Когда-то был Апрель - Максим Волжский
— Не дури, барин. Болтаешь почём зря. Столицу оставили, церкви бросили. Из монастырей древних сбежали… прости нас, господи, — перекрестился бородатый казак.
Молодые казачки перекрестились следом. Апрель тоже осенил себя крестным знамением.
— Барин, мы Москву оставили. Сожжёт ведь её нехристь. Как такое возможно? Ответь нам, Ваше Благородие, как возможно столицу бросить? Неужто конец нам пришёл?
Апрель отлично помнил, чем закончится та война. Русские полководцы поступили правильно. Но найти слова, чтобы объяснить казакам, зачем оставили Москву, Апрель не мог, в силу понятных причин.
— Вот мы давеча были в монастыре. Как можно бросить монастырских? А сколько там добра? Ведь всё пожгут и растащат негодники, — не унимался, подсчитывая моральные и финансовые потери бородатый казак.
— Теперь точно пограбят, — бормотал Фёдор, бросив взгляд на телеги.
— Это ваш обоз? — спросил Апрель, быстро осмотрев вереницу из десятка телег.
— Был наш, да весь вышел, — сплюнул бородатый. — Монахи собрали вещички, а нас атаман приставил к обозу, и должны были мы идти на восток, но далеко не ушли. Гусары нагнали да порубали всех. Вот только втроём и остались. Откуда взялся ты барин — нам неведомо. С французами, что ли, пришёл? И вообще, лицо твоё будто знакомо. Где-то я видел тебя. Совсем недавно видел. В каком полку вы служили?
— Правду говоришь, дядька. Знакомое лицо, — согласился Степан.
Сделав кислую мину, словно очень обидно слышать такие позорные слова, такие нелепые обвинения — Апрель возмутился:
— Что за разговорчики? Сам себе, что ли, я по башке треснул? Заняться вам нечем больше? Думайте лучше, как выбираться будем.
— Вот ты, барин, говоришь-говоришь, а я смотрю и понимаю, что видел тебя. Мы, конечно, не знакомы, но физиономию твою знаю, — гнул своё бородатый казак.
— Ну, видел так видел, — отмахнулся Апрель.
— Вспомнил где! — негромко вскрикнул безусый Степан. — На картине монастырской он нарисован. Давай принесу, дядя Петро! Я быстро!
— Сядь, дурень! Убьют! — схватил за штанину разгорячившегося казачка бородатый.
— Дядька, это он на картине, где ангелы против демонов! — суетился Степан. — Я ещё в монастыре её оглядел. Там точно барин…
— Сидеть, говорю! — зарычал дядя Петро.
— Какая ещё картина? — поинтересовался Апрель.
— Я сейчас покажу тебе… картину-малину, — косился на свой бывший обоз бородатый.
Он встал на четвереньки, подмигнул парням и рысью устремился к телегам. Двигался казак стремительно, точно помня, где находится картина. Словно рыночный вор он стащил полотно, завёрнутое в плотную ткань. Держа картину на вытянутых руках, Пётр вприсядку, будто в казачьем танце, быстро вернулся к товарищам.
«Какой же ловкий, чертяка», — подумал Апрель, глядя, как шустро передвигается уже далеко не юный мужчина.
Довольный собой Пётр ловил восторженные взгляды казачков.
— Смотри, барин — это ты, — сообщил он.
Картина была небольшой, немаленькой. Вместе с деревянной рамкой, где-то семьдесят сантиметром в длину, восемьдесят в ширину. Откинув ткань, Апрель положил холст на землю, чтобы каждый мог рассмотреть рисунок. Неплохо разбираясь в живописи, специалист по антиквариату сразу оценил возраст, стилистику и качество произведения.
По всему видно, что картина написана церковным мастером. И действительно, один персонаж был точной копией русского офицера. Он изображён прямо посередине и являлся главным действующим лицом.
У Апреля по спине бегали мурашки величиной с церковную мышь, причём мокрую с липкими лапками. Дело в том, что прикованный цепями к столбу человек, похожий на Апреля, принимал лютую смерть средневековья. Под несчастным пылал огромный костёр, охвативший практически всё тело нарисованного героя — и языки огня не дотягивались только до головы. Поджигали его демоны — их было трое: хмурый мужчина с могучими плечами и два высоких блондина. А почему они демоны? Потому что от этих трёх персонажей исходил тонкими струйками тёмный дымок, сзади росли чёрные крылья, а на лбу торчали короткие рожки.
Были и ангелы на холсте. Они находились правее принимающего страшную смерть человека, и стояли они на крепостной стене. Всё было бы ничего, но среди трёх ангелов оказался один знакомый Апреля — это Светлый пришелец Горд. Над его головой светился нимб, а сзади свисали белоснежные крылья.
Не дожидаясь умозаключений, русский офицер накрыл полотно тканью.
— Похож, но это не я. Картина-то старая. Написана она чёрт знает когда, — наигранно потерял интерес к рисунку Апрель.
— Не чертыхайся, уважаемый господин, грех это, — откинул тряпицу обратно Пётр.
— Жаль одёжи не видать, огнём закрыта, — посетовал Фёдор. — Ну а так, вылитый барин. И нос, и глаза. Похож! Бывает же такое…
Казаки уставились на Апреля, разглядывая его.
— Нет, не он это. И, правда, картина старая. Ей наверно тысячу лет, — осенило Степана.
— Нарисована вещица не вчера, то, правда. Значится, это, родич его. Как думаешь, барин? — спросил Пётр.
— Кто бы мог подумать… да это ж прадед мой… — щурился Апрель. — А то и прапрадед. У меня ведь род очень древний.
— Вот же судьба. Одного хорошего человека бесы сожгли, а тебя, Ваше Благородие, французы повесят.
— Чего сразу повесят? — рассмеялся Апрель.
