Александр Мазин - Кровь Севера
Феодал — это земля. Причем не здесь, в Париже, а, как правило, во внутренней Франции. В столице у таких тоже имеется недвижимость, но — скромная. Выпас какой-нибудь или дом каменный. Но что могут сделать их домам викинги? Мебель порубят, на пол нагадят… Всё ценное хозяева вывезут, включая чад и домочадцев. Благо, есть куда.
У простого народа загородных поместий нет, но они уже побежали. Хорошо, что Париж не в круговой осаде. Нет у Рагнара достаточного количества людей, чтобы обложить город.
Карл еще колебался. Единственный способ прекратить бесчинства викингов — дать бой, но королю ужасно не хотелось лезть в драку. Потому что он тоже знал, что проиграет, даже если победит. «Доброжелательные» родственники только и ждут, чтобы он ослабел.
Сидеть в Париже и ждать, пока норманы решатся на штурм? Но боевой дух защитников столицы падает прямо на глазах. Храброе рыцарство, уверенное в собственной избранности, как-то растерялось, обнаружив, что повесить за шею шевалье технически ничуть не труднее, чем простолюдина.
Королевские советники шумели, ругались, но к консенсусу так и не пришли. Карл решил отложить решение до понедельника. А сегодня — суббота.
До заката город покинуло около тысячи человек. Всех сословий. На закате стража закрыла ворота. Но дорога вверх по реке по-прежнему была открыта. Сену сторожили только со стороны возможного нападения викингов.
От дежурства при короле меня освободили, поэтому у меня появилась возможность покататься по городу. Подняться на стену и поглядеть на повешенных рыцарей. И на лагерь норманов, со стороны которого наблюдалось относительное затишье. Многочисленные отряды викингов, шарившиеся по округе, как-то поредели. А группки храбрецов, болтавшихся поблизости от стен (относительной близости, конечно) и провоцировавших парижан, и вовсе исчезли.
Зато с противоположной стороны города жизнь так и кипела. Парижане давали деру.
По уму мне следовало немедленно присоединиться к беглецам. Не факт, что Арман не успел ни с кем поделиться своими подозрениями. Например, я понятия не имею, что он говорил своей любовнице. Да мало ли кому он успел пожаловаться на нетипичное поведение «брата де Мота»! Нет, срочно валить — самое разумное решение. Но мне жутко хотелось узнать, какой вариант поведения выберет король. Посему я рискнул и остался. Буду дождаться королевского решения. Это еще день, ну от силы — два. Что ж, понаслаждаюсь напоследок культурным отдыхом.
Покидая в очередной (не исключено, что последний) раз любвеобильную Филиси, я чувствовал легкую грусть. Покидать Париж было очень жалко.
Не то, чтобы я ради комфорта был готов предать своих родичей и друзей… Но согласитесь: спать на чистом белье, в светлой комнате, есть вкусную еду куда приятней, чем спать на шкурах в темном, провонявшем дымом и потом длинном доме и деревянной ложкой лопать из общего котла кое-как сваренную похлебку. Ну может насчет деревянной ложки я малость загнул (в моей добыче даже золотая имелась), а насчет чистого белья чуток преувеличил, но в целом уровень комфорта среднестатистического шевалье существенно превосходил аналогичный уровень успешного викинга. На севере разница между жизненным уровнем сословий (если не считать трэлей), носит не столько качественный, сколько количественный характер. А тут разница — как между раем и адом. Вот если бы еще не война…
А еще здесь были книги! Пусть рукописные, пусть — на малопонятном языке (в основном — на латыни), однако я был готов читать даже на греческом. Соскучился по этому делу.
«А что, — подумал я. — Кто мне мешает, когда всё закончится, вернуться и наняться на службу к кому-нибудь из просвещенных христианских государей?» Карл, правда, отпадает, но есть ведь его братья. И Англия — по другую сторону пролива. Отец Бернар меня окрестит и засвидетельствует мое «просветление». Денег — море, на обзаведение имуществом хватит. Возьмут меня кем-нибудь типа королевского рыцаря? Да почти наверняка. И будем мы с Гудрун жить не в «длинном доме» с сорняками на крыше, а в настоящем замке. Еще и друзей к себе переманю, заделаюсь бароном или даже графом, буду поощрять искусства и науки. Особенно металлургию…
Обедать домой я не поехал. Решил изучить настроения народа, для чего отправился в популярное место — лучший кабак у Гревской пристани[13], самой большой в городе. Здесь пованивало: река, пристань, отбросы… Зато — самые свежие новости и неплохая кухня. Я не стал брать «кабинет», расположился в общем зале. Все разговоры вертелись вокруг викингов и возможной сдачи города. Цены на погрузку возросли втрое. Зато упали цены на продовольствие.
* * *Разбудил меня звон колоколов. Разбудил, но не поднял. Вчера я порядочно нажрался с коллегами по профессии. Беллаторе, которых осталось всего шестеро (причем один — фальшивый) поминали Армана. Эх, Арман, Арман! Ну почему ты оказался такой догадливый!
В общем, не настолько я религиозен, чтобы вскакивать с похмелюги ни свет, ни заря. Так что я попил морсику, воспользовался «ночной посудой» и залег еще часика на два. Аккурат хватило, чтобы организм переработал остатки алкогольного метаболизма.
Проснулся от запаха жарёнки. Вихорёк готовил завтрак.
— А почему — ты? — спросил я, спускаясь по лесенке и одновременно сладко потягиваясь.
— Так в церковь все ушли, — сообщил мой юный оруженосец. — Сегодня же воскресенье. И праздник!
Какой именно праздник, я уточнять не стал. У них тут что ни день, то церковный праздник. Очередное религиозное шоу. Им бы телевизор с кабельным подключением, враз бы набожность понизилась.
Я сцапал со сковородки обжаренную колбаску, завернул в холодную лепеху и поискал, чем бы запить.
Сообразительный Вихорек нацедил мне чашку винишка.
День начинался неплохо…
А вот продолжился — не очень.
Входная дверь распахнулась. Да так энергично, что сразу стало ясно: пришел кто-то сердитый.
Так и вышло.
Пришел. Вернее — пришли. И все — при оружии. И все — по мою душу.
Арест осуществил уже знакомый мне виконт да ла Брис, кузен моей Филиси.
А буде у меня возникнут возражения, виконта сопровождали еще два десятка шевалье в полном боевом.
А я, понимаешь, в рубашечке тоненькой и легких полотняных штанишках. И до ближайшего орудия убийства (если не считать тех, что крутые пацаны принесли с собой), метров десять.
Я даже не рыпнулся. Терпеть не могу арбалеты. Особенно если они нацелены мне в живот.
В общем, упаковали меня в «наручники» весом в полпуда, сунули в карету с решетками на окнах и повезли во дворец. И Вихорька прихватили. Вот это было особенно обидно, потому что моя миссия — это мой риск. И будет чертовски обидно, если паренек пропадет ни за грош.
А если я не сумею отбрехаться, то пропадет он безусловно. Вместе со мной. Тут скидки на несовершеннолетний возраст не делают.
Впрочем, я крепился. Сначала надо выяснить, в чем меня обвиняют, а уж потом сливать воду.
Прибыли. Во дворец. Я ожидал, что меня поведут наверх, к Карлу, но сопровождающие потащили нас вниз, через дворцовую капеллу в какой-то подвал. Плохой признак. Внизу обычно находились темницы, пыточные и прочие неприятные места.
Вихорек заплакал. Подбодрить его я не рискнул. У меня же обет молчания. Не стоит нарушать легенду, пока не ясно, за что меня повязали. Хотя можно догадаться… Значит, нашел-таки свидетелей начальник парижской «полиции».
Нет, это была не пыточная. Оборудование не то. Ни дыбы, ни «инструментария». Но кольца в стене имелись. К ним-то меня и приковали. Хитро так — чтобы только носками пола касаться. Хочешь стоять — стой. Не хочешь — виси. Рядом, по той же схеме, закрепили Вихорька.
Вот сволочи!
Приковали и ушли. Ни слова не сказали. Только виконт мне на сапоги сплюнул. Ну хоть спасибо, что бить не стали. Вкусное, так сказать, на третье.
Нет, ну это же не по понятиям. Даже обвинения не предъявили. Или я должен сам знать, в чем меня обвиняют?
Мы провисели на стене этак с полчаса. В темноте, потому что оставить нам факел никто не озаботился. Может и к лучшему, потому что с вентиляцией тут и без дыма — не очень.
Потом тяжелые двери узилища вновь открылись и…
Признаться, я несколько охренел. Потому что навестить меня явился сам парижский епископ. С младшими коллегами. Конечно, с ними прибыла и силовая поддержка, возглавляемая всё тем же де ла Брисом, но они — на вторых ролях. Священнослужители тут же развили бурную деятельность: зажгли свечи, расставили всякие церковные предметы, главным из которых был богато украшенный сундучок размером с автомобильный аккумулятор. Красивый такой сундучок. Богатый. Мои братья по хирду за такой предмет кучу народа перерезали бы.
