Чебурашка (СИ) - Ромов Дмитрий

— У меня? — удивляется она. — Нет.

— А где… где ты была?

— Что?

— Кать… — качаю я головой и выпрямляюсь. — Я…

Я подхожу к ней вплотную и она замирает, глядя на меня снизу большущими и очень серьёзными глазами.

— Катя, я тебя… — снова качаю я головой и замечаю в этих глазах лёгкий испуг. — Я тебя… убью…

Она секунду переваривает услышанное и вдруг расплывается в улыбке.

— Ты чего, Тём? Ты из-за меня что ли прибежал?

— Тебя Миха до дома довёл, ты можешь сказать, куда ты потом делась?

— Да что бы со мной могло случиться?

Я разворачиваюсь и сажусь рядом с ней. Мне так хорошо делается, я такое облегчение испытываю, что и строжиться совсем неохота, но как человек взрослый и почти ответственный, хочу довести воспитательный момент до конца. Достучаться.

— Ого! Ты же горишь, Тём! Прямо огонь.

— Так куда, Кать? — повторяю вопрос переводя дыхание.

— Да никуда я не девалась, — пожимает она плечами. — Встретилась у подъезда с одноклассницей, она в нашем доме живёт. Поболтали немного, а потом… потом подошёл Цепень твой…

— Кажется, он уже твоим становится.

— Он с собачкой был. Предложил погулять немного.

— Гандон! — не могу сдержаться я.

Катька хмыкает.

— Ну, мы и согласились с Наташкой, — продолжает она. — Наташка с ним знакома, оказывается. Пошли по Красной, допёрлись до Красноармейской, он предложил к другу на Южный поехать побалдеть. Но мы его отшили. Вернее, аккуратно отделались, сказали, что нам к её бабушке надо. Слушай, ну, он туповат немного, но производит впечатление доброго парня.

— Что⁈ Доброго⁈ Катя!!! Очнись!!! Он вокруг тебя вьётся только для того, чтобы сделать тебе больно! Он не добрый, подлый, бессердечный, понимаешь? Он хочет причинить тебе зло, чтобы уязвить меня! Знаешь, что бы на Южном было?

— То есть… — запинается она, — по-твоему я не могу понравиться парню и единственное, что ему от меня надо — это уязвить тебя?

— Нет, Катя, не так, — злюсь я. — Ты очень красивая, умная, добрая и славная девушка. Я думаю, в школе вокруг тебя парни стаями вились…

— Нет, — качает она головой. — Я же страшненькая…

— Ты⁈ Капец… Что у тебя в голове, вообще? Кать, ты красивая, это я тебе авторитетно заявляю. Просто этот козлина… ты ему безразлична. Нет, красотой твоей он с удовольствием воспользуется, но не ради тебя, понимаешь? И сам, и вместе с другом с Южного. Просто он знает, что мне было бы больно, сделай он тебе что-нибудь плохое.

— Тебе? — снова удивляется она.

Как они меня все бесят! Дети, честное слово!

— Да, мне! Мы вообще-то с тобой близкие друзья, и ты думаешь, мне безразлично, что он с тобой сделает?

— Ты как Пьер Безухов?

— Катя! Какой, к херам, Пьер! Двадцать первый век на дворе, а ты мне про Пьера, ещё и безухого!

Она прыскает.

— Очень смешно!

— Двадцатый, вообще-то…

— Что двадцатый?

— Век на дворе.

— Кать, я тебе серьёзно говорю, ближе, чем на пушечный выстрел этого козла не подпускай. Ты поняла? Ни в этом веке, ни в следующем. Он и через сорок лет таким же козлом останется.

— Да поняла я. Нет, ты правда из-за этого прибежал?

Да твою же за ногу! Нет, бля, просто побегать захотелось.

— Правда, — сердито отвечаю я.

Я действительно сержусь, хотя чувство облегчения ни с чем не сравнить.

— Всё, давай, вставай и иди домой. Антоха тоже волнуется.

— Серьёзно? И Антоха? Да что за день такой сегодня? Все волнуются…

— А тебе по кайфу, да? Ты чего вообще на качелях сидишь? Почему домой не идёшь?

— Да… — вздыхает она. — Мысли всякие, знаешь…

В этот момент во двор заезжает машина, милицейский «уазик». Зацепив нас лучами фар, он останавливается, и из него выскакивает Хаблюк. Кто за рулём отсюда не видно, а вот Ивана Денисовича я узнаю и по тёмному силуэту.

— Ну, нашлась пропажа? — спрашивает он не особенно даже наезжая.

— Нашлась, — киваю я.

— Ты чё творишь-то, девочка⁈ — набирает Хаблюк привычные обороты. — Он мне когда позвонил, я думал, до утра боец не дотянет, кондрата словит. От, лять, девки, пока вырастут, всю кровь высосут. Всё нормально хоть⁈

— Нормально, говорит, — отвечаю я.

— Нормально, — передразнивает он. — Чирик корефану моему отдашь, понял? Сейчас его дежурство. А мне джинсы. Но не белые эти ваши, их пусть гомосеки носят, а синие, нормальные. И не забывай, что Горбатый сказал. Кабаки и бабы доведут до цугундера! Садись, давай, подвезу. А ты, девочка, домой беги! Нечего по ночам шляться.

Утром я выхожу к гаражам. Честно говоря, не думаю, что Валентин заявится. Он вчера прям в зюзю был. Мало того, что ничего не вспомнит сегодня, так, скорее всего и вовсе чушь нёс, про мотор и про деньги.

Но нет, я ошибаюсь. Когда я подхожу, он уже стоит здесь. Мнётся, ёжится от утренней прохлады, перерабатывает остатки вчерашнего жертвоприношения.

— Здрасьте, дядя Валя. Вы как?

— С пивком потянет, — хмурится он.

— Умилостивили Бахуса вчера?

— Это… да отстань ты, и так тошно. Скажи лучше, принёс?

— Я-то принёс, да только толком пока не понимаю зачем и почему.

— Я ж тебе сказал, «Нива» есть разъ***нная, а движок целый. Машину по-любому списывать, а чего добру-то пропадать? Я твоего Чебурашку уволоку, в бокс загоню и потихонечку всё сделаю. Движок родной выбросим, а от «Нивы» воткнём. И будешь ты носиться, как гонщик. Ты пойди да купи где-то двигатель готовый, да ещё и за сто двадцать рябчиков, а потом уже и возмущайся.

— Так я ж не возмущаюсь, дядя Валя. Просто уточняю.

— Ну, и молодец. Ты его вытолкай и оставь стоять. Там за тобой, всё равно, никто не ездит. Вот, а я часика через два, как у нас тягач освободится, приеду, да подцеплю твоего Чебургену. И на работе всё устрою, короче. Ты деньги принёс?

— Принёс.

Я отдаю ему сто двадцать рублей, и он их тщательно пересчитывает.

— Трёшку отдам потом, — кивает дядя Валя.

— А ключи надо?

— Оставь в замке, всё равно не заведут, — машет он рукой. — Ну всё, бывай, я побежал.

Он уходит, а я иду на пробежку, но после вчерашнего, всё болит, поэтому я разрешаю себе немного пофилонить и просто пройтись по утреннему городу. Погуляв, возвращаюсь к гаражу, открываю его, развожу створки и приноравливаюсь к тому чтобы выкатить свою ласточку, а вернее Чебурашку.

Слышу шаги, кто-то подходит.

— Артём, ты что ли?

Я выглядываю. Там дядя Витя, подозрительно на меня смотрит.

— О, Виктор Фёдорович, здрасьте.

— А я думаю, ты или нет. Иду на работу, а тут кто-то в гаражах шурует. Ты чего здесь?

— Да, вот, — показываю я на машину. — В клуб «Самоделкин» вступил.

— Это что?

— Моя лайба! — смеюсь я. — Как-то вы без восторга смотрите на это чудо техники.

— Так это же рухлядь, Артём. Что ты с ней делать будешь?

— Ремонтировать. Я же на автослесаря учусь на УПК. Вот, буду знания применять. К восемнадцати годам доделаю и ездить начну.

— И где ты это взял?

— Дядька подарил.

— В право наследования что ли вступил уже? — хмурится он. — Что-то рановато.

— Не, это он ещё при жизни мне передал.

— А гараж? — интересуется дядя Витя. — Тоже твой?

— Гараж его жене принадлежит, а я его арендую.

Виктор смотрит пристально, будто рентгеном просвечивает. Всё-таки у ментов это в крови. Пока не раскопают все подробности, не успокоятся.

— Интересно, — буравит он меня подозрительным взглядом. — Странно, что ты мне раньше не говорил об этом.

— Так мы вроде имущественных вопросов и не касались, тем более, это всё, — обвожу я рукой внутреннее пространство гаража, — случилось раньше, ещё до кончины, понимаете?

— Понимаю. Хотя, думаю, что этого крокодила тебе уже не восстановить. Отъездил своё.

— Он не крокодил, — говорю я. — Он Чебурашка.

— Ясно всё. Я, собственно, хотел сказать, что сантехника твоего не нашли пока. Председатель кооператива твои слова подтвердила, но пояснила, что сантехник сказал, что он новенький и она его раньше не видела. И после того тоже.