Физик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан
— Витюшенька, родненький, здесь… — не сдерживаясь, плакал старик, уже не раз в мыслях хоронивший сына. — Куды мне идтить-то? Где он?
Идя от одного бойца к другому, он вдруг останавливается и замирает. Тяжело, с хрипом задышав, он медленно поднял руку с выставленным вперед указательным пальцем.
— Что же вы, сынки, делаете? Зачем душегуба этого держите? — его крючковатый палец показывал ровно на бледного, как смерть, Реймаа. — Это же первейший среди них нехристь! Иуда, все предавший, — старик плюнул полицаю под ноги, а тот тут же шарахнулся от него в сторону, как черт от ладана. — Он же в лагере людей самолично расстреливал. Вон энтими самыми ручками сережки у женщин с ушей рвал. Пальцы ножом резал, чтобы кольца снимать, — старик уже с ненависть показывал на руки полицая, пальцы которого, и в самом деле, украшали два тоненьких колечка и небольшой золотой браслет.
Эстонец, видя, как окружившие его красноармейцы уставились на его руки, начал втягивать их в рукава шинели. К сожалению, для него, она оказалась коротковата и желтые кольца, по-прежнему, выдавали себя предательским блеском.
Из толпы бойцов выбрался недавний матрос, перепоясанный пулеметными лентами, с красным от ненависти лицом. Злющий, как сто чертей.
— Ах, ты, гнида! — от смачного удара эстонец кубарем полетел на брусчатку, где ему тут же прилетел следующий удар. — Фашистская сволочь! Продажная тварь! А нам тут заливал про фашистов, — град ударов обрушился на него со всех сторон. — Шлепнуть его и вся недолга!
Скулящий от страха, эстонец вертелся волчком на брусчатке. Уже прощался с жизнь, как все внезапно прекратилось.
— Отставить! Не марайте руки об эту мразь. Он обязательно за все ответит, — Реймаа встряхнули и, как кутенка, подняли за шиворот, поставив перед полковником. — Сейчас же у нас другое дело. Пока немцы не опомнились, нужно занять завод. Горыныч срочно нуждается в запасных частях. Надеюсь, никому не нужно объяснять, что без него нас запросто сомнут. Там все на живую нитку сделано. Нужно выгрести все, что нам нужно. Повторяю, все до последней бухты кабеля и листа меди! Карабанов! Вот список с деталями и запасными частями.
Вытащив из планшета листок бумаги, полковник передал его подскочившему капитану.
— Поторопись, Алексей. Обстановку сам знаешь. Промедлим — уйти не сможем. Немец спать не будет, — полковник с опаской поднял голову к небу. — Я же с третьей ротой наведаюсь в лагерь с пленными. Полицая с собой возьму, чтобы дорогу показал. Все, Леша, разбежались.
На очередном перекрестке отряд разделился на две неравные части. Большая часть, в составе трех полных рот, двинулась влево, в сторону завода. С ними отправился единственный, имевшийся в их распоряжении, грузовик, на который планировалось грузить найденные материалы. Оставшиеся бойцы, численность которых едва дотягивала до сотни, повернули вправо. Их вел Реймаа, все еще надеявшийся всех обмануть и избежать плена.
— Еще немного, герр командир, — полицай постоянно оглядывался на шедшего следом полковника, стараясь заглянуть тому в глаза. Изо всех сил старался, чтобы в нем никакой угрозы не видели. — Охраны там все время не хватает. Нас всегда туда посылают, когда новых пленных привозят. Только я никогда не хотел идти. Я часто говорил господину капитану, что не хочу идти в охрану лагеря.
Захлебываясь от волнения, тараторил полицай. Всем своим поведением он показывал, что не по своей воле служит немцам. Мол, все разговоры про его жестокость — это поклёп, оговор или ошибка.
— … Герр командир, эти кольца мне от матушки достались. Она берегла их к моему венчанию. Все время говорила, что подарит мне и моей супруге свои старинные кольца. Только матушка, царство ей небесное, скончалась и не дождалась… — пускал слезу Реймаа. — Я же говорю, мои это колечки.
Он «плакался» всю дорогу, стараясь вызвать к себе жалось и выиграть немного времени. «Лишь бы опять кто-нибудь не вылез из своей норы и не стал орать на меня. Сволочи! Откуда только выполз тот старый пень? Глазастый хрыч, кольца заметил. Все равно они больше никому не нужны. Это же быдло, земля под ногами. От них все равно нет никакой пользы, и пойдут в землю червей кормить… Этот мир принадлежит таким, как я. Только нужно выждать, совсем немного выждать».
Реймаа надеялся, что охрана концентрационного лагеря оставит от советского отряда «рожки да ножки». Все, что он рассказывал про нехватку солдат в охране, было откровенным враньем. Шталаг IV-D, транзитный лагерь для советских военнопленных и гражданских жителей оккупированных районов, никакого недостатка в охранниках не испытывал. Ежемесячно через этот центр проходило более шести тысяч лиц, большая часть которых, особенно ценные специалисты, высший командный состав, особо опасные заключенные, переправлялись на территорию Германии. Естественно, территорию лагеря в двадцать гектар, обнесенную высокой стеной из пулеметных вышек и колючей проволоки, охранял солидный контингент: 203-ий и 337-ой батальоны охраны вермахта, два специальных моторизованных взвода и одна зенитная рота, вооруженная пушками Flak 38. Райме прекрасно знал об этом, так как именно его вспомогательный полицейский батальон обеспечивал встречу заключенных на железнодорожном вокзале.
— … Почти пришли, товарисч командир, — воскликнул эстонец, заворачивая за угол крайнего дома. — В поле у рощи и будет лагерь.
Угодливо улыбаясь, полицай ловил момент для бегства. Через несколько минут их должна заметить охрана концентрационного лагеря, которая вряд ли будет медлить с открытием огня. В начавшемся бое, думал Реймаа, он сможет незаметно укрыться в одном из оврагов за городом, где благополучно и переждет все самое страшное. После останется только доложить майору Келлеру: про удивительный летающий поезд из рассказов Жюля Верна, про невиданное страшное по силе оружие. «… Ничего-ничего, я всем покажу, кто такой Эвальд Реймаа! Вы еще услышите про меня… Жалкие людишки… Этот мир принадлежит сильным и хитрым, которые отбросили все бредни про жалость и сострадание…».
В то мгновение, когда первые бойцы начали выходить на открытое поле, по ним был открыт сильный пулеметный огонь. Несколько пристрелочный очередей выдали зенитные орудия, в дребезги разнеся фасад ближайшего дома.
— Ложись! В укрытие! — закричал полковник, падая на землю. — Открыть по пулеметам противника огонь. Подавить…
Куда там подавить. Охрану лагеря застать врасплох не удалось. К трем пулеметам на вышках, поливавших свинцом советских бойцов, присоединились еще два станковых пулемета, установленных прямо в воротах лагеря. Открыли плотную стрельбу и зенитные орудия. Под таким огнем было даже голову не поднять, а атаковать тем более.
Бойцы, что первыми выбрались на открытое поле, погибли сразу же. С трех — четырех сотен шагов пулеметный огонь не оставил им ни единого шанса. Задело и полковника, изломанной куклой свалившегося около невысокого каменного палисадника.
— Куда? Боец, лежать! — хрипел полковник, видя, как кто-то готовился бежать к нему на выручку. — Это западня. Отходить надо… Старший лейтенант… Михеев… принимай командование, — из-за угла дома выглянуло возмущенное чумазое лицо в фуражке, пытавшееся что-то сказать. — Помолчи. Замолчи, я сказал… Дурень, дело пахнет керосином. Мы зря влезли в этот чертов город. Он нам не по зубам… Чувствую, немцы скоро по нам так ударят, что кровью умоемся. Нужно срочно предупредить товарища Теслина. Слышишь, Михеев? Пусть, ученый Горыныча уводит. Нельзя, чтобы это оружие попало в руки врага. Уводи людей… — у полковника из рта пошла кровь, не давая ему говорить.
Лежавший в паре десятков метров, Райме весь превратился вслух. Ловя каждое слово смертельно раненного полковника, он тихо радовался. Происходящее сейчас было очередным подтверждением сложившейся у него картины мира — Pax Germania, где миром правит избранная раса и ее сателлиты. В этом мире побежденным расам уготована участь рабов, достойным лишь служить своим хозяевам. Конечно, себя эстонец тоже видел частью расы Хозяев, которые в этом мире всем владеют: землей, домами, людьми. «Ха-ха-ха! Я знал, что этим все и закончится! Они еще барахтаются в своей грязи, не зная, что уже проиграли Великому Рейху…».
