Боги, пиво и дурак. Том 9 - Юлия Николаевна Горина
В этот момент со стороны поля, оставшегося позади нас, донесся громкий мелодичный звук, будто флейта заиграла через мощные усилители.
Шива?
Он тоже здесь?
Вот это будет краш! Держись, Зевс. И Эреб, скотина, пусть держится! Обеими руками за землю. Чтоб к чертям не сдуло!
Мелодия флейты утонула в криках и шуме налетевшего ветра. Березы над нашими головами закачались, роняя пожелтевшую листву. В воздухе запахло грозой. Небо почернело, и в нем заполыхали яркие зарницы.
У меня в душе и без берсерка поднялась такая волна боевого азарта, что даже хухлик не смог испортить злорадную улыбку, появившуюся на губах.
Давайте, парни, жгите!
И я хочу быть вместе с вами. Хочу увидеть, как все случится!
Но, видимо, чужой номер два в моем брюхе не разделял этих чувств. По крайней мере, мое тело вдруг подскочило пружиной и бросилось было наутек, но запнулось о выставленную ногу Кроноса и плюхнулось мордой в старую листву.
— Придержите-ка его, — услышал я голос титана. Рыжий с Эриком подхватили меня под руки, а Кронос исчез — и тут же возник в нескольких шагах от нас, с тяжелой железной фигней в руке, похожей на кочергу, со здоровенным плоским вензелем на нижнем конце, раскаленным докрасна. И хоть я всего пару раз видел в кино, как клеймят скотину, тем не менее сразу понял, что это у него за орудие.
— Откуда?.. — ахнула Ника.
— Одолжил у самого себя из прошлого, — невозмутимо ответил Кронос.
У самого себя? Неужели когда-то великий титан и владыка собственноручно клеймил берсерков? И вообще, почему он знает так много об этой твари, о которой все остальные боги даже понятия не имеют?
Неужели… он имеет непосредственное отношение к дикой идее начинять людей хухликами?
Любопытно, а кто вообще создал этих мелких тварей?..
— Держите крепче, будет больно, — заявил титан, и в ту же минуту прижал раскаленный вензель к моей груди с левой стороны.
И впервые мы с хухликом оказались солидарны и заорали так единодушно и громко, что аж уши заложило.
Нет, это был не просто кусок раскаленного металла, выжигающий плоть. Все мои синапсы от пяток до макушки оглушительным хором матерились прямиком в мозг. Вдоль всего тела и внутри, и снаружи протянулись невидимые раскаленные струны. Все суставы захрустели, связки заныли, точно я второго Азатота рожал, ей богу.
Я конвульсивно дернулся всем телом — и Рыжий с Эриком, до сих пор державшие меня за руки, отлетели в стороны метров на пять.
Кронос опустил клеймо. Окинул меня оценивающим взглядом, удовлетворенно кивнул.
Боль прекратилась, как ни в чем не бывало. Хотя на груди зияла здоровенная кроваво-красная рана в форме щита, украшенного коловратом.
— Теперь ты и не живой, и не мертвый. Не в своем уме, но и не безумный, — хмуро сказал он, отшвырнув клеймо во влажную траву. Оно хищно и недовольно зашипело, словно еще недостаточно насытилось кровью.
— Ты же вроде говорил, что берсерки неуязвимы на поле боя. Но тем не менее клеймо-то получилось выжечь. Как так? — спросил я.
И удивился тому, что мой рот озвучил именно то, что я хотел!
Мне удалось покрутить головой и подвигать руками — и они теперь тоже подчинялись мне.
Красотища!
— Клеймо — это единственная уязвимость, как у Ахиллеса — пята, — буркнул Кронос. — Имей в виду на будущее, кстати.
— Ты вернулся! — воскликнула Демка, обнимая меня.
В ответ я показал ей язык и грязно выругался.
А потом виновато пояснил:
— Судя по всему, не до конца. Теперь я от себя хоть слово вставить могу… — тут голос в моей гортани изменился на противный скрипучий. — А не только член промеж твоих булочек!..
Я отодвинул от себя ошарашенную Демку, тряхнул головой и со злом проговорил:
— Я что, так теперь и буду жить? С вечным раздвоением личности?
— Не-а, — покачал головой Кронос. — Не раздвоением, а растроением…
И тут я снова услышал звук сигнального рога.
Наверное, что-то похожее должны были испытывать крысы, которых мальчик Нильс заманивал в море своей дудочкой.
Кровь бросилась мне в голову.
От вскипевшей энергии стало жарко, руки заныли от желания ощутить тяжесть меча, сердце забилось с отчаянной радостью.
Я развернулся и, не говоря ни слова, поспешил туда, где прямо сейчас забавлялся Шива.
— Даня, постой!.. — крикнул мне вслед Эрик.
— Даже не лезь к нему и не вздумай пытаться останавливать, — отозвался Кронос. — Ничего с ним не станется! Теперь-то…
Дальше я уже не слушал, потому что почти бежал навстречу кипящей схватке.
Ураганный порыв ветра ударил мне в лицо. Согнул березы напополам. Несколько старых стволов не выдержали напора и лопнули, словно выстрелили один за другим.
Воздушный поток мелким сором и хлопьями пепла обжег мне голую грудь, но я устоял.
На губах появилась зловещая улыбка.
Кто из нас сейчас улыбался, я или хухлик, сказать было трудно. Кронос был прав: мы двое слились воедино, образуя какую-то третью личность, которая хоть и не была в полной мере мной, но хотя бы нравилась!
Порыв стих, и я ринулся к краю леса.
На поляне творилось что-то невиданное.
Азатот все так же расшвыривал богов и людей, сдвинувшись к самому ее центру. Шива, сидя на облаке, продолжал играть свою музыку на флейте. Вокруг бога сияло оранжевое кольцо, чем-то отдаленно похожее на нимб. Конструкты противников один за другим вспыхивали вокруг Шивы, но тут же угасали.
А прямо под облаком воинственного музыканта бесновалось жуткое чудовище, раз в десять больше и выше крепкого человека. У него было много рук, обнаженное гибкое черное тело с намеком на женскую грудь, а на шее висело ожерелье из черепов. Из одежды у монстра была только набедренная повязка из окровавленных клочков кожи, скальпов и человеческих рук.
Но основные силы Зевса были сейчас заняты вовсе не Шивой, и даже не Азатотом. Во главе с громовержцем они собрались в круг на краю поляны, и над их головами яркими всполохами сияло искажение от выплескивающейся энергии. И в этом сиянии, широко распахнув свои белые крылья, парила бесстрастная белая Ника, подобная ангелу смерти.
Я не успел даже толком сообразить, что там вообще происходит. Просто выхватил меч из первого встречного трупа и с диким воплем бросился к этому сборищу — прямо в полный рост, нахрапом, как долбанутый викинг в мультфильмах.
Перед глазами ярко полыхнуло ослепительно-белым.
