Под знаком Альбатроса - Алексей Иванович Гришин
— Пошли, я теперь человек вольный.
Шли, продираясь сквозь веселые толпы победителей, орущих разудалые кельтские песни. Мимо стаек разбитных красоток, наперебой предлагающих свои услуги богатым и, безусловно, отважным мужчинам. Мимо настежь распахнутых дверей таверн, заполненных в этот счастливый день до отказа.
Пока не подошли к воротам в порт. Всегда охраняемым, но сейчас распахнутым для всех желающих. Заходи кто хочешь и бери что хочешь. Сегодня охранять чьи-то товары дураков не нашлось.
Пусто было в порту. Даже воры и грабители предпочли остаться дома, чтобы не попасться под горячую руку разгулявшихся героев.
Вот и причалы, у которых обычно стояли пришвартованные под разгрузку или погрузку суда. Пустые причалы. Ни людей, ни кораблей. Непривычно пусто, страшно.
И ни одного судна на рейде. Такого в Даблине не было никогда. Все корабли, как один, снялись с якорей и ушли за горизонт. Братья запросто прошли в форт — пусто. Но чисто и аккуратно, словно гарнизон уходил спокойно, собрав пожитки, оружие и бумаги, которых, как и на кораблях, полно в любой воинской части. Только в кабинете коменданта нашлась подзорная труба, закатившаяся под монументальный шкаф. Трофей, однако! Но больше ничего ценного. Кроме целых и невредимых, до золотого блеска надраенных пушек. Тяжелых и безумно дорогих. Пожалели? Значит, уверены, что оставили не навсегда.
Линч повернулся к брату.
— Что же, теперь у нас остался один путь. Или поражение, или эта, как ты сказал? Сияющая вершина победы? Придется постараться.
Глава 17
Если бы когда-нибудь в будущем Эймона Линча спросили о самом насыщенном на события периоде жизни, он уверенно ответил бы: «Три месяца после захвата Доблина». Впрочем, таким же был бы и ответ на вопрос о самом бестолковом периоде жизни. Лорд Фогартахх, по собственному желанию возглавивший бунт (у Линча даже в мыслях не получалось назвать происходящее восстанием), оказался натурой на редкость деятельной. Буквально за пару недель он умудрился взять лихую кельтскую вольницу под жесткий контроль. Организовал полки, роты и взводы, расставил командиров — в основном приехавших с ним дворян. Лишь некоторые не самые важные должности все еще занимали те, кого выбросила наверх кипящая масса горожан, решившихся в тот холодный мартовский день взять в руки оружие. В том числе и Пэдди, получивший от широкой господской души в командование целое капральство, которое истово муштровал с утра до вечера с перерывами на сон и перекус.
Практически сразу вообще безо всякого сопротивления к восставшим присоединились ближайшие города, где нашлось немало желающих поквитаться с островитянами за унижения и разорение.
Да и кому там было сопротивляться? Бургомистрам и их жалкой охране? Так те были сильны лишь когда за их спинами стояли гарнизоны Дублина и Дрогеды. Но тех батальонов не стало, и добрые кельты прозрачно намекнули на свое неудовольствие, развесив представителей оккупантов по ближайшим деревьям.
Таким образом, уже к концу марта под командованием Фогартахха имелись две тысячи бойцов, сведенных в два полка, из которых лишь пятую часть составляли бывшие солдаты, перешедшие на сторону своих земляков.
Изменники? Ну да, твердо знающие, что в случае поражения их ждет неминуемая смерть. А потому полагающиеся не только на личное мужество, но и на своих новых товарищей, ничего не умеющих, но горящих желанием изучить военное дело по-кельтски уверенно и по-крестьянски досконально.
Все окрестные поля были отданы в распоряжение капральств, взводов, рот и батальонов. Грохот мушкетов, благо на дублинских складах удалось захватить огромный боезапас, крики сержантов и капралов, мерный топот боевых колонн. Постоянно, каждый день с восхода до заката. И в результате уже через месяц толпа бунтовщиков превратилась в почти организованную армию.
Этот месяц Линч провел у пушек. Да, командиром артиллеристов был назначен некий МакКаммаскейг, родственник Фогартахха. С пушками знакомый понаслышке, но хваткий и хозяйственный. Так что подчиненные его всегда были сыты и одеты, а пушки и все полагающееся к ним имущество перевозили могучие кони, способные небыстро, но уверенно переть свой тяжкий груз по любой грязи.
В ведении Линча оказалась первая батарея, неофициально закрепленная за первым же полком. Две двенадцатифунтовые, четыре шестифунтовых и пять трехфунтовых пушек — при должном умении грозная сила на поле боя. Что артиллеристы и продемонстрировали с блеском в первом же сражении.
Через месяц муштры лорд Фогартахх решил, что пора браться за дело. И двинул свои войска на портовый город Дандолк, раскинувшийся в сорока километрах от Дрогеды.
Линч рассчитывал на неспешную и комфортную осаду, в каких сам никогда не участвовал, но не раз слышал. От подвыпивших моряков в портовых кабаках. Из тех рассказов следовало, что лучше прочих в осаде живут именно артиллеристы, никуда не бегающие, не подставляющие животы под вражеские пули. Логика подсказывала, что если стреляешь ты, то и противник будет стрелять по тебе, но кого интересует та логика, когда перед боем бал правит надежда.
Тем более, что по слухам никаких крепостных стен в Дандолке не имелось, а стало быть, и неповоротливым пушкам нечего делать на его узких улочках.
Рассчитывал…
Но, как выяснилось, у командира островитян были иные планы. Он повел свои войска вперед. Встреча произошла в чистом поле в десятке миль от Дандолка и оказалась неожиданной для обеих сторон.
Первыми схлестнулись конные эскадроны авангардов. В жесткой скоротечной сече островитяне наглядно продемонстрировали кельтам преимущество профессиональных наемников, частью покрошив в фарш, частью обратив в бегство храбрых, но необученных вчерашних крестьян. Под молодецкий свист и веселые крики победители рванули дальше, но, увидев успевших перестроиться в боевой порядок пехотинцев, предпочли не искушать судьбу и повернули назад.
Войска стали готовиться к битве. Два дня на том же поле, где проходила дорога, на виду друг у друга противники строили редуты, рыли траншеи, а на ночь располагались в палатках или просто у костров под открытым небом. Впрочем, в палатках в основном ночевали островитяне, что добавляло им комфорта, а кельтам — боевой злости и желания победить, чтобы захватить и палатки, и богатый обоз противника.
Изначально артиллеристов Линча расположили на левом фланге, на берегу неширокой, ярдов в пять, реки. С небольшого холма отлично простреливалось поле, где должна была развернуться предстоящая баталия. Эту позицию артиллеристам определил сам МакКаммаскейг. Приехал на красивом вороном коне, ткнул пальцем и ускакал. Спасибо, хоть роту солдат заставил рыть бруствер.
М-да, хорошая позиция, можно сказать отличная. Высоко, все видно. Одна беда — до реки далеко, а вода необходима. Не мыться-купаться, а пушки остужать. Стволы в бою раскаляются, на них остаются частички тлеющего
