Виктор (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте"

— Тогда пошли, — проговорил Марк и потопал по тротуару, покрытому мелкими лужицами.

Я двинулся за ним сквозь густой туман, в котором будто парили жёлтые пятна горящих уличных фонарей.

Прохожих вокруг практически не оказалось. А вот возле спуска в подземку народу прибавилось. Впрочем, в третьем классе подземного поезда мы всё равно проехались в относительно комфортных условиях. Многие отполированные задами лавки оказались свободными, так как до часа пик ещё было далеко.

Выбрались же мы из подземки в районе Карлова моста. Эта часть города славилась своими трущобами, мастерскими и цехами. Кругом возвышались здания из потрескавшегося красного кирпича. А воздух настолько пропитался сажей, что его можно было есть. Небо же закрывала чёрная дымка смога.

Я поморщился, накинул капюшон, поспешно натянул платок на нос и пробурчал:

— Ох–х–х, ну и вонь. Пошли скорее. Тут недалеко до катакомб.

Марк кивнул и двинулся рядом со мной, немного косолапя и порой промокая вспотевший лоб носовым платком. Однако парень вполне выдерживал мой быстрый темп ходьбы.

Благодаря этому наш дуэт быстро добрался до широкой лестницы, ведущей под землю. По бокам от неё красовались две закопчённые каменные фигуры. Они изображали женщин в хламидах, с боевыми косами и оскаленными черепами. Последние выглядывали из–под каменных капюшонов.

Некромант хмыкнул и стал спускаться по потрескавшимся ступеням. А я двинулся подле него. И во тьму катакомб мы проникли одновременно. Ну, как во тьму… метрах в пяти от входа горел костёр. И возле него на ящиках сидела троица оборванных бедолаг.

Мы уверенно двинулись к ним, ступая по выложенному булыжниками грязному полу. Звук наших шагов глухо отражался от низкого потолка и стен, которые состояли из таких же булыжников, что и пол.

Бедолаги услышали наши шаги и повернули головы. Следом один из них прохрипел:

— Эй, вы кто такие?

— Слава богу, не свои, — промычал я себе под нос, брезгливо вдыхая местный воздух. Он пах немытыми телами, канализацией и землёй.

— Мы к Костлявому. Проводите нас, — приказал некромант оборванцу. — Он сказал, что я могу прийти к нему в любой день.

— Костлявый говорил только об одном человеке, — просипел мужичонка, вставая на ноги. — А вас двое.

— Либо мы идём вдвоём, либо пусть Костлявый сам топает ко мне, — отрезал Марк.

Бедолага задумался. Он почесал затылок сквозь жидкие сальные волосы, сплюнул под ноги жёлтую слюну и решил:

— Лады. Я провожу вас. Только сперва карманы выверните. К Костлявому с оружием нельзя.

— Хорошо, — согласился некромант.

Нам пришлось продемонстрировать пустые карманы и потерпеть секунд тридцать, пока оборванцы охлопывали наши штаны в поисках спрятанного оружия. Такового не оказалось, поэтому бедолага с сальными волосами призывно махнул рукой и повёл нас вглубь катакомб.

Свет ему был не нужен. Он шёл по подземелью увереннее, чем наркоман к ломбарду. А вот мы с Марком постоянно спотыкались: то об булыжники, выпавшие из кладки, то об мусор или кости каких–то мелких животных.

Благо, хоть иногда на стенах чадили и потрескивали масляные факелы. Они служили чем–то вроде островков цивилизации. В пятнах дрожащего света собирались нищие, которые провожали нас мутными взглядами.

И чем дальше мы шли — тем больше вокруг становилось местных обитателей. Они приглушённо бормотали в полутьме, надсадно кашляли, истерически хихикали и пропитыми голосами обсуждали насущные проблемы.

Мне была известна история этого места. Сюда стекались все отбросы общества или просто несчастные, которым больше некуда было пойти. А вот раньше, пару веков назад, эти подземелья служили местом погребения горожан. Они в те времена во множестве гибли от чумы, свирепствующей в Велибурге.

И как раз сейчас наш провожатый привёл меня и Марка к началу анфилады небольших залов. Я тут же увидел продолговатые горизонтальные ниши в стенах. И в этих нишах красовались остатки рассыпавшихся в труху гробов. Они больше не скрывали пожелтевшие от времени человеческие кости. Правда, сейчас некоторые ниши оказались заняты гражданами катакомб. Они устроили в них свои лежанки.

Мы с Марком двинулись мимо них, не отставая от долговязой фигуры проводника.

Внезапно некромант мрачно прошептал, глядя на местных обитателей:

— Будучи юнцом, я прожил здесь пару лет и за всё это время так и не обошёл всех катакомб. А ведь практически в каждом уголке подземелья кто–нибудь да живёт. Представляешь, какое количество несчастных здесь обитает? Дети, калеки, старики, гадалки, проститутки… Всех и не перечислить.

— Твоя правда, — согласился я и покосился на незрячего скособоченного дедка.

Он в числе прочих оборванцев сидел подле костра и берцовой костью помешивал густое варево, плещущееся в закопчённом чугунке, висящим над огнём. От варева неаппетитно воняло какой–то тухлятиной, а на поверхности плавали волосы. Уж не людоеды ли эти ребята? Может, они готовят солянку из селянки? Ох, лучше мне этого не знать.

Я передёрнул плечами и постарался не смотреть по сторонам. Но взгляд сам выхватывал из полутьмы сгорбленные силуэты. Так мне довелось увидеть стайку чумазых босоногих детей. Они с криками гнались за крысой. А ещё я обратил внимание на скрючившегося на картонке старика. Рядом с ним лежала худющая дворняга с голодными глазами и выпирающими рёбрами.

В какой–то миг такие картины заставили меня выдохнуть:

— Их бы всех в богадельню. Да по всей Империи не сыщется столько специализированных учреждений.

— То–то и оно, — мрачно проронил Марк, расслышав мои слова. — И ведь многие из них не виноваты, что оказались здесь. Промышленная революция породила тысячи таких бедолаг. Их безжалостно вышвырнули с работы, заменив станками. И я отчасти понимаю луддитов, кои выступают против внедрения механизмов в промышленность.

— Автоматизацию процессов не остановить, — заметил я.

— Согласен, — кивнул некромант. — Но хотя бы детский труд надо запретить. Ведь многие фабрики берут на работу детей. Им не нужно платить как взрослым, а обращение со станками не требует особых навыков и силы. Вот дети в поте лица и трудятся по восемь–десять часов. А отсюда недоедание, рахит и прочие болезни.

— Угу, — угукнул я и глянул в спину нашему провожатому.

Он повернул в боковое ответвление и повёл нас по пустому узкому коридору.

Вскоре мы упёрлись в побитую ржавчиной железную дверь. Она оказалась покрыта свежими рунами, отпугивающими бесов. И возле неё горел факел да стояла парочка более–менее прилично одетых мужиков с небритыми рожами и безжалостными волчьими взглядами. У одного из них был шрам на щеке, а у второго — металлические зубы. Первого я мысленно сразу же нарёк Шрамом, а второго Зубастиком.

И как раз второй грубо ткнул пальцем в грудь нашего провожатого и процедил:

— Ты кого привёл?

— Этот тот самый, о котором говорил Костлявый, — робко произнёс бедолага и кивнул на Марка.

— А какого беса ты притащил сюда второго?! — рявкнул Зубастик на нашего провожатого.

Тот втянул голову в плечи и испуганно проблеял:

— Он не хотел идти без него… вот я и… подумал…

— Кто тебе велел думать, шаромыжник?! В следующий раз сперва Костлявому доложи. Он тут решает. А сейчас проваливай отсюда! — наорал на него урод и отвесил смачного пинка повернувшему доходяге.

Тот от удара упал навзничь, через секунду лихорадочно вскочил на ноги и под гогот бандитов вприпрыжку помчался прочь.

После этого отсмеявшийся Шрам демонстративно положил руку на револьвер, заткнутый за пояс.

Зубастик же прохрипел, угрожающе глядя на нас:

— А теперь вы… Снимайте капюшоны. Кого ты там, толстяк, приволок с собой? Мамку?

Мы синхронно обнажили головы. И не успел Марк ответить, как в глазах Шрама мелькнуло узнавание.

А спустя миг он выдохнул простуженным голосом:

— А я тебя знаю… ты этот… Виктор… с Петькой Сиплым одно время в корешах ходил.

Некромант удивлённо покосился на меня, а я с лёгкой улыбкой произнёс: