Цеховик. Книга 2. Движение к цели (СИ) - Ромов Дмитрий

— Ну беги, раз ясно.

— А я место нашёл уже. У нас в школе, в спортзале. Физрук тоже к вам в ученики хочет.

— Ты там всю школу что ли решил ко мне на занятия пристроить? — прикрикивает он.

— Пока только четверых, но есть ещё от двух до четырёх претендентов. Вы скажите сколько можно, желающих столько будет, что…

— Ты мне это прекращай, ты понял? Это вообще дело опасное.

— Так мы же всем будем говорить, что это спортивное самбо.

— Чего?! — упирает он кулаки в бока. — Это и есть спортивное!

Я покашливаю.

— Ну, да… Понял. Спортивное.

— То-то! А то видишь ты, им ещё и боевое подавай. И так жить некогда. На работе пашешь целый день, а им ещё и все вечера отдай. Я тебе что, нанимался?

— Так это, — протягиваю я ему конверт. — Мы тут с ребятами покумекали…

— Это что ещё за херня?! — вспыхивает он и заглядывает в конверт. — Да вы… Да я вас! Это что такое, я тебя спрашиваю?!

18. Олимпийские надежды

Его глаза мечут громы и молнии. Кажется, он меня сейчас уделает, но чего он так оскорбился, непонятно.

— Виталий Тимурович, вы чего рассердились? Мы же от чистого сердца. Собрали с пацанами. Понимаем же, что для вас эти занятия дополнительная нагрузка в ущерб личному времени. Не хотели выглядеть неблагодарными.

— Ты мне хочешь сказать, что я ради денег это делаю?! — кричит он.

Вот блин, зря я раньше времени ему деньги сунул. Психолог, мля. Надо было потом, когда уже дело бы пошло. Правда, мог бы и отказать, а так, скорее всего, не откажет, даже если не возьмёт.

— Да почему, ради денег, никто так не думает, но жить вам тоже надо. Без бабок-то пока никак невозможно. Опять же, от каждого по — способностям, каждому — по труду. Принцип социализма.

— Забирай! — кипятится он.

— Да не буду я забирать, — прячу я руки за спину. — Нам вообще-то тоже не с неба упало, но мы собрали для своего сенсея. Хотим умения перенимать. Всё по-человечески сделали, с уважением. Чего вы злитесь? Мы же не взятку даём. Пока по-другому не можем благодарность проявить. А потом посмотрим.

— Если не заберёшь, не буду занятия проводить, — говорит он немного тише.

— Ну, значит таково ваше решение. Мы не в обиде. Вы же учитель.

Он ничего не отвечает и пристально смотрит.

— Сска мля, — шепчет он наконец. — Какого хрена, Брагин?

— Виталий Тимурович, мы же не ради глупостей. Вы видите, что на улицах города делается? Хулиганьё распоясалось совсем. Мы хотим не просто себя защитить. Тех, кого ещё можно, хотим вернуть к жизни, так сказать. А тех, кого нельзя… С теми говорить будем жёстко.

— Санитары леса что ли? — презрительно кривится Скачков. — Идите в милицию после школы, там вас и научат.

— Сегодня к вам в группу придёт Андрей Терентьев. Помните, вы разрешили, сказали, пусть приходит.

— Ну, — недовольно подтверждает тренер.

— Вы только ему не говорите, что знаете, я вам просто, чтоб ситуацию обрисовать, а так никто не знает. И родители мои тоже не знают, так что… Вот, видите, шрам у меня на голове?

Я показываю свою изувеченную голову.

— Так вот, это он мне кирпичом засандалил. Я с сотрясом в больнице лежал после этого. Он в интернате учится, с родителями беда, никому не нужен, можно сказать. Связался с плохой компанией, с приблатнёнными какими-то. И вот результат, напали толпой, хотели деньги отобрать. Один с кастетом, другой с ножом, а этот с кирпичом. С теми-то я справился, а он мне приложил кирпичиком. Но не суть.

— И нафига ты мне этого бандита малолетнего притащил? Хочешь из него убийцу сделать?

— Да в том-то и дело, что никакой он не бандит, нормальный парень, просто попал под дурное влияние. Родных, считай что нет, отсутствует берег, к которому причалить можно, тот где близкие стоят и ждут, чтобы обнять, приободрить, поддержать и совет дать.

— Это ты что ли на берегу его приободрять будешь?

— Да что я, — машу я рукой. — Куда мне. Это я к тому, что самбо не просто уверенность вселяет, оно же мозги на место ставит, понятие даёт, помогает уяснить, кто ты есть и ответственность вырабатывает. Причём, не только за себя, но и за других. Я бы хотел, чтобы нормальные ребята имели возможность заниматься и становиться лучше. Ну, и сильнее, конечно.

— А ты, я смотрю, мастак языком чесать, — качает головой Скачков.

— Ну, так, — улыбаюсь я. — Для первого секретаря доклад писал. Для комсомольского, не для партийного, правда.

— Трепло, — уже без всякой злобы говорит он. — Ладно, Терентьева твоего возьму. Я вообще-то сам детдомовский. Оттуда сразу в училище поступил, так что жизнь казённую неплохо знаю, и просто так слезу у меня не вышибешь, понял? А с отрядом твоим…

Он замолкает

— Да он не мой, а ваш, по сути-то. Куда захотите туда и направите мозги ребятам.

— А тебе значит нет? — приподнимает он бровь.

— А я вам помогу. А за деньги не сердитесь. Правда. Ничего такого. И ребятам лучше не говорите про них.

Он собирается что-то возразить, но в этот момент в зале появляется Трыня.

— Здравствуйте, — говорит он. — Я на самбо пришёл.

— Это и есть твой Терентьев? — спрашивает Скачков.

— Так точно, — киваю я. — Здорово, Андрюха.

— Форма есть?

— Да, только что купил, — отвечает Трыня.

— На какие шиши? Ты из интерната?

— Да… — смущается он. — Егор помог…

— Да, мы там… В общем, решили вопрос, — неохотно говорю я.

— Ясно всё с вами. Ладно. Иди переодевайся. Послезавтра в шесть часов к вам приду. Школа какая?

После тренировки я решаю заглянуть к Платонычу. Жизнь такая пошла, что времени совсем нет. Как бы хорошо было наслаждаться заканчивающимся детством, валяться на диване, читать Фенимора Купера, тренькать на гитаре, заигрывать с барышнями и наслаждаться безделием, изредка прерываясь на выполнение домашних заданий. Ан нет, всё не так, как могло бы быть.

— А, Егор, хорошо, что пришёл. Мы тут как раз с Игорем Исаковичем чаи гоняем.

Я захожу в гостиную.

— Здравствуйте, Игорь Исакович.

Игорёша, скользнув по мне взглядом, произносит несколько нечленораздельных звуков и утыкается в тарелку, на которой лежит кусок торта.

— Сегодня с виделся с Любой, — сообщает Большак, — она тебе привет передаёт и гостинцы. Не забудь захватить, когда пойдёшь. Присаживайся, я тебе чашку и тарелку принесу.

— Как поживаете? — задаю я Игорёше вопрос.

Мне даже интересно, скажет он что-нибудь или снова отделается невнятным мурлыканьем.

— Спасибо, хорошо, — говорит он на удивление внятно, но в мою сторону по-прежнему не смотрит.

Платоныч приносит из кухни посуду и вилку.

— Чай у меня нынче замечательный, — заявляет он. — Со смородиной и вишней. Просто чудо.

— Игорь Исакович подарил? — интересуюсь я.

— Нет, — поджимает губы Игорёша. — Не я.

— Это мне на работе сотрудница одна презентовала.

— О, — улыбаюсь я. — Поклонница оказала знаки внимания?

Большак смеётся:

— Эта поклонница мне в бабушки годится.

Игорёша покашливает:

— Юрий Платонович, ну я пожалуй пойду. В другой раз как-нибудь договорим.

— Игорь, ты что, я тебя еле зазвал. Нет-нет, давай, пожалуйста, сейчас. Тебя Егор смущает? Так это напрасно. Ты ведь и сам мог убедиться в его надёжности. И я ему доверяю, как себе.

— Понятно, — надувает он губы и снова утыкается в тарелку, будто хочет найти там жемчужину. Или таракана. Судя по лицу, скорее второе.

— Думаю, не стоит нам давить на Игоря Исаковича, — вступаю я. — Осторожность, по большому счёту, одно из важнейших наших умений. Так что пойду я, а вы спокойно беседуйте. Извините, что без звонка, как снег на голову. Больше не повторится.

— Ну, ты хотя бы торта кусочек съешь.

— Игорь Исакович принёс? — с улыбкой спрашиваю я, хотя ответ мне конечно же известен.

Игорёша молчит, а лицо его становится ещё более кислым.