План битвы (СИ) - Ромов Дмитрий

— Тоже анекдот, родители заставляют… Ну, ты уж договорись с ними как-то, подросток, понимаешь ли… Не затягивай, короче. Зачем хорошего человека ждать заставлять?

— Не будем затягивать. Сегодня на фабрику схожу, посмотрю, что там к чему.

Мы расстаёмся, но сначала я иду к Платонычу. Дохожу по Весенней до драмтеатра, сажусь на автобус и еду до самого облпотребсоюза. Приходится какое-то время поторчать в приёмной Большака, дожидаясь, пока у него закончится совещание.

— О, Егор, привет, — говорит он, выходя из кабинета вместе со своими замами и прочими ответственными сотрудниками. — Ты давно здесь? А я уезжаю сейчас… Может, по пути поговорим?

— Нет, по пути не очень идея. Мне всего-то три минуты нужно.

Говорить при водители вряд ли получится.

— Ну, ладно, — соглашается он и возвращается в кабинет. — Случилось что?

— Куренков говорит, что блатным, пославшим Самойлова, на нас указал Суходоев. И, соответственно, Корнею тоже, наверное.

— Суходоев? — удивляется Большак. — Это как?

Я вкратце пересказываю ему свой разговор с Романом.

— Да, — озадаченно качает головой дядя Юра. — Надо подумать, как нам дальше действовать. Пошли. Подбросить тебя? Ты куда сейчас?

— К политеху. Хочу к участковому заглянуть.

— Хорошо, закинем.

— А, Егорка, — невесело приветствует меня Рыбкин, сидя за рабочим столом и с мрачным видом, разгребая бумажки.

— Здорово, дядя Гена, — киваю я.

— Здорово, коли не шутишь…

— Ну, как жизнь? — спрашиваю, присаживаясь к приставному столику.

— Жись только держись. Живём поманеньку. Сам как?

— Да мне-то что сделается. Как там дщерь твоя неразумная?

— Ой, знаешь что, — повышает он голос. — Не сыпь мне соль на рану!

— Может, мне с ней поговорить?

— Ты чего! Сдурел что ли? Она как узнала, что ты всё слышал, всё, у ней прям все клапана посрывало. Всю ночь проревела. Я даже ни стопки вчера, понял? Даже к «Сибирской» твоей не прикоснулся, а ты меня знаешь… В общем, сижу, думаю, что делать…

— А чего тут думать-то! Любовь и ласка всё решают. Родитель ты или кто?

— Родитель! Тебя не спросили… Своих нарожай, да вырасти, а потом советы раздавай. Сам-то вон от горшка два вершка!

— Я знаю, что говорю, Геннадий Аркадьевич, послушай меня.

— Знает он… Умник нашёлся… А что ты говоришь-то? Ты ж не сказал ещё ничего.

— Для начала, перестань попрекать.

— Попрекать! А я что не человек что ли, что со мной можно вот так? Ноги что ли об меня вытирать⁈

— Ну ты же взрослый мужик, потерпи.

— За**ись у тебя советы. Ну, профессор, чего ещё подскажешь дураку старому?

— Да ладно тебе, дядя Гена, в позу вставать, я же как лучше хочу.

— Хочет он! Все хотят, понял? Я за себя что ли? Мне-то вообще по*уй! Я ж о ней пекусь! Все эти тёти Клавы да бабы Оли… им только дай повод, пойдут по всей земле русской языками чесать. Ей же жизнь и испортят, будто не понимаешь. А коли не понимаешь, дурак значит и нехрен рот разевать. Яйца курицу не учат!

— Так скажи им, что это родственник дальний был из Новосибирска. Погостил и уехал… Что? Чего так смотришь? Уже всем раззвонил, что он жених Наташкин?

— Ну… не всем…

— Блин! Болтун — находка для шпиона!

— Да иди ты!

— Да пофиг! Пофиг тётя Клава. Встретишь её, скажи, как бы по секрету, что это твой племяш троюродный. Сестра двоюродная прислала погостить. Какая свадьба, скажи, дура что ли, дочери ещё и восемнадцати нет. Запудри мозги. Скажи, мальчик проблемный, трудный подросток, украл кеды в магазине, на учёте состоит, куча приводов, не знаю… Придумай чего-нибудь по своей ментовской части. Скажи, не хотел афишировать, вот и придумал, что типа однокурсник дочкин. Только, скажи, никому ни слова, только ты и я. Думаю, к вечеру каждая собака будет знать, что у тебя, мента, родственник малолетний преступник, а ты его выгородить пытался.

— А куда он делся-то, если под моё крыло приехал?

— На допрос вызвали. Пришлось срочно возвращаться. Так-то он парень хороший, просто оступился по молодости. Мать-одиночка колотится на трёх работах, безотцовщина, ребёнок вечно один, дурная компания, школа просмотрела. Не знаю, думай, короче сам. Я тебе первое, что в голову пришло предложил, а если нормально помозговать, ещё и не то придумается. С Наташкой посоветуйся. Она-то должна быть в курсе твоей версии, чтоб не проколоться, понимаешь?

Гена смотрит на меня с удивлением и качает головой.

— Думаешь проканает?

— Не знаю. Придумай, короче, что-то более ужасное, чем тайная беременность.

— Какая беременность⁈ — вскакивает Гена.

— Да успокойся ты, я думаю, никакой, но бабьё-то первым делом об этом судачить будет, будто сам не понимаешь.

— Ты точно ничего такого не знаешь? — спрашивает он, просвечивая меня, как рентгеном.

— Ты сам-то слухи не запускай, чего всполошился… Рано тебе ещё дедом становиться. Ладно, дядя Гена, пошёл я. Бывай здоров. Наташке привет… Хотя, нет, лучше не надо, а то будет думать, что ты со мной опять о ней говорил.

Выхожу из околотка и двигаю на фабрику. Отсюда минут десять пешком, даже меньше. Поворачиваю на Дзержинского и иду в сторону швейки. Воздух ещё прохладный с ночи, но солнце уже прижаривает. Вприпрыжку несутся трамваи по извилистым рельсам, стонут грузовики и автобусы. Бегут по своим делам горожане, и я, комсомолец и простой советский герой, бодро вышагиваю к месту своей работы.

Дышу полной грудью воздухом детства и не могу надышаться, радуясь каждый день своей новой юности. Ни пыль, ни клубы выхлопных газов, ни даже ароматические волны, набегающие с химкомбината, не в силах сбить мой настрой. Смотрите, завидуйте, я гражданин Советского Союза.

Первым делом поднимаюсь в комитет. Рядом с дверью, на доске объявлений красуется первая страница «Комсомольца» со статьёй обо мне. Гордость предприятия, похоже. Резко распахиваю дверь, вспугнув долговязую Галку Алёшину. Два хвостика, по-прежнему торчащие в разные стороны, аж подпрыгивают.

— Ой, Егор! — радостно восклицает она. — Привет! Тебя уже выписали?

— Нет, Галина, — улыбаюсь я. — Сбежав из-под надзора врачей, совершаю трудовой подвиг. Не могу больше без родной фабрики, ну и без тебя, конечно тоже.

Она смеётся.

— Ну хорошо, что ты всё такой же, а то мы тут с девчонками думали, вдруг после… болезни ты какой не такой станешь.

— Галя-Галя-Галя, — с улыбкой качаю я головой. — Что за странные фантазии? Меня же не в голову ранили. Давай-ка, расскажи мне, как дела в нашей комсомольской организации.

— Всё хорошо, Егор, — кивает она, — дела идут. План приёма новых членов выполняем.

— Хм, — усмехаюсь я. — И сколько тут без меня новых членов появилось?

— Сейчас гляну…

— Да ладно, потом посмотришь. Все парни что ли?

— Почему? — удивляется она. — Откуда у нас парни-то? Девушки, в основном.

— Ну ладно-ладно, прости, глупость сказал, — смеюсь я.

Она кивает, милостиво меня извиняя, что мол взять с человека, он же раненный…

— Ну, а по остальным делам что? — спрашиваю я. — План перевыполняется? Развиваются ли комсомольские инициативы? И вообще, когда наступит коммунизм на отдельно взятой фабрике?

Галя смеётся.

— У нас завтра бюро комитета, — говорит она.

— Отлично. Какая повестка?

— Ну… — чуть смущается моя заместительша, — Настя Курганова ставит вопрос о повторной…

В этот момент открывается дверь и в неё входит сама Настя Курганова в сопровождении… Снежинского. Вот жук, что он здесь вынюхивает, козлина…

— Здравствуйте, товарищи, — говорю я застывшим на пороге начальнице штаба «Прожектора» и новоиспечённому инструктору обкома.

— Привет гостям, — первым выходит из ступора Снежинский.

— Так гость здесь — это вы, Эдуард Фридрикович, — улыбаюсь я. — Сами себя приветствуете?

— Да я-то, Брагин, здесь почаще твоего бываю, так что и не поймёшь сейчас, кто здесь гость, а кто хозяин. Обком за всеми организациями приглядывает, вообще-то. Это так, чтоб ты знал.