Национальность – одессит - Александр Васильевич Чернобровкин
В тех домах, которые интересовали меня, было по два и более работника метлы и лопаты. Точнее, один был страшим и занимался домовыми книгами, регистрацией в полиции и раздалбыванием младших, которых называют подручными. Во время исполнения обязанностей они носили фуражку с кокардой (картуз), фартук, овальную бляху на цепочке с указанием должности (старший или просто дворник), названием улицы и в центре номер дома и свистком для вызова городового. Дворники знали все предложения в нескольких соседних домах, а порой и на всей улице.
Общался с ними извозчик, который, распрощавшись с железнодорожным вокзалом, теперь дежурил у гостинцы «Бристоль», несмотря на то, что, кроме меня, его, скажем так, неброскую пролетку мало кто нанимал. Разговор с дворниками велся так, будто меня рядом нет. Извозчик вскоре знал мои требования к жилью лучше меня. Имя у него было редкостное по скрытым смыслам — Павлин.
— Барин так назвал. Мы из крепостных, — признался извозчик.
Однажды утром я открыл «Одесские новости» и увидел там на первой странице большое объявление, причем в рамке, что говорило о финансовой серьезности разместившего. «Дача Отрада. Д. Халайджогло (бывш. Томазини), по Французскому бульвару, у станции юнкерского училища. Отдаются на летний сезон и на весь год заново отделанныя квартиры о двух, трех, четырех, пяти, шести, семи, восьми и девяти комнатах со всеми удобствами, паровым отоплением, правом морских купаний, по весьма умеренным ценам. О ценах и условиях узнать там же в течение всего дня».
После завтрака я сел в пролетку Павлина и поехал узнавать, насколько отличается реальность от объявления. С Пушкинской перед железнодорожным вокзалом мы повернули налево и покатили по Порто-Франковской. Раньше эта улица была границей вольного порта Одесса, при выезде из которого надо было заплатить пошлины на все товары. В конце Порто-Франковской по правой стороне находилось Одесское пехотное юнкерское училище — одно высокое, трехэтажное, запоминающееся здание и несколько поплоще, огражденные каменным забором. В него принимают после начальной школы и за три года делают офицером. В военное училище берут только с полным средним образованием и учат два года. Мне кажется, если человек решил стать офицером, его остается только научить ходить строем.
Затем мы повернули направо, на Французский бульвар, по обеим сторонам которого были тротуары из плит, затем рельсы конки, а посередине проезжая часть, залитая гудроном, как сейчас называют асфальт. Пока это одно из немногих мест в городе с таким покрытием. Немного дальше станции (остановки конки), но ближе Мавританских ворот, которые доживут до моей учебы в Одессе, с левой стороны были в каменной стене высотой метра три чугунные ворота в два щита с калиткой в правом, сейчас открытой, над которыми простенькая деревянная арочная вывеска темно-синим на белом «Дача Отрада» и по чайке по бокам.
Извозчик, не мудрствуя лукаво, пересек рельсы и остановил коня перед воротами так, что задние колеса коляски были между колеями. На мое счастье паровозика, который, как мне сказали, называют из-за трубы Ванькой-головатым, не было видно.
— Дворник! — заорал извозчик.
Из торца одноэтажного здания, примыкавшего к стене и сложенного из неоштукатуренного ракушечника, выбежал дворник лет сорока в картузе и старой солдатской форме, с овальной бляхой на цепочке, но без фартука.
— Барин желают посмотреть кварте́ры, — проинформировал его Павлин.
Дворник тут же распахнул ворота и подсказал;
— Контора управляющего с другой стороны дома.
Дача «Отрада» представляла собой три короткие узкие — в две кареты — улочки, по обе стороны которых между деревьями находились каменные одноэтажные дома, судя по архитектуре, построенные в разные периоды, одинаковых нет. Еще один дом, поплоше, двумя третями служил жильем для дворников и последней — конторой управляющего, состоявшей из приемной, в которой сидела секретарша, пожилая и какая-то общипанная на вид, словно только что отбилась сумочкой от стаи гусей, и кабинета с полной ее противоположность — подтянутым блондином лет тридцати двух, одетым в черный костюм-тройку и белую рубашку с узким красным галстуком. На пиджаке ни морщинки, на рубашке ни пятнышка, на брюках идеальные стрелки, порежешься. Светлые, почти белые волосы зачесаны назад. Усы и короткая бородка аккуратно подстрижены и причесаны, ни одной волосины-нарушительницы. Выправка, как у штабного офицера, хотя явно из шпаков. В общем, истинный ариец, характер нордический, выдержанный. Их сейчас в Одессе навалом.
Встав из-за массивного дубового стола, он поздоровался со мной и первым делом поинтересовался с легким немецким акцентом:
— Как прикажите к вам обращаться?
— Можно просто сударь, — ответил я, после чего изложил цель визита: — Хочу снять квартиру для круглогодичного проживания. Три комнаты — гостиная, кабинет, спальня — и удобства внутри. Столовая не нужна, дома кушать не буду. Обязательны паровое отопление, электричество, ванная и телефон. Желательно ближе к морю, с видом на него из кабинета или гостиной.
— Есть у нас такая. Могу прямо сейчас показать, — предложил он.
— Поехали, — согласился я.
Увиденное превзошло мои самые смелые ожидания. Дом был крайним по третьей улице и разделенным на две части. Ближняя на пять комнат, дальняя, которую предложили мне, состояла из трех комнат с мебелью и с видом из гостиной на море, плюс небольшая кухонька и санузел с мраморными большой низкой овальной ванной, умывальником и унитазом, удивившим меня, повидавшего немало оригинального. Изготовлен он был в виде кресла с отверстием в сиденье и низкой спинкой, обтянутой, как и подлокотники, темно-красным бархатом. Деревянный съемный стульчак, тоже обернутый материей, весел на стене на специальном бронзовом крюке. О том, что по пьяне под раздачу могут попасть подлокотники и спинка, производители не подозревали. На кухне была большая чугунная печь с топкой, зольником, духовкой, плитой с четырьмя конфорками из съемных колец, две большие, две маленькие, расположенные наискось, трубой, уходящей в потолок, и приделанными к ней чугунными полками. Гостиная, как догадываюсь,
