Тень души (СИ) - Лавров Алексей Юрьевич

Вот снова упали две чёртовых ёлки или пихты. Всадники ловко отскочили с конями. Ругаясь в бороды, воины спешиваются, разматывают верёвки. Привязывают одним концом к верхушке упавшей ёлки, другим к сёдлам своих драгоценных коней. Трое ведут лошадей, остальные помогают ворочать дерево…

Навзничь падает боец, его товарищ оборачивается и долго-долго заворожено смотрит на торчащую из глазницы стрелу. Истерично заржала лошадь, упала на бок, бьёт копытами. Из бедра торчит стрела. Другого воина тяжёлая стрела ударила в спину, пробила кольчугу. Третий валится со стрелой в груди.

А щиты приторочены к сёдлам! Ещё один конь вздыбился и валится со стрелой в боку. К нему прыжком ринулся дружинник. Сорвал с седла рог, приложил к губам…

– Ту-ту-ту-у-хр-хр… – а не надо было задирать голову.

Горло пробила стрела.

Прискакавшие по тревожному сигналу воины застали перебитый стрелами дозор и бьющихся от боли, покалеченных коней. Первым делом бросились в лес, но далеко пройти не удалось. Неприятель загодя устроил завалы. Злодеев было уже не догнать.

Прирезали раненых лошадей, убрали с дороги деревья. Святослав доложил о засаде отцу, тот приказал усилить передовой отряд втрое. А что ещё прикажешь? Для нормальной разведки у князя лесных егерей не было.

Двинулись далее. Дружинники ехали в дозоре со щитами на руке. Снова падали деревья. Сначала проверяли лес у дороги, только потом убирали стволы…

Но вот впереди замаячил настоящий завал. Дорогу перегородили десятком стволов. Протрубили тревожный сигнал, отправился к войску гонец. Зашли в лес у дороги проверить, и в дружинников полетели стрелы.

Троих убило сразу. Остальным бы по-хорошему следовало вернуться на дорогу поджидать подкреплений, но вот же среди деревьев вражеские силуэты! Эти аборигены совсем охренели! Вперёд!

Всадники естественно решили, что у лучников против них нет шансов. Вот один пытается укрыться за стволом, всадник замахивается мечом… и его снизу вверх пронзает тяжёлое копьё с другого бока. Это же ратники Горыни, лучники вместе с копейщиками.

Другой всадник спешит на помощь, двумя скачками приближается к воину с копьём, и на него по-кошачьи прыгает неясная тень. Дружинника схватили за шлем крепкие руки, он валится с седла со сломанной шеей.

Врагу удаётся увидеть воина-рысь в тотемном воплощении лишь перед гибелью. Глыбе нравится заглянуть в глаза в последний момент. Ощущение быстрого движения, размытый силуэт, два огромных зелёных глаза с жёлтыми пятнами смотрят прямо в душу… резкая боль и мрак небытия.

Размытый силуэт, словно растаял… Через секунду сгустился уже в десятке шагов. Прыжок на новую цель. Из глотки рвётся торжествующий рык, истеричное конское ржание, мёртвый враг падает в снег…

Два часа воплощения, Глыба с собратьями прикрывает ратников рода. Всего-то три воина-рыси на четыре десятка обычных воинов. Бой в лесу, потом внезапными атаками отвлечь противника, прикрыть отход ратников. Рыси уходят последними, уводят погоню за собой и легко отрываются.

Глыба возвращается в человеческое состояние, спешит на лесную базу. Поесть, отдохнуть немного, и до завтра он становится обычным ратником, которому о воинах-рысях, по идее, и знать не положено. Глыба по своей силушке копейщик, напарник лучницы Листвяны. Редкий случай – девушка воин-рысь.

С каждым днём похода скорбь князя Изяслава становилась сильнее. Несчастный народ сей земли не только погряз в пороках, запутался в предрассудках и был зазомбирован пропагандой ненависти и насилия.

В принципе, для раннего средневековья это естественно. Но местные явно спутались с силами зла, о которых нудил Пантелеймон. Ну, натуральные ведь черти, ничего другого на ум не идёт! Они как насмехались, издевались над воинами добра…

Это Пантелеймон так говорил. Изяслава самого слегка вело от такого определения, особенно применительно к его Святославушке. Но пусть будет добра, не один ли князю чёрт!

Ему просто пришлось принять версию грека, чтобы объяснить своим воинам, почему лесные дикари так яростно с ними сражаются. Это внушало трепет и суеверный ужас. Ни дня, ни ночи не проходило без нападений на дозоры, на обоз, на лагерь.

Убивали людей, убивали тщательно оберегаемых строевых лошадей. И князя бы убили, да Изяслав стал князем не по протекции, вовремя догадался одеться в латы и пересесть в седло боевого коня. А грека всё-таки зарезали… средь бела дня, в обитом атласом возке с мягкими креслами и даже с печкой.

Ну, однозначно бесы! Вот и кидаются на воинов света – чуют поганые, что недолго им осталось бесноваться. Дружинники соглашались с князем, так сказать, хайли лайкли – другого разумного объяснения просто не существовало.

У Изяслава и без зарезанного грека были советники и воеводы. Умудрённые мужи быстро разобрались в ситуации. Против их войска поднялось древнее колдовство. Князь каким-то образом обозлил кудесников и вождей.

Что с этим делать, советники толком не знали. По-хорошему следовало поворачивать назад. Но князь просто не мог этого сделать по множеству веских причин. Во-первых, это будет очень плохой прецедент, князь признает, что дикари способны принудить его к чему-либо. Это недопустимо. Он князь! Только он властелин над землёй и людьми!

Во-вторых, нанятым по всем городкам Руси викингам платить двойное жалование попросту нечем. Изяслав всё потратил на сбор войска. Их жалование пока лежит в казне Скола. Викинги должны, или погибнуть, или завоевать его. Если они вернутся в Труев, князю будет очень трудно что-то объяснить этим вооружённым отморозкам.

А, в-третьих, умудрённые мужи сильно сомневались, что, если войско повернёт оглобли, ему дадут спокойно уйти. Такое не в характере местных. Они совершенно не умеют прощать.

Войско прошло уже шесть дней пути, обратно идти тупо дальше. Позади ничего хорошего не ждёт, осталось двигаться вперёд, уповая на милость божью. Изяслав с удивлением обнаружил, что начинает в него верить!

Не, был, конечно, и промежуточный вариант – оставаться на месте. Временно. Выбрали относительно свободное от леса место близ пересечения трёх дорог и принялись за обустройство лагеря.

Рубили деревья, расширяли чистое пространство и заодно громоздили по периметру укрепления. Отрядили сильные конные отряды на помощь отставшим войскам. Их следовало как можно быстрее привести к основным силам, поскольку противник должен переключиться именно на них.

Простояли лагерем всего три дня, за это время привели всех, кто оставался в живых. Их оказалось обидно мало. Викингов не досчитались три сотни, а ополчение потеряли практически полностью. И с другой стороны, народу было многовато – обозы с запасами потеряны. Оставаться на месте стало равносильно гибели, двинулись вперёд. К Сколу.

Заглянули в поселения местных, что были по пути. Со зла спалили брошенные дикарями лачуги, хлеба в посёлках не нашли ни зёрнышка. Князь опечалился ещё сильнее, хотя казалось, что уже больше некуда.

Раньше он тешил себя надеждой, что против него выступила лишь часть местных дикарей, каким-то образом науськанная сколовским боярством. Брошенные, организованно оставленные среди зимы деревни указывали на то, что ему тут не рады поголовно.

Войско двигалось медленно, нападения продолжались. Наконец, через семь кошмарных дней вышли к городу. Изяслав в компании воеводы Радомира и с сынулей Святославом взирал на город с небольшого пригорка.

К князю подъехали два витязя с дорогой арабской зрительной трубой на плечах. Изяслав надолго приник глазом к окуляру. Вокруг города пустое заснеженное пространство. На высоких стенах никого не видать, широкие башни должны вмещать много воинов, ворота… э…

– А где у них ворота? – спросил он недовольно.

– Это всё викинги, – угрюмо проворчал в бороду воевода Радомир. – Они переделали крепость на свой манер. Стены их крепостей, как разорванный обруч, – воевода принялся показывать пальцами. – В местах разрыва обруч как бы отгибается и перекрывается воротами не фронтом в поле, а эдак сбоку. И в башнях ворот наружу нет, они прикрывают городские ворота с двух сторон.