Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович
— А ведь ты не прост, Алешка, ишь что удумал — теперь казаки изменники будут твои новые земли защищать. Ведь мы твой, как ты сказал — «максимум» исполнили, до Дуная дошли, и тут граница будет. И пусть ее охраняют запорожцы — первыми бой принимают. Надо же что удумал — врагов государевых в драку долгую вовлек!
Александр Данилович прекрасно знал, что главной целью войны является захват Крымского ханства и всего «Дикого поля» — к решению этой задачи приступали все русские цари, но получали афронт — Васька Голицын до Перекопа еле дошел и отступил, даже «мин херц» получил от османов жестокий урок в своем походе на Прут. А вот у Алешки все получилось, так он десять лет кропотливо к этой войне готовился, целую коалицию сколотил, и наемные войска к своей выгоде использовал. Ведь Каролус султана разбил, крепостями овладеет, потому что зело упрямый, а все плоды викторий царю московскому достанутся. И господарь Молдавии отныне под его державной рукой пребывать будет, и запорожские казаки тоже.
— Хитер, Петр Алексеевич в тебе ошибся, но зато не зря считает мудрым правителем. Всех заставляешь в свою дуду гудеть, и свояка, цесаря австрийского, и Каролуса шведского, и «короля ливонского», и меня грешного — ведь ничего кроме шишек не получил.
Тут Александр Данилович по своему обыкновению сильно преуменьшил свои доходы — ведь два бочонка золота набил, монетами и украшениями всяческими. И десять тысяч червонцев от царя получил, и еще всякого барахла набралось полсотни возов. Фельдмаршал прищурился как довольный кот, подсчитывая привалившее ему богатство, но неожиданный шум заставил его немедленно выйти из шатра.
И первое, что он увидел, были бледные как смерть шведские драбанты, телохранители Карла XII, что на руках несли своего короля — потертый синий мундир сразу бросился в глаза, и липкие от крови длинные, соломенного цвета волосы. Все стало понятно, когда подошел ближе — в висок королю вошла пуля, были видны белые осколки кости из убийственной раны. Карл был мертвее мертвого, поплатился за свою обычную горячность. Отправился осматривать турецкие укрепления, слишком близко подъехал к стенам, презрев опасность, а у турок оказался умелый, и главное удачливый стрелок, что ухитрился так ловко сразить короля. И теперь он стал главнокомандующим, как старший в чине, и ему принимать решение.
— Штурм начнется завтра с утра, — поджав губы, с яростью произнес Меньшиков, посмотрев на окруживших тело своего короля мрачных шведов. — Истребить весь гарнизон подчистую — пусть придет отмщение!
Страшная штука — штурм крепости…
Глава 41
— Если большой кусок в рот запихать, то им запросто подавиться можно. А ликвидация всего Крымского ханства как раз и есть такой случай, отец — и костью в горле стать может, а если в желудок пропихнем, то «переваривать» сии владения лет двадцать нужно. И лишь потом путь на юг снова открыт будет — и дорога прямая через море на сам Константинополь. А без взятия оного смысла нет — это как перед дракой одну руку себе связать.
— Вот ты что удумал, Алешка, — задумчиво протянул Петр Алексеевич, покуривая папиросу — странно, но царь стал отказываться от своих любимых трубок, и благодаря ему коробками с надписью «Царские» стали прочно входить в обиход во всех ливонских городах. А табака на черноземах можно вырастить сколько угодно, и любую травку добавлять в качестве ароматизаторов, как в его любимое «Золотое Руно». А ведь кроме табака есть еще и кукуруза и картофель, а теперь еще подсолнечник с сахарной свеклой к ним добавятся, благо селекция их давно ведется, и результаты позитивные достигнуты — больше десяти лет ведь прошло.
— Решил «императором Востока» стать, на манер свояка Карла?
— Именно так, «герр Петер», токмо тогда с нами считаться будут. И не входить в альянс с католическими и протестантскими странами — для них никогда мы своими не станем, иной у нас менталитет, учено выражаясь. Идеология тоже иная — они на путь захвата колоний перешли, и наши земли таковыми тоже считают. «Диковатые» мы для них отец, «варвары» — и таковыми навсегда останемся. А раз дружбы быть не может, разная у нас вера и восприятие жизни, то пусть боятся. Но то со временем придет, когда они нашу настоящую силу увидят. Вот тогда страх животный у этих разбойников будет, что за счет ограбления народов и земель чужедальних, свое богатство обретут. А оно нам надо с такими нехристями дружить?
Алексей зло усмехнулся, они с отцом стояли на вершине горы Митридат, перед ними раскинулась голубая гладь Керченского пролива, что в древности именовался Босфором Киммерийским. Сам город с крепостью Еникале был занят русскими войсками, в обширной гавани уже стоял подошедший от Таганрога Азовский флот — мачты кораблей тянулись к небу. Да и Тамань, что виднелась на другом берегу пролива, была уже занята высадившимся десантом — без овладения этим стратегически важным полуостровом позиции на проливе были бы шаткими. В подзорную трубу были хорошо видны возводимые на Тузлинской косе укрепления, вход в пролив прикрывали стоящие на якорях прамы — плавучие батареи.
Так что вице-адмирал Сенявин обустраивался тут всерьез и надолго, а вот старик Крюйс пребывал в Таганроге, где спешно подготовили к выходу два новых тридцати пушечных фрегата, спущенных по Дону от Воронежа. Да в самой Керчи захватили попавший на банку турецкий трехмачтовый корабль — сейчас тот спешно перевооружали на русские 24-х фунтовые пушки, и уже переименовали в «Керчь». Рядом выстроились полдесятка бригов, на палубах были видны маленькие фигурки снующих матросов. Эскадра торопливо готовилась к переходу в Севастополь, дожидались только прибытия долгожданного подкрепления, крайне необходимого.
— Фрегаты «Гото Предистинация» и «Крепость», как видишь, я твои названия сохранил — тут преемственность соблюдать нужно. И покрепче построены, чем «пращуры» — бортовой залп у них в три с половиной сотни фунтов. И еще шесть таких к следующему лету доведены будут до готовности, и по Дону спущены, как лед на реке сойдет. Вот только с командами плохо — трофейных кораблей взяли больше, чем подготовили команд для них.
— Я уже отписал в Кенигсберг и Ригу — полудюжину старых кораблей разберут, а экипажам велел сюда немедленно переправить. До Витебска доберутся, а там им сплав по Днепру на барках, пока до зимы далеко. И с галерами также — к чему мне их содержать. Так что с моряками добрыми вскоре будешь, чего нам считаться меж собой.
— Считаться, действительно не стоит, и не только нам, но и тем кто править потом будет. Мыслю, Ливония твоя должна частью державы Российской быть, но для всех католических и протестантских стран вроде самостоятельной считаться. Вот я огород разбил, а у соседа скотина на него постоянно лезет. И что мне палку в руки брать и каждый раз ее отгонять?
— Замучаешься отгонять, каждый раз палкой махать замаешься. Легче ограду крепкую поставить, али соседа избить и скотину его отобрать.
— Хм, мысль у тебя дельная, токмо со всеми соседями не сладишь. Легче забор поставить, чтобы соседушки его за свой принимали.
— Ты на что намекаешь, Алешка?
— На Ливонию твою, пусть они ее за свою ограду принимают. А на самом деле в державе нашей она будет — я с братцем Петром Петровичем на этот счет толковал. Народец в Ливонии разный, но чухонцев больше всех — эстонцев, латышей, те же ливы и жмудины. И немцы над ними верховодят, местные остзейские бароны, да горожане ганзейские. В Кенигсберге хоть и германцы заправляют, но пруссов много живет, да кашубы в Померании твоей — те уже славянского корня. Русский люд тебе заселить надобно, и числом побольше, а местных сюда переселять потихоньку — пройдет столетие и все нашими подданными будут. Потому чухонцев грамоте токмо нашей учить, и церкви православные исподволь строить, приохочивать потихоньку. «Разделяй и властвуй» — так в древнем Риме говорили. Порознь их всех держать тебе надобно и русскими делать потихоньку, немецкое влияние уменьшая. И это одна ограда, от балтийских соседушек.
