Право убийцы – 2 - Валерий Александрович Гуров
И вот теперь стало понятно, на кого работает Миша Осетин. В принципе, логично — в этом мире так любили показывать свое отношение к кланам, а Осетин единственный, кто ушел от ответа на достаточно простой вопрос.
И стали понятны все его рассказы, более подробные, чем необходимо для «случайного попутчика». Его предложение с деньгами в обмен на «просто посетить мероприятие». Значит, тут идет более крутая игра, чем мне казалось на первый взгляд. Зато Император четко попадал в категорию существ, кто знал о нашей организации и имел ресурсы для вызова Мастера. Оставался один вопрос — на кой черт ему ломать построенную империю моими руками? Если с Волконским все понятно — он прямо сказал, что хочет захватить власть, дискредитировав Императора, то ему-то это зачем?
Не дождавшись от меня какой-то реакции (а он чего ждал — вопросов «Зачем вам это?» Так зря — Мастера не спрашивают мотивов заказа, просто выполняют его, снимая с себя всю ответственность за дальнейшие развития событий), Император продолжил, глядя в самостоятельно разгоревшийся огонь в камине, что меня лично не удивило. Уже и так понятно, что мужик владеет всеми стихиями.
— Александр Дмитриевич был прав, законсервированные Разломы рано или поздно приведут к гибели мира. Вот только просто взять и раскрыть их — означает привести к гибели мира, просто иным способом, — он покосился на меня, и на его губах мелькнула и пропала тень усмешки. — Разумеется, я знаю про настрой Волконского и его революционные идеи.
— Тогда почему заказ на Мурузи, а не на Волконского? — молчать дальше мне показалось бессмысленным, а так я поддерживаю диалог, при этом, не подтверждая и не отрицая все выше сказанное.
— Гармония, Мастер, все дело в ней. Равновесие. Давайте я вам расскажу немного о нашем мире, пока господин Мурузи реагирует на вскрытую вами защиту поместья.
И Император взмахнул рукой, проецируя перед нами белый экран размером с камин. Потом сосредоточился, и еще один пасс рукой, видимо, передавая воспоминания на экран. Я так понимаю, что это одна из возможностей стихии Энергии.
— Империя образовалась из-за того, что мой предок провернул невозможное: закрыл один Разлом. Для этого потребовался ритуал, восемь магов в степени Мастера, и их жизнь. Но Разлом был закрыт. Повторюсь, закрыт, а не уничтожен. И через некоторое время ритуал потребовалось повторить, так как подпитки «замка» не было, и Разлом открывался.
Я смотрел на экран, и видел действительно невероятное, то, что заставило меня сесть на край дивана и пристально вглядываться в картинки воспоминаний. Просто чтобы понять технику закрытия Разломов. Но чем больше вглядывался, тем больше восхищался. Восхищался, насколько опять красиво мне вешают лапшу на уши. Хотя, казалось бы, зачем это Императору?
Восемь магов, проводивших ритуал. Огонь, Вода, Земля, Воздух, Энергия — эти пятеро пустили себе кровь, и ее собирал к себе шестой, умудряясь повелевать жидкостью, точнее… Жизнью. И это тоже была Стихия. В момент, когда жизнь покинула пятерых, подключился седьмой маг, собирая эманацию Смерти, и объединяя ее с Жизнью. Жизнь шестерых Мастеров и Смерть шестерых Мастеров перешла к тому самому восьмому, который направил всю магию в раскрытый Разлом, напоминающий вход в подземелье. И тот вздрогнул, не просто обваливаясь, а просто исчезая, лишь отсутствием травы в форме ровного круга показывая, что раньше тут была трещина миров.
Но восьмой Мастер, впитавший и передавший силу, остался стоять! Пошатываясь после ритуала, в окружении семи иссушенных трупов, но стоять! Вот как первому Императору удалось стать, собственно, Императором! А бонусом — приобрести так же магию Жизни и Смерти, к остальным пяти стихиям! Ему больше никто не мог противостоять, никак, такому невозможно что-то противопоставить!
— Через какое-то время моему предку становилось все хуже, и пришлось что-то придумывать уже для защиты своей жизни, так как остальным ничего не угрожало, — взмах руки и картинка на экране поменялась. А мне даже нравится такое реалистичное кино!
Я увидел обезображенное лицо первого властителя. Уставший мужчина сидел в своем кабинете, и стягивал перчатки с рук. Правая была нормальной, сияющей здоровьем и молодостью, но левая принадлежала трупу — позеленевшая, с черными ногтями, казалось, стоит тронуть, и кожа будет отходить пластами вместе с мясом.
— Подобное притягивается к подобному, и Император стал своеобразным магнитом для магии, как сосуд. И ее стало слишком много для человеческого тела, — мой собеседник продолжал вещать, как на исторической лекции, не добавляя в речь ни эмоций, ни переживаний. Как робот. Снова взмах, и картинка меняется.
— Понимая, что так долго не проживет, а наследников только начинающей зарождаться Империи нет, мой предок принял решение разделить магию, найдя им другие сосуды.
На картинке мужчина, стараясь действовать только правой рукой, расставлял перед собой шесть свечей перед шестью здоровенными валунами, метров по четыре в высоту. Потом встал посередине этого круга, и вскинул руки вверх, едва не потеряв при этом пару пальцев с левой.
Звук картинка не передавала, так что я просто смотрел, как от тела первого властителя отделяются шесть лучей и занимают места в приготовленные камни. И после того, как маг допел нечто ритуальное, лучи между ним и валунами погасли, зато сами камни вспыхнули белоснежным светом, посылая яркие лучи прямо в небо.
— Да, так появились источники, ставшие магнитом для магии. При здравом размышлении, мой предок отдал пять из них своим самым преданным последователям, одновременно возвысив их и опустив всех остальных. Себе оставил шестой.
— Стихии отдал последователям, себе оставил Жизнь и Смерть? — не то, чтобы мне это было сильно интересно, но решил просто уточнить.
— Верно. Но это императорская тайна, как и то, что нашей крови по прежнему подвластны все стихии, — Император даже не посмотрел на меня, а я пожал плечами. Мне особо некому было это рассказывать, а унижать себя шантажом Император не стал — чем он может мне пригрозить? Смертью? Три ха-ха. Вселиться в тело в другом мире требует сложностей, а вот покинуть его мне не составит труда. Тем более, когда метка Мастера уже заняла свое место на моем предплечье.
— Один
