Всеволод Бенигсен - Закон Шруделя (сборник)
Когда в футбольных трансляциях перерыв, я чувствую себя разобранным — дольше сплю, меньше пишу и больше рефлексирую.
Кроме того, благодаря футболу я познакомился с Антоном, Аленой и, наконец, с Галей. Но об этом ниже. Тем более что количество вступлений, кажется, превысило все допустимые пределы.
* * *Мы сидим на каменных ступеньках в тени какого-то раскидистого дерева, то ли платана, то ли шелковицы. Перед нами пустынная пыльная дорога, именуемая улицей Айвазовского. Мы притомились — все-таки второй час на ногах. Я курю. Марина в очередной раз кормит грудью десятимесячную Марту. Каждый раз, когда она выпрастывает из-под майки свою загорелую грудь, я стыдливо отвожу глаза. Но в данный момент мне уже все равно. В конце концов, лет пять назад я гладил и кусал губами эту же грудь. И, может, с не меньшим рвением, чем Марта. Чего ж теперь-то стесняться?
Мы отдыхаем после долгих и безуспешных поисков однокомнатной квартиры. У меня уже есть жилье. Ищем для Марины, которая сначала жила в Коктебеле с каким-то бородатым греком, но потом была вынуждена на пару недель уехать в Москву. Вернувшись, она поссорилась со своим греком. Теперь новые поиски комнаты.
К сожалению, завидев Марту, нам отказывают даже те хозяйки, у которых имеется пустующая однушка. Грудной младенец — серьезный минус. Никто не хочет связываться — а вдруг он будет орать по ночам, мешая спать остальным жильцам? При этом великовозрастный дебил из Ростова, орущий по ночам «Встречай, конвой, я снова в лагерях», считается приемлемым постояльцем. Логика курортного города.
Поиски осложняются еще и тем, что почти везде, где нам отказывают, Марина предпочитает не торговаться, а кротко говорить «спасибо» и уходить, хотя я вижу, что некоторые хозяйки явно поддаются уламыванию (при определенной денежной поддержке). На пятый раз я теряю терпение и говорю, что нельзя так быстро сдаваться. Марина отмахивается:
— Если судьбе так угодно, зачем ее насиловать?
Я возражаю, что, мол, хоть и являюсь горячим сторонником фатализма, но глубоко убежден, что фатализм подразумевает некоторую активность, и даже более того — в ней-то и заключается роль фатума. Нельзя сидеть под яблоней и умирать от голода в надежде, что яблоки сами упадут тебе в руки. Это не фатализм, а маразм.
Переварив мой страстный монолог и явно засомневавшись, Марина достает из сумки гадальные карты Таро. Видимо, чтобы доказать справедливость своей позиции, она наугад вытаскивает одну карту. На ней написано: «Вы должны проявить решимость, чтобы добиться результата. Только ваши усилия, направленные на достижение цели, помогут вам».
Я кидаю на Марину торжествующий взгляд — даже гребаные карты Таро на моей стороне. Марина хмыкает и говорит, что, пожалуй, я прав и теперь она будет торговаться.
Это то, что мне в ней нравится. Она легко признает свою неправоту. В отличие от нее, я упрямый спорщик. Правда, я не предполагал, что в дальнейшем она будет каждые пять минут доставать эти дурацкие карты и проверять по ним свои шансы найти квартиру. Это тоже съедает много времени.
И вот, наконец, мы сидим под деревом и отдыхаем перед последним решающим рывком. Время движется к трем. Солнце лупит беспощадно, и на небе ни облачка. В такой день хорошо лежать на пляже, а не таскаться по городу. Но Марина поссорилась со своим хахалем и намерена сменить комнату немедленно. Тем более что та находится в жуткой дали от моря, за так называемой «Золотой балкой», которую мы уже обозвали «Золотой ебалкой». Смена комнаты оказывается занятием непростым, особенно в разгар сезона. Миллионеров среди нас нет. Маленький ребенок усложняет задачу. Карты Таро крадут время. Солнце напекает голову. Какая-то бесконечная воронка.
— Мне просто надо понять, чего я хочу, — говорит Марина.
— Снять комнату, — мрачно напоминаю я.
— Я не про это. Я вообще.
Один вопрос тянет за собой второй, второй третий, и вот мы уже обсуждаем смыслы бытия.
У Марины в голове четко сформированная каша из дзен-буддизма, индуизма, фатализма и пофигизма. Я ей завидую. У меня даже каши нет. Пустая вылизанная тарелка.
— Я не чувствую дыхания жизни, — жалуюсь я. — Только сплошное старение. Раньше я думал, что познакомиться с симпатичной девушкой — уже счастье. А теперь я быстро проигрываю в голове все, что последует за этим знакомством: первый смех, первое прикосновение к ее лицу, замаскированное под желание убрать непослушную прядь волос, первый поцелуй в щеку, первый поцелуй в губы, ее грудь в моей ладони, моя ладонь между ее ног, поиск уединения, ее прерывистое дыхание в постели, лицо, искаженное страстью или желанием страсти, что, в общем, одно и то же, неудобный сон вдвоем на узкой кровати и, наконец, отношения и мучительный разрыв, потому что нормально уходить я никогда не умел. И прежде чем пригласить эту девушку или взять у нее телефон, я задаю себе самый страшный из всех вопросов. Вопрос, который разрушает то, что еще даже не построено.
— Какой? — спрашивает Марина.
— «А зачем?» Страшнее него нет ничего. Кроме другого вопроса. Он еще страшнее.
— Какого?
— «А зачем это было?»
Марина смеется. Я тоже смеюсь. Смеется даже десятимесячная Марта, хотя вряд ли она способна оценить мое остроумие. Ей просто нравится смеяться. Тем более у нее только что прорезались два зуба внизу. Можно похвастаться восхитительно белозубой (хотя и малозубой) улыбкой.
— Значит, ты уже с кем-то познакомился, — проницательно резюмирует мой монолог Марина, которая знает меня слишком хорошо, чтобы верить каждому моему слову. Тем более когда я начинаю вещать о воздержании и усталости в отношениях с женщинами.
— Да, — киваю я. — Она из Донецка. Работает официанткой в баре, где я смотрю футбол. Она здесь до конца сезона. Зовут Галей.
— Ну и как?
— Никак. Выяснилось, что она приехала сюда с молодым человеком, который работает поваром в том же ресторане, что и она. Собственно, он ее и устроил официанткой. Они живут в одной комнате, но спят в разных кроватях, поскольку у них ничего не было и вряд ли будет. Хотя он отчаянно лезет к ней в постель.
— Почему?
— Почему что? Почему «лезет»?
— Почему «вряд ли будет»?
— Потому что он — ее брат.
— Ты шутишь?
— Четвероюродный.
— А его самого их родство не смущает?
— Видимо, нет. Но, кстати, и ее не смущает. Просто она его не любит и ничего ему не обещала. Более того, она чувствует себя крайне некомфортно оттого, что спит в одной комнате с человеком, который ее страстно хочет. Она не ожидала, что он столь хитро поселит ее с собой.
— А ты тут при чем?
— Я ни при чем, но этот ее брат сходит с ума от ревности и уже пригрозил, что зарежет каждого, кто попытается к ней подкатить. Кстати, я пока и есть тот самый «каждый».
— А у вас уже что-то было?!
— Да нет… Точнее, в данный момент я нахожусь между первым вопросом и вторым. Первый вопрос «А зачем?» я уже успешно преодолел, ибо, несмотря на все мои рефлексии, всегда поразительно легко его преодолеваю. А вот перед вторым вопросом долго разминаюсь. Потому что понимаю, за ним ничего нет. Точка невозврата.
— Блять, — ругается Марина, которую раздражают мои философские сентенции. — Вы трахались или нет?
— Нет.
* * *Мы гуляем с Галей по ночной набережной. Мне приятно обнимать ее. Приятно целовать ее губы. Мы проходим мимо очередного пляжа, и Галя говорит, что это тот самый нудистский пляж, на который она ходит загорать. Я с удивлением гляжу на пустынный участок между морем и набережной.
Признаться, я никогда не видел, чтобы нудистский пляж не был ничем огорожен. То есть вообще ничем. Рядом те же ларьки, дорога вдоль побережья, бродящие туда-сюда туристы. Последние невольно смотрят на лежбище нудистов. Бесплатный стриптиз.
Иногда сюда забредает наглая молодежь с пивом — на «познакомиться». Сами они сидят в шортах, но при этом отчаянно пытаются закадрить девушку, которая вынуждена лежать перед ними абсолютно голая. На самом деле шансов у них ноль, ибо положение девушки в данной ситуации настолько дискомфортно и даже унизительно, что она не только не даст им свой номер телефона, но и имя-то вряд ли скажет. Впрочем, если они приходят только попялиться на сиськи-письки, то, может, им вполне хватает процесса знакомства. Есть еще какой-то извращенец, который гуляет по пляжу туда-сюда с зонтиком над головой. У него непрекращающаяся эрекция. Вечный стояк, так сказать. Невольно задаешься вопросом, как можно поддерживать член в таком состоянии круглые сутки, ну, или хотя бы несколько часов в день. Можно, конечно, обожраться виагры, но ведь это крайне вредно, да и просто неудобно.
Галя говорит, что больше всего не любит момент выхода из моря.
— Загорелое тело, мокрая грудь и торчащие от холода соски. На меня все пялятся. Я пытаюсь как можно быстрее добраться до своего полотенца и лечь.
