Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть 1 (СИ) - Хренов Алексей

Ноги чувствовались странно спутанными где-то внизу, вихляющимися и совершенно неустойчиво опирающимися на пол, а задницу неприятно холодило от слабых порывов сквозняка.

— Сейчас папочка расшевелит тебе глазик! Ну-ка, расслабь булочки, зайчик! — прохрипел над ухом грубый мужской голос.

Лёха с ужасом почувствовал, как что-то мягкое настойчиво пихается ему в задницу…

Сжав булки изо всех сил и дёрнувшись, Лёха извернулся на столе и оттолкнул то, что угрожало его заднице. С трудом обернувшись из неудобного положения, он с ужасом увидел приближающегося толстого плешивого мужика в расстёгнутом пиджаке, со спущенными штанами и выпирающим животом. На лице мужика застыло совершенно ошарашенное выражение, и он продолжал сжимать в руке свой член…

— Бл@! Пидор! Меня сейчас трахнут в ж@пу! — взорвалась в его голове ужасная мысль.

Извернувшись совершенно немыслимым образом и собрав всю свою странно слабую силу, Лёха лягнул мужика спутанными ногами куда-то в промежность. Сзади раздался истошный крик, полный боли и разочарования.

Лёха вскочил со стола, рванулся к двери в противоположной стене комнаты и совершенно запутался в ногах. Его ноги не собирались его поддерживать, оказались удивительно тонкими и почему-то одетыми в чёрные колготки с сеточкой и симпатичные туфли-лодочки на приличных каблуках.

Машинально глянув на отрывной настенный календарь, он увидел: 23 марта 1936 года…

— Что, я в раю? Но откуда в раю пидарасы???

Подняв взгляд и ошарашенно уставившись в большое зеркало на противоположной стене, Лёха замер.

В нём отражалась весьма симпатичная брюнетка лет тридцати с правильными чертами лица и короткой стрижкой каре, красивыми сиськами не менее третьего размера, вывалившимися из старомодного лифчика, и тёмным треугольником волос между ногами, в чёрных чулках, пристёгнутых к такому же чёрному поясу.

— Трындец! Приплыли… — прошептал Лёха, абсолютно теряя чувство реальности.

— Критическая остановка ноль-пространства, аварийное прерывание, — снова взвыл в голове механический женский голос.

Зеркало с улыбающейся ему симпатичной брюнеткой, массивный дубовый стол и валяющийся на полу скулящий голый мужик, зажимающий разбитую промежность, стали быстро отдаляться и исчезать в темноте.

— Занавес, — подумал Лёха.

— Две сотых! Идиоты! Это две сотых гендерной совместимости! Это критический разрыв пространства! Кто вас только учил, придурков! — взревел в мозгу грубый мужской голос. — Это абсолютная несовместимость! Есть что-то ещё в радиусе? Быстро, мы сейчас зажжём сверхновую!

— Валентин! Я не идиотка, и вы не имеете… — завизжал в ответ женский голос.

— Тихо! Есть кто-то ещё в пределе радиуса?

— Да, ещё один био-разум на границе радиуса, но он гораздо хуже! Ноль семьдесят пять по омега—хрр—брр—резистентной совместимости! Хрр—бррр… Я же говорила! Отравление организма продуктами органического горения, хрр — сильнейшая интоксикация этилосодержащими препаратами! Абсолютная гендерная ограниченность! И в добавок он сильно истощён! При стирании изначального сознания возможно полное разрушение нейронных связей! Функция головного мозга может быть нарушена при стирании личности!

— Хрен с ним, зато не пидор! — пророкотал мужской голос. — Отключай стирание памяти, весь свободный ресурс на восстановление биооболочки и на стимуляцию психо-нейронной деятельности! Весь, я сказал! Быстрее! — зашёлся в крике мужской голос.

Взжжиик — раздался противный звук, и в голове взорвалась яркая вспышка.

Потом Лёха увидел туннель. Он крутился яркими полосами и спиралями, засасывал и звал в такой прекрасный и уютный мир, и Лёхе так хотелось перестать сопротивляться и уйти туда. И только где-то на границе сознания долбил мерзкий мужской голос:

— Давай! Старайся, борись! Ты сможешь! Давай!

И Лёха как-то медленно и неловко раскорячился поперёк потока, потом почему-то развернулся к туннелю задом и слабо погрёб, преодолевая вязкий кисель, прочь.

— Хрр—брр! Эй, пацан! Слышишь ты, потомок хренов! — в голове раздался далёкий и искажённый голос того же мужика. — Всё пошло по хррр—бррр… эта тупая пи… фьюють загнала нас в полную жо… брр—фрр эта ду… хррр—бррр всё прое… хррр—бррр ресурс спалила, надо не допустить… хррр—брр мочить фашистов… фьюють—бряк… вариант истории… хрр… фотонный гипер-фазовый переход… хррр… фьюють каждые десять тысяч лет строят гипер-мезонный коллайдер… хррр… фьюють. Иначе всем полный пи… брр… наш космос! Давай! У тебя получится, пацан! — необычно чётко прозвучал конец послания, и голос умолк, растворившись вдали.

— Какой я тебе пацан, — успел подумать Лёха, и его сознание померкло в очередной раз.

Сознание вернулось рывком, но слабо и, как оказалось, ненадолго.

Первое и единственное, что Лёха успел увидеть, приоткрыв глаза, была густая трава. Она медленно приближалась навстречу, словно скользила прямо к его лицу, как будто он смотрел фильм в замедленной съёмке. Ветер слегка колыхал травинки, они плавно наклонялись и расправлялись, как будто танцевали в такт какому-то невидимому ритму.

— Да уж, чего только не приснится. Надо пить бросить, — лениво пронеслось в голове у Лёхи. Он ещё не до конца понял, что происходит, и реальность всё ещё оставалась чем-то неуловимым, как кусок ваты в руках. Ему казалось, что вот-вот придёт осознание, что это сон, и всё растворится. Но нет. Картинка становилась всё чётче. Травинки перед глазами неожиданно выросли, превратившись в огромные лезвия, каждое из которых вдруг заполнило всё его поле зрения. Они тянулись к нему всё ближе и ближе. Казалось, что их можно даже потрогать.

А потом — был шмяк. Глухой удар, резкий, не оставляющий сомнений. Ощущение, будто мир мгновенно выключился. Кто-то щёлкнул выключателем, и экран жизни снова потух. Секунда — и больше ничего. Никаких звуков, никакой травы, никакого ветра. Только пустота и тишина, разлившиеся в голове, как густой туман.

— Чёрт, снова, — успел подумать Лёха перед тем, как его сознание окончательно провалилось в темноту.

23 марта 1936 года. Военный аэродром где то на юге СССР,

— Лёха! Ишак ты недоделанный! Открой глаза! Ты как? — голос был резкий, словно кто—то только что облил его ледяной водой. Лёха почувствовал, как его голова дёргается из стороны в сторону под градом увесистых пощёчин.

Медленно, с трудом разлепив веки, он увидел лицо с густыми, разлапистыми усами, которое склонилось над ним. В глазах ещё плыло, но усы были настолько характерными, что Лёха понял, что откуда то знает этого человека. Иван Петрович — выплыло из глубин сознания, старший механик из технической службы. Лицо дыхнуло на него жуткой смесью перегара, махорки и не чищенных зубов.

— Фууу… Да, жив я, жив, — прохрипел он, пытаясь выдавить слова из пересохшего горла.

Голова гудела, как будто внутри вместо мозга теперь была пустота. Всё вокруг было мутным, как в тумане.

Лёха огляделся. Он лежал на траве посреди большого поля. Вокруг него суетилось несколько человек в заляпанных комбинезонах, размахивая руками и обсуждая что—то ожесточённо.

— Тьфу ты! — воскликнул явно недовольный —лежишь тут, как герой на параде! Чуть башку себе не раскроил!

— Что случилось—то? — спросил Лёха, пытаясь собрать мысли в кучу.

— Хренов как всегда отличился — фыркнул один из технарей, — Полдня нам байки заливал.

— Ага, как в цирке! — подхватил другой, смеясь. — Тебя здоровенной балкой приложило! И взлетел ты, как птица, только вот летать не научился ещё!

Как уже сильно после выяснил Лёха, в этот день тех служба авиационной морской эскадрильи подняла на козла биплан и подкатила некое подобие крана из двух балок по форме напоминающие заглавную букву А и длинного бревна в качестве стрелы для снятия двигателя. Лёха полдня вертелся у технарей под ногами, умничал и давал дурацкие советы. В какой то момент от идиотских слов предыдущий владелец тела Лёхи, перешел к идиотским делам. Он залез на самый верх стремянки и зачем то дернул за стопор стрелы…