Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

— Да понял я, понял.

— Ну и хорошо.

— Только это. Альберт не разрешает в зале сидеть, за ширму гонит.

— Вот козлина, — качаю я головой. — Ладно терпите, не долго осталось, со следующей недели будем в другом месте.

Место это, правда, найти ещё надо. У Алика клиенты прикормленные. Его — к нам идут, наши — к нему. Чего вот человеку неймётся? Амбиции, гордыня и… Хрен знает что ещё. Жадность, наверное.

По пути домой мысли мои перескакивают с личных качеств Альберта и нового места для тотализатора, казино и бара на странности со старшим лейтенантом Суходоевым, готовящим вендетту всего МВД за поруганную честь начальника областного управления Троекурова. И вендетта эта выливается в дело о превышении пределов необходимой обороны.

Немного странно, что две такие разные девушки в ближайшее время собираются выйти замуж за одного и того же милиционера. Даже если он в тайне от партии придерживается мормонских традиций, советский закон не даст ему возможности их соблюдать.

Да, странное дело. Довольно трудно предположить, что в одном не самом большом отделе одновременно работает два старших лейтенанта с одинаковой, причём не самой распространённой, фамилией Суходоев. Поэтому я делаю вывод о его моральных качествах. Многоженец. Хренов.

Но всё равно странно. Что-то здесь не так. Не похож он на афериста…Что-то не так… Надо как-то его прижать. Я ведь хотел на него через Иванову надавить. Поставить её на грань увольнения. Слабый, конечно, рычаг, но всё-таки. А теперь что получается? Двоих девок увольнять? Ерунда какая-то.

В общем, и тебя вылечат, и тебя вылечат, и меня тоже вылечат. Классика жанра. Ладно, подумаем и разузнаем, что к чему. Я вот к Платонычу не успел сегодня, а это плохо. Я подхожу к телефонной будке и набираю его номер.

— Егор? — вместо «алло» говорит он, и голос его звучит тревожно.

— Да, дядя Юра! — как можно жизнерадостнее восклицаю я. — Привет с рижского взморья!

— Ты где пропал-то? — с облегчением спрашивает Большак. — Я тебя жду-жду.

— Да, блин, не смог сегодня, не вышло. Меня тут закрутило не по-детски. Еле вырвался. Цвет к себе увёз опять.

— Всё нормально?

— Да, думаю, теперь всё нормально будет. Вроде разрулил я. Там кент один, я про него говорил, зуб на меня точит, непонятно почему. Вернее, понятно, конечно. Расскажу при встрече.

— Ладно, главное, что всё хорошо.

— Да вроде бы…

— Ну давай тогда завтра приходи днём. Часа в два сможешь? Я к себе приеду специально с тобой пообщаться.

— Лады, дядя Юра, замётано.

Я захожу домой и натыкаюсь на Раджу. Он сердито поскуливает и энергично машет хвостом.

— С собакой гулять? — кричу я.

— Уафф, — глухо подтверждает он.

— Да, — откликается мама, — мы его не выводили.

— Бедный Радж. Ну пойдём, побродим по дворам…

Выйдя утром из дома, замечаю Рыбкину, пересекающую двор. Странно, не дождалась меня, вроде я вовремя сегодня. Ну, ладно, догонять не буду. Думал, прямо тут подарить ей духи, но теперь, в школе или потом как-нибудь…

В классе подхожу к Серёгам. Они что-то обсуждают и смеются.

— Здорово, пацаны.

— О, Егор. Привет. Где пропадал все каникулы, занятой ты наш?

— В очереди стоял в «Мелодии». Вы слышали, что там «Дип Пёрпл» продают?

— Ага и «АС/ДС», — отвечает со смехом Серёга. — Но это только в честь первого апреля, да? Думал, я сейчас подорвусь и побегу?

— Вот какой неверующий, — качаю я головой. — Ладно, держи, так и быть. Себе брал, но решил, тебе нужнее.

Я достаю из сумки пласт, привезённый из Риги и протягиваю ему.

— Нифига себе… Чё, правда в «Мелодии»?

— Ага, — улыбаюсь я. — На полке стоит, рядом с «АС/ДС».

— Не, ты правда или придуриваешься? Капец, ты чё такой-то, скажи в натуре.

— Надо было бы тебя в магаз отправить, но видишь, какой я добрый. Цени. Короче, дарю тебе, помни меня. Это я из Риги привёз специально для тебя.

— Спасибо, Егорыч, — прочувственно отвечает он и достаёт пласт из конверта.

Он внимательно его рассматривает и удовлетворённо кивает:

— Ну, ты друган. Новьё ведь.

— Фирменных не было, но чехословацкий тоже ведь неплохо? — уточняю я.

— Отлично просто. Спасибо большое. Пошли ко мне после уроков заценим?

— Не, Серый, не могу, сорян. Я бы с радостью, но уже пообещал там одному чуваку. Давай потом как-нибудь.

Он делает недовольную гримасу, а я подхожу к Рыбкиной.

— Наташ, — улыбаюсь я, — привет.

Она сидит за партой, склонившись над учебником. Услышав меня, она поднимает голову, бросает короткий взгляд и возвращается к книге.

— Привет, — произносит себе под нос.

— У тебя вся спина белая, — говорю я.

Она не реагирует.

— Слушай, — не сдаюсь я. — У меня для тебя подарок.

— Зачем? — спрашивает она и снова поднимает голову.

— Ну, ты посмотри и сама реши, зачем тебе это.

Я кладу перед ней маленький пакетик из тонкой бумаги. Из него выглядывает коробочка с духами.

— Мне не нужно, — говорит Рыбкина и, встав из-за стола отходит к группе девчонок, стоящих у доски и хихикающих.

Вот тебе раз. Что происходит? Надеюсь, не то что я думаю… Иначе, придётся с этим что-то делать.

— Слышь, Егорыч, — шепчет мне Серёга. — Я её в последние несколько дней постоянно с Фрицем видел.

— С каким ещё Фрицем? — удивляюсь я.

— Ну, ё-моё, с Фрицем, Женьком Михаэлисом из Политеха. Ты чё, не помнишь, здоровый такой лось, борец что ли или боксёр. Короче, он на втором курсе на горном учится.

— Да? И где ты их видел?

— На улице видел, у Драмтеатра, шли под ручку. А ещё в кафе «Льдинка» на Советском. Мы с Серым ходили мороженого трескать. Заходим и они такие сидят, ни на кого не смотрят, смеются… Ты чё? Всё нормально?

Я улыбаюсь. Нормально, конечно, ну а как же? Ещё как нормально! Радость-то какая. Наконец, её заинтересовал ещё кто-то кроме меня. И ей теперь хорошо и мне спокойнее.

— А он хоть ничего пацан? — спрашиваю я.

— Ну, так. Ты чё, забыл, как он тебя отп***ил два года назад?

— Забыл, ага. Я ж не злопамятный.

— Ну, ты даёшь, — качает головой Серёга. — Резкий он чересчур. Как понос. Но девки за ним бегают. Так ты не расстроился что ли?

— Блин, нет конечно. Я только обрадовался за них. Честное слово.

Серёга смотрит с недоумением и явно желает спросить что-то ещё, но раздаётся звонок и мы усаживаемся за парты. А я действительно радуюсь, что проблема так удачно решилась сама собой и теперь не нужно ломать голову, что делать с Рыбкиной и её любовью.

Но… Радуюсь-то я радуюсь, да вот только почему-то на самом деле мне нерадостно. Странно, но в груди будто ком застревает, и показное веселье испаряется, оказавшись вдруг ненастоящим. А то, что настоящее, обволакивает сердце холодным тугим киселём и сдавливает, сдавливает, сдавливает… Какого хрена!

Я вырываю лист бумаги и пишу записку: «Наташ, надо поговорить». Складываю из неё самолётик и, когда учитель отворачивается, кидаю ей на парту. Она, не глядя в мою сторону, разворачивает мой листок и быстро читает. Потом оборачивается ко мне и отрицательно качает головой.

Ну, ёлки… По спине прокатывается холодок. Правда? Она правда отказывается говорить со мной? Кажется, да…

После урока она выпархивает из класса вместе с другими девочками и в мою сторону не смотрит. А духи «Дзинтарс» остаются лежать на парте. Она даже не глянула, что я ей подарил. Ладно. Отставить смятение. Это просто с непривычки. Я привык, что она всегда вьётся вокруг меня, а это… Это лишь уязвлённое самолюбие. Да, точно. Ничего больше.

После школы я бегу к Платонычу. Не сразу. Сначала вырываюсь из когтей Крикунова:

— Нет, Андрей Михайлович. Сегодня точно нет. Даже и не заикайтесь ни о каких заседаниях. Давайте без меня. В конце концов, заслужил я хотя бы один отгул за ваше триумфальное возвращение в большой Комсомол?