Старушка-молодушка и новогоднее чудо(вище) (СИ) - Жнец Анна
Ее фигура, облаченная в белую сорочку до пят, растворилась в сизой пелене. Я видела, куда она убежала. С трудом, но различала очертания открытого дверного проема. В той стороне сквозь дым прорывались всполохи оранжевого света — красивые и угрожающие отблески пламени.
Огонь.
Пожар.
Смерть.
Надо торопиться.
С тяжелой головой я поднялась на ноги и тут же согнулась пополам от приступа кашля. Ноздри забила смолистая вонь. Вдруг я обнаружила, что не могу дышать, задыхаюсь. За каждый вздох приходилось бороться, силой заталкивая воздух в легкие.
Вода. Нужна вода. Где-то здесь был графин с водой. Перед сном я оставила его на прикроватной тумбе, если ночью захочу пить.
Вот он.
Нащупав в темноте стеклянную бутылку, я вывернула ее содержимое на носовой платок и прижала мокрую ткань к лицу. Сырая тряпка облепила нос и щеки, подарив секундное облечение.
Вот так. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Опустившись на четвереньки и удерживая платок у лица, я поползла к выходу.
Страх и паника еще не пришли. Все вокруг казалось нереальным, опасность — ненастоящей, огонь и дым — фикцией. Сон. Всего лишь сон. Я спала и видела ужасный кошмар. Мои глаза слезились, из груди рвался надсадный кашель, я чувствовала себя оглушенной происходящим и будто наблюдала за собой со стороны.
Вот я выбираюсь в коридор. Один его конец объят огнем. Огонь бушует, стекает со стен, воздух красный, и в этом красном воздухе извиваются огромные языки пламени.
Слышен треск. А еще какой-то странный, нарастающий свист, будто на плите закипает чайник.
Я стою на коленях, смотрю на все это и не могу пошевелиться. У меня ступор. Шок. Мне все еще кажется, что я в тисках ночного кошмара и могу проснуться, если постараюсь.
— Мэри! Мэри! Граф!
Крик Лунет сорвал с меня оковы оцепенения. Я вздрогнула.
Реймон!
Он спит. Беспробудным, навязанным сном. В одной из комнат на третьем этаже. И не очнется, даже когда его кровать вспыхнет, как сухой хворост. Даже когда его самого начнет пожирать огонь. Он сгорит заживо. Если никто не придет на помощь.
Я же не оставлю его погибать в пожаре? Не брошу одного, беззащитного, в полыхающем доме?
Вот теперь мне стало страшно. Осознание всего происходящего навалилось на меня липким ужасом. Ощущение, будто я сплю, исчезло. Краски, звуки, запахи резко усилились, словно мое восприятие выкрутили на максимум.
Реймон! О, господи, надо вытаскивать его отсюда!
Кашляя, я кинулась к лестнице. К счастью, она была в другом конце коридора — в задымленном, но еще не охваченном пламенем.
Там, на лестнице, я столкнулась с семьей Олифа. Все бежали вниз, к выходу, и только я одна — наверх, все дальше и дальше от спасения.
— Госпожа, — кто-то поймал меня за руку, заставив остановиться. Сквозь пелену слез я разглядела темное от копоти лицо кучера. Его глаза казались черными и неестественно выпученными и лихорадочно блестели.
— Не туда! — закричал он, до боли сжав мое запястье. Из его распахнутого рта веером разлетались брызги слюны. — Вам не туда! Вниз! На улицу!
— Скорее! Вы должны мне помочь. Граф! Он без сознания. Его надо вывести из замка.
Я помнила, с каким трудом мы волокли спящего Реймона до кареты. Даже вдвоем нам было тяжело. Одна я точно не справлюсь.
— Надо уходить! — кучер словно меня не слышал. Вместо того, чтобы последовать за мной, он принялся тянуть меня в противоположную сторону.
— Вы не понимаете! — вырывалась я из его хватки. Перед лицом опасности тщедушный мямля Ол внезапно обрел недюжинную силу. Я никак не могла отцепить от себя его руки. Ступеньки так и мелькали под ногами. Мне надо было наверх, а меня тащили вниз, и я теряла время. — Он же умрет! Сгорит! Да отпустите вы меня! Вы мне руку сломаете!
— Это вы не понимаете! Дом в огне! Весь в огне!
Олиф таки разжал свою клешню, и я увидела, что кожа вокруг моего запястья вся красная.
— Пожалуйста.
Где-то трещало дерево, пожираемое огнем. Лестница стремительно наполнялась дымом.
— Олиф, скорее! — раздался снизу испуганный крик Гаэл.
— Папа, ты где?
Две неясные фигуры замерли на фоне открытой двери, ведущей к спасению. Дым еще не завладел холлом.
— Пожалуйста, — я молитвенно сложила ладони у груди. Слезы катились по моим щекам, огибали крылья носа, путались в уголках губ. Слезы беспомощности. Я чувствовала их соленый вкус. — Я не смогу одна. Вы же хотели быть мужчиной.
Олиф растерянно застыл. Вид у него был безумный. Левый глаз непрерывно дергался.
— Папа!
Звонкий девичий крик заставил мужчину отмереть. Он мотнул головой, будто отряхнувшись от моих просьб и от голоса своей совести.
— Простите, — Олиф попятился, спустившись на ступеньку. — Простите меня.
И развернувшись, побежал к родным.
Я протяжно вздохнула, давя в себе приступ отчаяния и загоняя панику вглубь.
Я справлюсь. Как-нибудь справлюсь. Я сильная.
Размазав по щекам слезы, я начала быстро подниматься по лестнице.
На третьем этаже дыма было немного. Это радовало. Пожар сюда еще не добрался, но я понимала: медлить нельзя. Как только пламя охватит лестницу, мы окажемся в ловушке.
Как я и ожидала, Его Сиятельство лежал на кровати в той самой позе, в которой его оставили, и в своем магическом сне не чувствовал смертельной угрозы. Ни запах дыма, ни треск огня, ни жар, идущий от стен, его не разбудили.
Рухнув на колени перед кроватью, я постаралась привести Реймона в чувство.
Я звала графа по имени, кричала прямо в ухо, плакала и била его по щекам, с каждой минутой все сильнее и сильнее — хлестко, остервенело, с отчаянием — затем, потеряв терпение, столкнула Реймона с матраса. Но даже падение на пол не помогло ему очнуться.
Тогда я попыталась взвалить на себя безвольное, неподвижное тело. Присев на корточки, я закинула руки графа себе на плечи и зарычала, вставая на ноги.
Рыча от напряжения, я сделала всего три шага к двери, когда от непомерной нагрузки мои колени подогнулись, и я рухнула на ковер вместе со своей тяжеленой ношей. Упала и разрыдалась от чувства беспомощности.
Слабая. Никчемная. Эти тонкие руки совершенно бесполезны.
Как же мне тебя вытащить на улицу, Реймон? Как? Ответь!
Запах гари усилился. Треск пожара слышался ближе. Он напоминал звуки грозы или громкий шум радиопомех. Сквозь открытую дверь в спальню повалил черный дым, и на миг меня охватило постыдное трусливое желание все кинуть и сбежать. Я еще могла спастись. Одна. Было еще не поздно. Бросить Реймона, ринуться к лестнице, а там уже и холл, и дверь на улицу, безопасность. На несколько секунд во мне проснулось испуганное животное. Это было что-то глубинное, первобытное, подсознательное. То, что выше и сильнее моральных принципов. Жажда выжить любой ценой. Древний, как мир, инстинкт. Давя его, я стиснула зубы, взяла графа за ноги и поволокла к выходу. Да, по полу, как какую-то вещь. Но иначе не получалось.
И даже так это было тяжело. Мышцы ныли. По лицу градом катился пот.
Дверь. Маленький выступающий порожек.
В конце коридора словно распахнулись ворота в ад. Пламя ползло по потолку, и я с ужасом понимала, что до лестницы оно доберется раньше меня. В этот момент, глядя, как распускается смертоносный цветок огня, я почувствовала, что у меня опускаются руки.
Не успею.
Вдвоем с Реймоном — нет.
Я должна его оставить.
На верную смерть. На страшную, мучительную погибель.
Я не могла.
— Все, — в отчаянии замотала я головой. — Все, все, все.
Вдруг из дыма небесным благословением раздался знакомый голос:
— Мэри!
А следом в темном зловонном мареве проступил силуэт.
Олиф!
Вернулся!
Согнувшись пополам, я уперла руки в колени и застонала от облегчения.
Ничего не потеряно! Мы еще поборемся! Помощь пришла!
У меня открылось второе дыхание. Руки налились силой. Вместе с Олифом мы подняли с пола грузное тело Реймона и потащили к лестнице. Было так дымно, что и я, и Ол непрерывно кашляли и почти ничего не видели. Глаза слезились от ядовитых испарений. Легкие будто сплющились. Казалось, плотным слоем на них налипла сажа и теперь не давала им раскрыться. Частички гари скрипели на зубах, щекотали нос.
