Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович
И вот повод надлежащий нашелся!
Действительно, у Кинбурнской косы один турецкий корабль пушечным огнем испепелили, а два на мель севших, захватили лихим наскоком — османы их даже не взорвали. Заодно взяли трофеями яхту и одну галеру, вторая успела уйти, вырвавшись из западни. Капудан-паше выводы должные не помешало бы сделать, и уйти на всех парусах. Так нет, встала турецкая эскадра на якоря ночью у острова Березань, где была атакована вышедшим из лимана «москитным флотом». И первая в этом мире минная атака принесла ошеломляющий успех — два османских многопушечных корабля потоплены на мелководье, осев днищем на отмелях. А еще один поврежден подрывом, и приткнулся к берегу. Так что вся эта троица чуть позже попала в список долгожданных трофеев, на которые никто вначале и не надеялся.
Утром турок атаковали вышедшие из лимана бриги контр-адмирала Зотова, и следовавшие за ними скампавеи и дубель-шлюпки. Того самого капитана, что «добрый почин» на Балтике в свое время учинил, захватив в бою три шведских корабля. И теперь добился оглушительного успеха — один корабль был взят на абордаж, и сменил владельца, пара других уничтожена пожарами, что вспыхнули от попаданий зажигательных бомб, самопальным напалмом оснащенных. Правда, все тут же начинку именовать стали легендарным «греческим огнем», настолько было велико потрясение от увиденного зрелища. Теперь можно было не сомневаться, что не пройдет и месяца, как о том будет известно всем турецким морякам, и прыти с храбростью у них резко поубавится, как и желания пойти на драку.
Кому захочется заживо сгореть в адском пламени⁈
Так что три корабля сейчас спешно ремонтируют и перевооружают на 24-х фунтовые орудия разных «плепорций» — на каждом будет от 44-х до 62-х стволов, по нынешним меркам убийственных. А еще столько же кораблей после заделки пробоин дотащат на буксире до Николаева, и там примутся за работы с последующим перевооружением на русские пушки и карронады, так же в двадцать четыре фунта — линия на единообразие проводилась жестко. А вот новые корабли, которые будут построены, получать уже 36-ти фунтовые орудия, максимального в это время калибра.
Растрогавшийся Петр стиснул его в своих объятиях, раздались ликующие крики многочисленных очевидцев этого зрелища — окончательного примирения отца и сына. Алексей, посапывая от родительской хватки, подумал, что русские люди отходчивы сердцем — сейчас бывшему царю простили все его жестокости и «выкрутасы», совершенно искренне обрадовавшись «возвращению блудного отца», если перефразировать библейский сюжет.
— А захваченные в Днепровском лимане корабли назвать в честь взятых нами турецких крепостей, дабы слава от этих побед так запечатлена была, — громко произнес Алексей, когда объятия разжались. И тут же сделал характерный жест, понятный стоящему рядом молодому князю Александру Куракину, который приходился ему двоюродным братом по матери. Тот уже держал на вытянутых руках ларец с грамотами и орденскими знаками, коими следовало незамедлительно наградить «герра Петера», благо момент для этого самый подходящий…
Морское сражение в Днепровском лимане…
Глава 40
— Ох и добрый ты человек, Алешка, хоть и царь. Всю рвань эту запорожскую в Днепре утопить надобно, а не новую Сечь им устраивать! Мороки сколько на мою голову! Мало их прошлый раз порубили, изменников неприкаянных, когда урочища разбойничьи огню предали мои драгуны!
Меншиков в ярости пнул ботфортом барабан — тот загудел, отлетев в сторону. Фельдмаршал прошелся по походному шатру, изрыгая ругательства — запорожских казаков он ненавидел.
— Да с ногайцами и татарами ты больно ласков, их всех вырезать за набеги надобно, а ты этих людоловов прощаешь, если тебе присягу приносят. Не понимаю я тебя, Алешка, не понимаю! К чему доброта с теми, кто предать в любой момент может, если случай подходящий настанет⁈
Меншиков остановился, раздраженно взмахнул рукою, поднял кожаную флягу и присосался, дергая кадыком — терпкое красное вино «светлейший», как и другие, поглощал в неимоверных количествах. Вся армия, даже неприхотливые шведы давно уже не пили сырой воды, да и дураков не находилось. Тех, кто это делал, давно на свете не было — помирали в корчах, в обгаженном исподнем. Полковые лекари каждое утро осмотр делали заголявшимся солдатам, заставляли тех задницы свои показывать. Даже его, фельдмаршала, тайно в палатке постоянно осматривали, с водой здесь совсем неладно — кто пил некипяченую, того желудочные хвори одолевали, а оно понятно чем заканчиваются — кровавым поносом. А такие солдаты не нужны, от них болезни к здоровым служивым передаются. Потому заболевших ослушников под карантин сажали, на верную погибель в полной изоляции, под строгим караулом. А ведь так до морового поветрия недалеко, больно край погибельный, хотя щедрый на урожаи — земля тут благодатная, теплынь, холод только зимой наступает, да и морозы редки.
— Фу, хорошее вино, — Александр Данилович отдышался и выловил из миски с уксусом колечко маринованного лука, снова накрыл крышкой. Закусил, от безмерного употребления вина послевкусие оставалось. А так лучком закусил, и хорошо, можно еще и зубец чеснока съесть вдобавок.
Прислушался — по стенам Исакчи не переставала бить осадная артиллерия. Султанскую армию наголову разгромили под Фокшанами, Карл обрушился на лагерь внезапной атакой, действуя как всегда быстро и решительно. Забросали турок бомбами из орудий, а мушкетный огонь рассеял татарскую конницу. «Повелитель правоверных» султан Ахмед бежал, бросив свои войска, османов долго преследовали и вырубали. Однако, к удивлению несказанному, турки воевать не прекратили — засели гарнизонами в дунайских крепостях, получив подкрепления и решив отбиваться. Теперь каждую из них придется брать с боем, на долгую осаду ни сил, ни желания не имелось. Да и проще так — стены крепостей старые, бастионов османы не возводили, да и зачем им фортификация, если в глубоком тылу оные находились, и угрозы ранее не было. Ведь ни поляки, ни тем паче русские к ним даже не могли приблизится, лишь восемнадцать лет тому назад генерал ренне лихой атакой своих драгун Браилов на шпагу взял.
Так что лучше тысячу–другую солдат при приступе потереть, разнеся дряхлую куртину пушками в щебенку, чем в осадных окопах от болезней загибаться под жарким небом. Гарнизон Исакчи истребить придется, раз сдаться отказались, шельмецы, заявив, что скорее луна в дунай опустится. Что ж — сами выбрали свою судьбу, Каролуса такие поносные слова взбеленили. На послезавтра штурм объявлен, все служивые этому приказу шведского короля только радуются, ведь город им на три дня даден будет на поток и разграбление, вот где потешат свою душеньку.
А там и дальше — на очереди Браилов, Измаил и Килия. Три оставшиеся по Дунаю османские крепости, овладение которыми настоятельно необходимо. И сейчас намного проще это сделать — в Днепровском лимане эскадра капудан-паши частью истреблена «мин херцем», часть захвачена — славная виктория достигнута, жаль, что его там не было. А гребной флот под Андреевскими флагами в Дунай вошел, на трех десятках малых судов припасы всевозможные подвезли, теперь армия ни в чем не нуждается, и главное — осадный парк имеется, пороха, ядер и бомб в достатке. И еще запорожские казаки, что в Алешках скрывались, на стругах пришли — их набралось до трех тысяч ослушников, на этот раз уже крымскому хану изменивших, и на сторону единоверцев перешедших. Вот им царь Алексей Петрович все дунайские плавни, весьма обширные, под заселение отдал, будут на островах теперь жить, в вечной сырости, под постоянной угрозой истребления — османы их в покое не оставят, вырежут всех поголовно.
И правильно сделают — изменников прощать никак нельзя, тут султан в своем праве месть жестокую вершить!
— Хотя… Быть не может…
Меншиков неожиданно осекся, подумал, хмыкнул, и жизнерадостно рассмеялся, хлопнув себя ладонью по лбу.
