Белла чао (1943) (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит
Еще в зале секретариат, чьи столы поставили прямо под сценой, и некоторое количество заинтересованных лиц «на галерке». Меня из делегатов вычеркнули и я, кажется, догадываюсь, чья рука. Формально все верно — Влад Сабуров не гражданин Югославии, и дело вовсе не в том, что не коммунист. Вон, поп Зечевич вполне делегат, хотя ходит с крестом на шубаре, как четники. Поручник Дериконя тоже внезапно делегат — после нашего разговора под Сараево он все больше склонялся к партизанам и, наконец, с частью своей бригады перешел в НОАЮ. Ну и еще таких несколько, вроде мусульманского лидера и бывшего сенатора Королевства Югославия Нурии Поздераца, или доктора права Ивана Рибара (ага, отца Иво), в прошлом председателя югославского Учредительного собрания, но большинство за коммунистами.
Так что меня допустили в странном качестве «наблюдателя», среди которых и Милован, и Лека, а вот Иво полноценный делегат. Ну я и пользовался тем, что голосовать не обязан — давил массу, тем более, что все еще считался пациентом, к тому же организм дополнительный сон только приветствовал. А уж как тянет задремать под монотонное журчание речей, знает каждый, кому довелось торчать на заседаниях. Я-то еще со времен работы в федерации наловчился: локти на стол, пальцы сцепить, на них голову. Получается эдакий устойчивый треножник, в основание кладешь листы с записями и ручку. А сторонний наблюдатель видит человека, сосредоточенно читающего документы. Главное, слишком глубоко не расслабиться и слюни не пустить. Ну и сквозь сон бдеть вполуха, но на Антифашистском вече народного освобождения этого и не нужно, аплодисментами разбудят.
На перекур все вывалили на улицу продышаться и разбились на кучки по интересам. Вон Коча с командантом Главного штаба Черногории Милутиновичем, судя по загребающим жестам рук, планируют обходы и охваты. Вон учитель Церович спорит с редактором Бакаричем. Вон Влада Зечевич, неуловимо похожий в этот момент на Охлобыстина, оживленно беседует со смеющимся Тито…
Вот сразу видно, есть у мужчины за спиной женщина или нет — холостяки, как бы не старались, не выглядят настолько ухоженными. Конечно, есть исключения, но в среднем именно так. А в секретариате Верховного штаба (то есть у Тито) сплошь женщины — Олга Хумо, Зденка Паунович, Бранка Савич и вот теперь господжица Проданович.
Милица, значит. Ну и хорошо, ну и ладно, так даже лучше, иначе я бы не утерпел и полез в очередное окно, и это рано или поздно стало бы известно. И все, конец надеждам на отношения с Альбиной.
Съезд закончился выборами Исполнительного комитета и объявлением приказа о присвоении званий Народного героя. Меня, слава богу, в списке не оказалось — все награждения посмертные.
Зато я выхватил совсем неожиданную награду, когда буквально на следующий день в Петроваце объявился полковник Билл Хадсон, глава британской военной миссии, что стало большим сюрпризом для многих в Верховном штабе. Так-то драгоценные союзнички предпочитали сидеть у Дражи и делать вид, что партизаны «фу-фу-фу», даже Теренс Аттертон смылся из Фочи в сторону Михайловича, и вдруг такое здрасьте.
Ну Лека меня и дернул, поприсутствовать в качестве переводчика. Сам Хадсон сербским владел отлично, но с ним пришли также радист и канадский капитан, и потому Лека разумно полагал, что невредно иметь на встрече человека, понимающего английский. Я пытался донести, что у меня сейчас уровень вряд ли лучше, чем «лет ми спик фром май харт», но безуспешно.
Канадец оказался ребенком эмигрантов из Боснии и потому с ним никакого перевода тоже не потребовалось. А радист только улыбался — технический специалист, его дело на ключе работать, а не разговоры разговаривать. Сам же Хадсон легко мог бы заменить Шона Коннери в любом фильме об агенте 007 — высокий, хорошо сложенный, с правильным лицом. И запросто может оказаться, что он знаком с другим английским разведчиком, автором того самого Бонда.
Хадсон начал с того, что поведал причины своего перехода в Петровац — печальную судьбу капитана Атертона. Тито считал Теренса шпионом четников, что неудивительно — капитан догадался притащить с собой в Фочу не только блудного генерала Новаковича, но и двух бывших лейтенантов ВВС Королевства Югославия в качестве сотрудников миссии. Теренс, в свою очередь, побаивался коммунистов. Вот это взаимное недоверие и привело к тому, что Атертон решил удрать.
А тут его начальник сам пришел в лапы партизанам.
— Теренс добрался через Санджак до Черногории, — спокойно рассказывал Хадсон, — где его встретили четники Спасое Дакича, и после этого довольно скоро помер.
— Простите? — Милован и Лека не ожидали такого поворота.
— Никаких известий от него больше не поступало. Генерал Михайлович сразу же объявил, что Атертона убили партизаны.
Милован и Лека растерянно переглянулись.
— А что этот, как его, Дакич?
— А Дакич через некоторое время явился в штаб Михайловича в ботинках Атертона и с его биноклем.
Двое членов Верховного штаба выдохнули.
— Я принял решение переместить миссию к вам.
— А как на это посмотрят ваши начальники в Лондоне и Каире?
Хадсон поправил пояс, покопался в кармане своих сербских шаровар, вытащил сигареты и зажигалку, предложил присутствующим и закурил сам.
— У меня сложилось впечатление, что генерал Михайлович недоговаривает и что он в курсе произошедшего с Теренсом. Я сообщил о своих подозрениях по команде, получил указание действовать по обстановке, и вот я здесь.
Вот этот самый Билл Хадсон и выкатил мне нежданную награду. Попросил всех встать и задвинул:
— Указом Его Величества Георга VI, за храбрость на поле боя Влад Мараш награждается Военной медалью.
Я ожидал, что за Белград и Гойло ко мне приколют висюльку с профилем означенного Георга, но нет, ее доставят при случае.
— Награжденные Военной медалью, — более пафосно, чем нужно, сообщил Хадсон, — имеют право добавлять после имени «ММ».
Вот счастье-то, нет бы деньгами.
Но с деньгами дело пришлось иметь позже.
А пока мы условно обмыли условную награду — даже в стакан положить нечего. Британцы, которых поселили у нас под боком, тоже поучаствовали, подивились странному обычаю, но ракию внутрь принимали без отвращения.
— Слушай, — пнул я Леку после всех этих хлопот, — а нахрен вы англичан к нам подсунули?
— Для пригляду, ты ведь язык знаешь.
— Так я же в больнице кантуюсь, а ребята, боюсь, в английском ни бум-бум.
— Ну выйдешь же.
— А если Тито и Хадсона заподозрит, как Аттертона? Кому потом отдуваться, мне?
— Понимаешь, Атертон нам как снег на голову свалился…
— Ага, здрасьте, я Саша с Уралмаша… Не-не, присказка русская, продолжай.
— А с Хадсоном Тито уже общался, и не раз, еще в Ужице. И Милован, кстати, тоже, он его прямо в Черногории после высадки встретил.
— Ну хоть так.
— Ты, кстати, готовься, — напряг меня Лека, — тебе с Хадсоном предстоит маршрут к Херцег-Нови. Он лично просил Тито выделить тебя в сопровождение.
Нет, не потому, что мои ребята и я сам круты, как хотелось бы думать. По ходу дела выяснилось, что английская миссия ждет пополнения и важный груз, который после событий с Аттертоном не желают доверять действующим в тамошних краях четникам.
— Ну сбросили бы сюда, на парашютах, территория позволяет, — удивился я такому подходу.
— Англичане утверждают, что в грузе хрупкие радиодетали, и сбрасывать их нельзя.
— Рассовать по карманам парашютистам?
— Верно мыслишь, — скептически улыбнулся Лека. — Я вот тоже считаю, что темнят. Скорее всего, там должны доставить золото или что-нибудь в этом же духе. Аттертон расплачивался со своими людьми соверенами, это мы знаем точно. И вряд ли Дакич покусился на ботинки и бинокль, а вот на золото запросто.
— Тем более, если его много.
— Тем более, — согласился Ранкович. — Иначе Хадсон бы не пошел сам, а послал только канадца.
И тогда все сразу стало на место — и что Аттертон постоянно поправлял пояс, куда наверняка зашил монеты, и что то же самое делает Хадсон, и что груз, который мы должны встретить, можно передать только из рук в руки.
