Бурят (СИ) - Номен Квинтус
Съезд, состоявшийся в марте двадцать первого года, особого интереса у Николая Павловича не вызвал. Разве что тот мелкий факт, что в ЦК его избрали подавляющим большинством голосов (он получил пятьсот двенадцать против четырехсот семидесяти у идущего следующим Ленина) слегка польстило его самолюбию, да и вхождение в ЦК Кузнецова (четыреста четыре голоса) и Артема (триста восемьдесят два) его порадовало. Теперь по его мнению в ЦК стало уже шесть честных большевиков. Шесть из двадцати пяти…
Небольшая, но все же победа — хотя далась эта победа с огромным трудом. И породила несколько непримиримых врагов: когда зимой товарищ Троцкий направил войска в Сибирь для сбора продразверстки, на пути этих войск встала Забайкальская армия, не пропустившая «Красную армию» дальше Челябинска. Однако то, что зерна из Сибири привезли даже несколько больше, чем было запланировано вывезти с помощью продразверстки, в данном случае не привело к реальным боевым действиям. Которые, как товарищ Бурят очень подробно объяснил тому же Сталину, с неизбежностью привели бы к восстанию сибиряков против Советской власти, и было еще непонятно, кто в такой войне победил бы.
Как эту информацию донес до Ленина Сталин, его волновало крайне мало, но на Съезде Ильич к высокой трибуны вещал о том, что продразверстку необходимо немедленно заменить продналогом. По сути дела такая же обираловка, разве что послабее: размеры налога Ильич предложил установить вдвое меньше разверстки.
— А вы считаете, что крестьянин понесет зерно государству если мы установим, как вы говорите, свободную торговлю зерном? — поинтересовался у товарища Бурята товарищ Сталин после того, как Съезд завершил свою работу.
— Во-первых, это не я говорю, а Ленин. Во-вторых, нам, большевикам, должно быть вообще безразлично, продаст мужик зерно государству или же напрямую рабочему. В-третьих, куда он излишек зерна еще-то денет?
— Но мужик захочет зерно продать по очень высокой цене.
— А у нас в республике не хочет. И знаете почему? Потому что на государственных полях мы зерна тоже собираем немало, собираем столько, что его вполне хватает для того, чтобы в городе продуктов было в достатке. И, не имея возможности увезти это зерно туда, где его не хватает, он просто вынужден его продавать даже дешевле, чем его продает республика.
— А у нас зерна для городов недостаточно.
— Я вам открою великую тайну: у нас тоже. Однако жизнь показывает, что если государство продает на таком, как говорит ваш Ильич, свободном рынке лишь треть от общей потребности, самую малость больше трети, то остальное на рынок привозит этот самый мужик, покрывая все потребности горожан. И он все равно продает плоды своего труда дешевле, чем государство.
— Это почему?
— Это потому. Еще при Николае Павловиче — я императора имею в виду — Егор Францевич подсчитал, что для заполнения рынка чего угодно чем угодно при доле государства в треть… точнее, в тридцать семь процентов на этом рынке приводит к тому, что все прочие поставщики данного товара вынуждены давать цены уже ниже казенных. Не потому что этих процентов рынку хватит, а потому, что покупатель, видя с нужной частотой наличие товара государева, предпочтет более дорогой товар не покупать, ожидая, пока и ему казенный достанется. Загадка природы человеческой: если товара на рынке всего-то эти тридцать семь процентов, то покупатель уже думает, что его куда как больше половины или даже трех четвертей. И продавцу товара частного то же видится…
— А Егор Францевич — это кто?
— Канкрин, он министром финансов был. Умнейший, замечу, господин, не чета этому болвану Преображенскому.
— Все равно выглядит как пустые рассуждения.
— Да пусть как угодно выглядит, у нас в Забайкалье это прекрасно работает. И в Сибири тоже работает, наши закупщики зерно там у мужиков на треть ниже обычной цены закупили. Мирно закупили, так что и республика довольна, и мужик.
— Однако у нас сейчас и трети нет. У нас мужик на рынок вообще ничего не поставит, ему самому жрать нечего!
— А вот это действительно печально. Значит, правительство, вместо того, чтобы делом заниматься, одними языками ворочает. Земли-то пустующей вон сколько!
— Так ведь засуха.
— Засуха на юге, а в иных местах погоды прекрасные стояли! Вот, взять, к примеру, Белостокский уезд: там на казенных полях урожаи собрали под сто двадцать пудов, с восьмидесяти тысяч десятин собрали чуть меньше девяти миллионов! А всего, с частными полями считая, за двенадцать миллионов будет. Это — в единственном уезде! А если так пяток губерний правительство обустроило, мучилась бы Россия голодом?
— Насколько я слышал, у вас там поля тракторами пахали…
— А вам кто мешает?
— Так нет тракторов. Да и пробовали мы, но мужики все трактора поломали, урожаи как бы не хуже, чем у единоличника, выходили…
— Это потому, что Ленин ваш мужика только на улице встречал, а поля на картинке видел — и присматривался долго, чтобы понять, где там на полях булки растут. Мы своим мужикам трактора в аренду сдаем, за долю в урожае. А трактористы у нас — рабочие, не крестьяне, за зарплату работают и машины обихаживают. Мы их особицей обучали — и обучили не зря. Мужика понимать надо и воли ему особой не давать. Не потому, что закабалить его хочется, а потому, что мужик еще глуп.
— Но у любом случае тракторов у нас просто нет.
— Так делайте! Заводы стоят, вообще ничего не выпускают — а у вас тракторов нет. Таким манером и не будет их, что же вы хотите?
— Да не годятся заводы эти…
— Заводы — годятся, рабочие — годятся. Всё годится, разве что станки какие, причем немногие, за границей купить нужно.
— Так не продают!!!
— Неправда. Это вы не покупаете, а денежки вагонами вывозите, якобы для мировой революции. А мы вот особо денежки на революцию не тратили, станки купили — и нынче один маленький завод в Петровском Заводе выделывает тракторов этих по три десятка в сутки.
— А нам их дадите? Ну, за деньги хотя бы…
— В апреле на Путиловском тоже начнут трактора выделывать, хотя пока и понемногу. Я бы еще три-четыре завода под производство такое задействовал, но даже в Петербурге их забрать такими трудами получилось! Да и многие другие заводы под это дело необходимо будет запустить…
— То есть вы знаете, как голод победить?
— Вы тоже знаете. Но снова скажу: пока у ЦК честных людей меньшинство, быстро победить его не выйдет. А про правительство я вообще не говорю: там болтун на болтуне сидит и болтуном погоняет.
— А если вас во главе правительства поставить, вы бы победили голод и разруху?
— Наверное да, но не сразу. Года два потребуется, быстрее навряд ли получится. Впрочем, разговор сей пустой, революцию, чтобы нынешнее правительство убрать, мы всяко творить не будем: не выдержит Россия еще одной революции.
— Революции, говорите? Ну да, не выдержит. А если пойти путем эволюции?
— Это как?
— По результатам Съезда принято решение о формировании комиссии Политбюро, целью которой будет подготовка предложений об объединении всех Советских республик, и я назначен председателем этой комиссии. У меня практически нет сомнений, что объединение такое произойдет еще в нынешнем году — а объединенной стране нужно будет и новое единое правительство. И вот что я по этому поводу сейчас думаю…
Лето двадцать второго года в плане урожаев в Черноземье оказалось даже хуже лета двадцать первого. Однако в плане голода оно стало гораздо менее разрушительным: за зиму из Канады, США и даже в большей части из Аргентины было доставлено почти двести миллионов бушелей зерна. А еще из Мексики привезли полмиллиона тонн черной фасоли (упорно именуемой в тех краях бобами). Закупками заведовал Николай Павлович, а деньги на это собрали товарищи Ленин и Троцкий. То есть они далеко не сразу сообразили, что деньги они собрали на продовольствие, но благодаря работе товарища Петрова, включенного в ЦК Помгола, почти два миллиарда рублей, конфискованных у церквей в виде драгоценностей и денег, были переданы практически полностью возглавляемой Андреевым Комисси по закупкам продовольствия. Вот только собственно на продовольствие эта Комиссия потратила всего лишь треть переданных ей средств, даже чуть меньше — а остальное Николай Павлович «вложил в предотвращение голода в будущем», за что подвергся ожесточенной критике со стороны Владимира Ильича. Ленин вообще предложил распустить Помгол и арестовать всех его членов — однако его мнение было всеми проигнорировано. По одной простой причине: в верхушке партии большинство (включая, кстати, и товарища Троцкого) пришли к выводу, что «старик окончательно спятил» и все его требования и предложения просто пропускали мимо ушей.
