Знойные ветры юга ч.2 (СИ) - Чайка Дмитрий
Всхлип часового был коротким и тихим. Нож, который князь называл непонятным словом «финка», перерубил шейные позвонки и прорезал гортань. Потому и закричать часовой не смог. Название у ножа было дурацкое, зато сам нож убоистый, и для потайных дел подходил, как нельзя лучше. Горец-алеманн, служивший в роте, на полном серьезе утверждал, что «фин» — это искать на его языке, и воины гадали, а что же такого должен искать клинок, откованный по приказу князя-колдуна. Может, он ищет чью-то смерть? Или чью-то душу? На этот вопрос ответа не было, зато появилось много поводов поспорить у костра, а сам нож стал частью колдовского ритуала. Да и взятие им чужой души тоже стало ритуалом, приношением богине Смерти.
Через минуту тяжелый брус, запиравший ворота, был сброшен, а в город потянулись бесшумные тени, груженые вязанками валежника.
— Дома, где рабы живут, не трогать! — скомандовал Волк. — Воинов бить без пощады! Баб и детей — выпускайте. Пусть бегут. Нам они без надобности.
— А если мальчонка какой с ножом кинется? — спросили воины. — Или баба дурная?
— Коли оружие в руки взял, значит, воин, — ответил, подумав, Волк. — Воина не зазорно убить. Вопросы? Нет? Поджигай!
Предрассветная тьма, она самая темная, а потому, когда первые языки пламени взметнулись к черному безлунному небу, яркий свет резанул по непривычным глазам. Вспыхнули все дома, кроме лачуг и самого большого строения, где поселился сам князь Клук.
— А чего вон тот дом не палим, старшой? — спросил чех, преданно заглядывая начальству в глаза.
— Вот ты недалекий, все-таки, Ота, — покровительственно сказал Волк. — Во-первых, там казна хранится. А казна — это добыча. Нам с нее доля положена. А во-вторых, мне одежда нужна, что в том доме лежит. Вся, до последней тряпки.
— Одежда? — раскрыл рот Ота. — А на кой она тебе? Ты что, вконец обносился, старшой?
— Там облачение ромейского патрикия лежит, — терпеливо пояснил Волк. — Большие такие четырехугольники на ней впереди и сзади нашиты. И пестрая та одежда до того, что кровь из глаз закапать может. Вот она-то мне и нужна. А остальное себе забирайте. Мне ношеное тряпье без надобности.
— Ты что, одежду патрикия носить станешь? — еще больше поразился Ота, который командовал взводом, а потому имел право на некоторые вольности.
— Нет, — покачал головой Волк. — Она вместе с башкой Клука в Константинополь поедет. Пусть император Ираклий порадуется.
Глава 39
Февраль 636 года. Братислава.
— О, новенький! — мальчишки восьмой роты пристально разглядывали Берислава, которому недавно стукнуло положенное число лет. Как ни просил он отца, тот был непреклонен в своем решении.
* * *За полгода до этих событий.
— Отец, прошу! — глаза мальчишки наливались слезами. — Я не хочу быть воином, я не хочу быть наследником! Пусть Кий будет. Он же злой, как маленький волчонок. Они с Вовкой дерутся все время. У тебя четверо сыновей! Зачем мне идти туда?
— Не Кий второй наследник, Берислав, а ты! — грустно посмотрел на него отец. — Ни я, ни ты, ни твоя мама себе не принадлежим. Мы служим государству. От нас тысячи людей зависят. Твой брат сейчас где-то в Индии. Если с ним что-то случится, править тебе. Таков закон.
— А если я откажусь? — поднял глаза Берислав.
— Тогда в стране будет смута, — пояснил князь. — Твои младшие братья слишком малы. Люди подумают, что власть нашего рода слаба, и это неизбежно приведет к войне, которую ты так не любишь. Наши земли наслаждаются миром только потому, что мы все время воюем, Берислав. Это ты понимаешь? Как только меч остается в ножнах слишком долго, он начинает ржаветь. Я вот только что вернулся из похода на сербов — лужичан. Как ты думаешь, зачем я туда ходил?
— Они не подчинились тебе? — понятливо кивнул Берислав.
— Они не подчинились нам, — сделал нажим на последнем слове отец. — От их земель до стен Братиславы неделя пути. Неужели ты думаешь, что я позволю им жить так, как они хотят? Чтобы потом получить набег прямо на столицу?
— Ты разорил их земли, — обвинительно посмотрел на отца Берислав. — Ты казнил их вождя, а самих лужичан выселил с их земель.
— Я давал им выбор, — ответил князь с каменным лицом. — И они его отвергли. Каждый правитель несет ответственность за свои решения. Владыка Акамир принял свое решение, сын, и оно стоило ему жизни.
— Господь призывает к добру и смирению, отец. Так можно победить любого врага.
— Еще никто и никогда не победил смирением, — мягко пояснил князь. — Побеждает только сила. Хочешь, я расскажу тебе про один народ, который решил, что можно жить без насилия?
— Хочу! — загорелись глаза мальчишки. Он был чрезвычайно любознателен.
— На одних далеких островах жил народ под названием маори. Они постоянно воевали друг с другом, разоряли земли соседей, уводили их в рабство и убивали. Они были людоедами.
— Как бойники у лютичей? — переспросил Берислав.
— Отличный пример, — кивнул князь. — Этот народ похож на бойников. Он тоже живет войной и презирает трусов. Только бойники могут уйти со своих земель, а маори живут на островах, и их мир со всех сторон омывается океаном. Так вот, однажды, самое слабое племя под названием мориори решило бежать. Оно село на большие лодки и поплыло, куда глаза глядят. Им немыслимо повезло, и они наткнулись на остров в открытом океане. Там-то они и остались жить. И они полностью отказались от насилия.
— А почему? — с любопытством спросил Берислав.
— Те острова оказались холоднее, чем та земля, откуда они приплыли, — пояснил отец. — Там плохо росло зерно, которым питались мориори. Им пришлось ловить рыбу и собирать выброшенных на берег моллюсков. Войны привели бы к тому, что их народ погиб. На тот момент они приняли верное решение. Все их войны свелись к тому, что они били друг друга палками до первой крови. При этом палка не должна быть толще большого пальца и не длиннее руки. Их вожди постановили: «Отныне и навеки, с этого дня, пусть никогда не будет войн! Да сгниёт ваше чрево в тот день, когда вы осмелитесь ослушаться!». Так они жили двадцать четыре поколения, мирно и счастливо.
— А что случилось потом? — с жадным интересом спросил Берислав.
— А потом на этот остров приплыли их родственники маори, — пояснил отец. — Хотя маори было намного меньше, они легко завоевали остров, а его жителей истребили или превратили в рабов. Мальчиков они сделали евнухами, потому что по их понятиям потомство трусов не имеет право на жизнь. Остальные же превратились в домашний скот, и их участь была ужасна. Многие из мориори умирали от тоски или бросались со скал. И ты знаешь, никто из маори не раскаялся в содеянном, ведь они поступали в соответствии со своими обычаями. Понимаешь, сын? Они считали, что поступают правильно! Для воина маори трус, который не хочет драться за свою свободу — это мерзость перед лицом их богов. Они делали благо, когда освобождали землю от таких людей. Они делали благо, когда насиловали их женщин. Ведь у этих женщин был шанс родить детей от настоящих людей. Теперь от народа мориори остались жалкие остатки, и весь он является плодом насилия маори над женщинами — рабынями. Вот так вот…
— А разве мориори не пробовали дать отпор? — удивился Берислав.
— Молодежь хотела это сделать, но старейшины запретили им. Они не стали ломать традиции.
— Но ведь традиции можно поменять, — удивился Берислав. — Сказано у Экклезиаста: «Время собирать камни и время разбрасывать камни».
— Традиции менять можно и нужно, сын, — кивнул отец. — Да только люди никогда не меняются. Они всегда остаются прежними, глупыми, жестокими и жадными. Помни об этом, когда какая-нибудь очередная блаженная глупость придет тебе в голову. Твоя доброта может погубить многие тысячи, в то время, как моя жестокость их спасает.
* * *— О, новенький! Из каких будешь? Как зовут? — посыпались со всех сторон вопросы.
