Каждый должен заниматься своим делом.
Пожалуй, можно закругляться. Придвинув Виноградову объяснение, попросил его расписаться.
— И как, теперь вы предпримете меры? — поинтересовался Виноградов.
— Для начала мне нужно побеседовать с самим гражданином Петровым, — сказал я, убирая бумагу в планшетку. — Узнаю, как он живет. Сообщу, что соседям претит такой образ жизни, что они недовольны, что советский пенсионер собирает бутылки.
— Ни в коем случае, — в один голос заверещали и муж, и жена. — Наше дело послать сигнал, но почему об этом должен знать наш сосед? Тем более, что отреагировать на поведение Петрова должна власть, а не общественность.
— Так ведь именно вы написали заявление в газету, — пожал я плечами. Вот так вот. Такие у нас «подпольные» правдолюбцы.
Эх, а как бы было хорошо, если бы газета «Коммунист» в разделе «Письма» разместила бы ответ: дескать — заявление гражданина Виноградова о том, что его сосед П., является тунеядцем, не подтвердилось. Материалы, собранные по данному заявлению переданы в прокуратуру, для привлечения гражданина Виноградова к ответственности за клевету.
Так ведь не разместят, и в прокуратуру ничего не отправят. А имеется ли клевета в заявлении Виноградова — вопрос сложный. Разумеется, она имеется, но доказать ее будет сложно, почти невозможно. И с исковым заявлением должен обратиться в суд сам Петров, а не кто-то другой.
— Так вы примете меры? — продолжал настаивать Виноградов.
— Поговорю с Петровым, вынесу ему официальное предупреждение, — пообещал я, чтобы от меня отстали.
Вот, хорошо, что вспомнил. Имеется же такой спасительный метод, когда не знаешь какие меры принять. Или они не нужны, как в данном случае. Есть у меня в планшетке специальный бланк, в котором я могу написать, что гр-ну такому-то в связи с такими-то событиями вынесено официальное предостережение (именно так!) о недопустимости антиобщественного поведения.
Странно, я забыл, как в той жизни я брал объяснение с Виноградова, но Петрова, проживающего этажом ниже, почему-то вспомнил.
Безобиднейший человек, живущий на нищенскую пенсию. Жена ушла. Не знаю, толи из-за его инвалидности (авария на химзаводе), не то по другой причине. Выпивает, конечно, но в меру. Дома две кошки. В «однушке» у него пусто, телевизора нет. Но есть книги. Старые, правда, новые-то не на что покупать.
Вот, сейчас я пойду к Петрову, быстренько возьму у него объяснение и побегу на опорный — готовить ответ в газету. Но коли запрос был адресован начальнику горотдела, так и ответ должен быть за его подписью. От меня будет на последней странице ремарка: «Исп. Воронцов». Значит, составить черновик, изыскать возможность его отпечатать в четырех экземплярах, а потом ловить возможность попасть к самому подполковнику Горюнову для подписания.
Глава шестнадцатая
Опорный пункт и его обитатели
Мой «опорник» за сорок лет с лишним ничуть не изменился. На стенах висели знакомые плакаты, график работы дружинников — когда дежурят парни с ЧМС (Череповецметаллургстрой), когда «сталепрокатчики», а когда прочие. Из угла взирал на присутствующих товарищ Дзержинский. Вернее — не сам железный Феликс, а его портрет, но это неважно, потому что под пристальным взором «первочекиста» наши дружинники становились собраннее, дисциплинированнее и посторонние разговоры вести не решались, а свои силы тратили на борьбу с правонарушениями.
Добровольные народные дружинники стали спасением для череповецкой милиции в пятидесятые годы, когда население города резко выросло, а количество сотрудников ОВД оставалось на уровне довоенного.
Хулиганы боялись дружинников больше, нежели милиционеров. Что мог сделать тот же участковый? В худшем случае доставить в отделение, составить протокол, отправить на сутки. Но это, если удастся поймать. А дружинники — молодые и здоровые парни догонят запросто, а потом могут завести дебошира за угол, подальше от лишних глаз, и воспитать физически. Так, без особого членовредительства, но синяки будут, а самое главное — позор. Отчего-то считалось, что попасть в КПЗ, вроде и доблесть, а огрести от дружинников — неприлично. Но и жаловаться на них, писать заявление в милицию, тоже не выход.
И потом, дружинники по одному не ходят, как правило стайкой, из четырех — пяти человек. Попробуй тут с ними справиться. А если женщины в группе будут, ещё страшнее — такую сирену включат, что всех прохожих соберут поглазеть. Где уж тут дебош продолжать.
Я тут же решил уравновесить похвалу ДНД малой толикой дёгтя, который способен не только бочку мёда испортить, а в далёкие времена, как говорили, и репутацию невесты, если у той ворота этим снадобьем измазать.
А дёготь в отношении ДНД такой. Во-первых, не такой уж добровольной эта дружина и была. Её «добровольность» крепко поддерживали три дня к отпуску по месту работы и молва, что жизнь и здоровье дружинников защищены законом на уровне сотрудников милиции. На
