План битвы (СИ) - Ромов Дмитрий

— Скромный, в натуре, — смеётся Цвет и дружки его поддерживают, тоже посмеиваются.

Ужаленный он что ли? Я его в таком настроении и состоянии ни разу не видел. Не хватало только, чтоб он на наркоту подсел. Тогда делу конец, это точно… Блин, мне с ним поговорить надо, а тут такая веселуха. Ладно, хотя бы поем.

Я налегаю на люля-кебаб, с самого утра ещё не ел ничего. И на лечение сегодня снова не сходил, кстати. Он вообще в состоянии серьёзно разговаривать? Придётся ещё завтра, сюда переться, похоже.

Мои размышления прерывает появление ещё одного человека. Он заходит и молча, ничего не говоря, садится за стол.

— Что, братва, — говорит он с нескрываемой злостью, — не впадлу вам с комсомольцем за одним солом сидеть?

Все замолкают и перестают жевать. Я тоже перестаю и внимательно смотрю на него. Рука непроизвольно тянется к карману, только там нет ничего, карман пустой, поскольку мой револьвер лежит дома в тайнике в полу под письменным столом. Пришелец поворачивается ко мне и смотрит на меня в упор.

Это Киргиз.

16. Скатертью дорога

Я спокойно встаю из-за стола и наклонившись к Цвету тихонько говорю:

— На пару слов.

После этого выпрямляюсь и иду в сторону выхода. Не оборачиваюсь, но слышу, что стул отодвигается и он встаёт.

— Сейчас, — недовольно бросает Цвет и идёт за мной.

Я выхожу, спускаюсь по трём ступенькам и отхожу чуть в сторону, под старую развесистую акацию. Она давно уж отцвела и сейчас щетинится мелкими стручками, полными семян. Срываю один, отрываю острый кончик и тяну, как за ниточку, удаляя прожилку, соединяющую две створки.

Цвет стоит рядом и молча наблюдает за моим прикладным искусством. Одним движением, как в детстве, я вычищаю мелкие семечки и сложив как книжку, получившуюся свистульку, засовываю её в рот. Дую и выдаю громкий писк.

— Ну, наигрался, детинушка? — хмуро спрашивает Цвет. — Чего?

— Так это ты скажи чего? Чел, который принимал участие в заговоре против тебя, которому ты говорил, насколько я помню, не показываться на глаза, под страхом смерти, тот, что стрелял в меня и попал в свою сестру, работавшую, кстати, на тебя, и который заказал меня Коту, сидит с нами за одним столом и говорит, что то, что я тоже сижу за этим столом, западло. Я ничего не перепутал? Вроде ничего.

— Значит так, — говорит Цвет, сдвигая брови. — Киргиз мой брат.

Я киваю.

— Он был неправ, но мы с ним побазарили, всё перетёрли и замирили. Мне люди нужны, а кому я могу доверять, как не ему? Его батя мне, как родной был.

Отлично. Минутка откровений.

— Я Новосиб забрал, — продолжает Цвет. — Кто-то должен там смотреть? Сам же меня подбиваешь дальше идти, а где я людей толковых возьму? Может, ты мне родишь? Поэтому я его обратно взял. Он гарантировал.

— Гарантировал? Хм… А это что сейчас было? Выполнение гарантий?

— Не, ну так-то по понятиям если…

— Ладно, — не даю договорить я. — Значит не поняли мы друг друга. Я тебе серьёзно сказал, говорил же уже, да? Мне придётся его убрать, потому что он не успокоится, пока кто-то из нас кони не двинет. Двоим нам за одним столом не сидеть.

— Посидишь, ничё с тобой не сделается, — бросает он.

— Знаешь, Цвет, ты ему можешь так сказать, потому что он типа снова твой человек, твой лейтенант, как говорят наши мексиканские коллеги. А мне ты так сказать не можешь.

— Чего? — рычит он. — Ты берега-то не попутал часом?

— Нет, вроде не попутал. Я твой партнёр. Договор такой был. И я, в отличие от тебя, свои проблемы сам решаю. Ты за меня впрягался хоть раз? Всё что я сделал, в том числе и для тебя, я сделал своими силами. А вот я за тебя впрягался, не помнишь уже? «Волну» позабыл? И Корнея, кстати, я чисто для тебя грохнул, хотя мне бы хватило просто ему по ушам дать. Я, по большому счёту, и казино сам организовал, ты бабки только башлял и не парился, да? Или я берега опять путаю и не то что-то говорю? А правилка? Кто из-за тебя пулю словил-то, не помнишь? Не Киргиз случайно? Может, и в Афгане он за тебя шею под бензопилу подставлял?

Цвет слушает, наклонив голову вперёд и уперев кулаки в бока. Лицо набыченное, глаза злые, желваки гуляют. Но ничего, пора его на место поставить, приземлить, как говорится.

— Возможно, я не догоняю и у брата твоего потенциал больше моего, — продолжаю я. — Может быть, всяко же бывает. К тому же он тебе почти что родная кровь. Пох*й, что вместе со звездочётом хотел тебе кишки выпустить. Это твои дела, я в них лезть не могу. Кто я такой для этого? Просто если ты с моим врагом работаешь, я не могу с тобой продолжить сотрудничество. По крайней мере до тех пор, пока он жив. Я эту проблему могу сам решить, я тебе говорил. После Айгуль он, считай, мой кровник.

— Я сказал нет! — хрипит Цвет.

— Нет, так нет, — соглашаюсь я. — Значит все будущие проекты ставим на паузу, а по текущим я тебя уведомлю, кому передам в управление свою долю.

— Это чё значит?

— Что это значит? Значит, что дальше каждый сам по себе. А в казино от меня придёт кто-то другой и будет заниматься вопросами вместо меня и бабки забирать, что мне причитаются. Но будет он, скорее всего, немного более напористый, чем я и жёсткий, потому что за ним весь карательный аппарат самого большого в мире государства.

— Чё ты сказал?

— До тех пор, пока Киргиз жив. А там снова поговорим, если захочешь.

— Нет, ты в натуре попутал, фраер… — еле сдерживается Цвет.

— Да, Корней мне то же самое говорил.

— Сска…

— Не нравится, давай к Ферику обратимся, пусть он рассудит.

— Чего?

— Ты понял, чего. Не хочешь дружить, я не настаиваю. Ладно, короче, сорян за многословие. Я пошёл. Празднуйте, победители, да не забывайте тех, кто вам эту победу подготовил. Думай, Цвет, все решения в твоих руках. Я тебе доказал неоднократно, что слово держу, ну и всё остальное ты про меня знаешь.

Я поворачиваюсь и иду, посвистывая свистулькой из акации.

Тот ещё денёк… Возвращаюсь домой, но прежде, чем идти к себе, звоню из автомата Рыбкиным. Трубку снимает Гена.

— Здорово, Геннадий Аркадьевич, — приветствую его. — Позови Наталью к телефону.

— Щас, — отвечает он и кладёт трубку рядом с телефоном.

Раздаются шорохи поэтому, что там у них происходит, я не слышу.

— Нет, — через некоторое время говорит он. — Сказала, что не может говорить.

— Понял. Ладно, я сейчас поднимусь. Может так уговорю. Как она там?

— Хреново, как. Лежит, температура поднялась.

— Сейчас я.

Становится тревожно и под ложечкой начинает сосать. Ёлки, что ещё за температура… Поднимаюсь. Гена открывает дверь. Выглядит так себе, ломает его, похоже, глаза бегают, лицо в поту. Смотри-ка, держится.

— Дядь Ген, ты сам-то как? Тоже что ль температура?

— Да ну тебя, — зло бросает он. — Иди вон, разговаривай!

Я подхожу к спальне и, останавливаясь перед открытой дверью, легонько стучу по косяку.

— Наташ, привет…

Она резко поворачивает голову и бросив взгляд, затравленного зверька, резко набрасывает себе на голову одеяло.

— Не заходи… — глухо доносится её голос.

— Ну, ты чего, я просто тебя проведать зашёл.

— Нет, Егор, пожалуйста, не надо. Иди, очень тебя прошу, я сейчас не могу разговаривать.

— Ну, ты из домика-то выгляни, я ж не слышу, чего ты там бурчишь. Наташ… Слушай, я хотел тебе сказать…

— Нет! — она отбрасывает одеяло и я успеваю заметить её испуганное и одновременно сердитое лицо. — Уходи, Егор! И дверь прикрой, пожалуйста… Не… не смотри на меня…

— Ну, ладно, — говорю я и отворачиваюсь. — Ты как вообще?

— Я не могу с тобой говорить. Уходи, пожалуйста. Я серьёзно. Не нужно, понял? Не нужно разговоров.

— Ну, ладно, — вздыхаю я. — Ты тогда выздоравливай, а поговорим после, да? Меня наверное не будет всю следующую неделю, нужно в командировку ехать. Так что ты смотри, не вздумай смыться за это время, лады?