Вадбольский 5 - Юрий Никитин
Он поморщился, сказал сухо:
— Знаю, чем кто из них обрел славу. Правда, про Платона и этого Павку слышу впервые, но твою замысловатую мысль понял. Увы, мир такой, что России сейчас бойцы нужнее, чем мыслители.
Я сказал смиренно:
— Как скажете, ваше величество, но ряд умных людей полагает, что мыслителей всегда недостаёт, а бойцов… было бы поменьше, войн было бы тоже меньше.
Он посмотрел в упор, в глазах на миг промелькнуло нечто вроде искры бешенства, редко кто осмеливается перечить, во всяком случае не такие насекомики, но взял гнев в кулак, сказал злым голосом:
— Под рядом умных людей имеешь в виду себя, барон?.. Что ж вокруг меня только такие умные, что готовы сожрать друг друга живьём прямо с костями!.. Ладно, сейчас мы решим твою судьбу. Может быть ссылка в Сибирь, чтобы уберечь от Долгоруковых? И почему задрался именно с Долгоруковыми?
— Не я, — пискнул я.
Он зло отмахнулся.
— Да знаю, знаю. Но сейчас это как бодаться телёнку…
— С дубом? — подсказал я.
Он сказал досадливо:
— С горой!.. Когда бы ты ни вышел пройтись по городу, обязательно встретишь кого-то из князей Долгоруковых, понял?.. Это самый многочисленный род. А ещё командуют армиями, флотом, занимаются выпуском оружия… Они везде, и везде исправно служат Отечеству!
Я позволил себе ироническую ухмылку, что не осталась без внимания императора.
Император окинул меня холодным взглядом.
— Да, я в курсе, инициатором ссоры с княжной был не ты, свидетелей много. Но пока что мне сообщают, что ты держишься достаточно уверенно, из Петербурга никуда не бежишь.
Я уточнил кротко:
— Это вы о снапшутерах, которых кто-то постоянно подсылает к моему дому?.. Думаю, вам уже доложили. Могу сказать точно, что к дому Долгоруковых я никаких стрелков не посылал. Но, ваше величество, если долго пытаться, то у них может и получиться!
Он спросил хмуро:
— Уверен, что все со стороны Долгоруковых?
— И вы уверены, — ответил я, — но нужны очень уж веские доказательства, так? Это же Долгоруковы, не какой-то мелкий Вадбольский. Но всё же, мне, несмотря на мою бедность и худородность, пока удаётся держать оборону.
Он посмотрел на меня несколько странно.
— Очень уж охрана твоя хороша. И умеет держаться скрытно.
— Стараюсь, — ответил я скромно. — Часы, украденные у пирушек и флирта, отдаю упражнениям и подготовке своих людей к будущим войнам.
Он проследил за моей интонацией, уточнил:
— Так ты говоришь, в будущих войнах всё иначе?
— Ваше величество, — сказал я. — Вышлите против меня пехотный полк, я с десятком человек перебью всех, как куропаток! Они же идут плотным строем во весь рост, трудно промахнуться!.. И надеются на штыковой удар!.. Да мы их перестреляем раньше, какой штыковой бой?
Он вздохнул.
— Ты странный курсант, но уже так много сделал для Империи со своими винтовками и даже, не побоюсь этого слова, болеутоляющим зельем… Но род Долгоруковых не только мои друзья, но и родственники, я ими дорожу. Но и тобой, барон, тоже. Рейнгольд на днях привез пару твоих винтовок нового типа, мы постреляли в саду… Я впечатлён, барон!.. И сразу же велел закупить всё, что есть, армия в них нуждается как никогда остро!.. Ты очень нужный человек!.. Я даже верю тому, что ты сказал. С такими винтовками десять человек уничтожат если не полк, то роту точно, даже не входя в соприкосновение.
— Это точно, ваше величество, — сказал я скромно. — К тому же мы стреляем лежа. Это не так красиво, зато быстро и точно.
Он покачал головой, сказал с сердцем:
— Я не хочу этой глупой ссоры между верными мне и Отечеству людьми!
Я тихохонько перевёл дыхание. Наконец-то я доказал свою нужность, а вместе с тем и поднял себе цену.
Император чуть нахмурился, обронил:
— Но тут ты оказался ещё той Кассандрой, с перевооружением несколько запоздали… Но во всём остальном Долгоруковы безупречны! Как Род, как слуги Отечеству. Потому я сейчас в некоторой ошалелости. Я хочу, чтобы вы помирились!
Я ответил смиренно:
— У меня не было и мысли задевать этот великой Род. Но княжна Ольга заявила, что их род костьми ляжет, но не допустит высланных в Сибирь декабристов в столицу!.. А я как раз перевез родителей из Сибири в дом на Невском прошпекте.
Он досадливо поморщился.
— Мала ищщо за весь Род говорить! И вообще тот неприятный инцидент с бунтом на Сенатской площади был давно, пора бы уже и забыть! Мы же все дети России и обязаны думать прежде всего о ней, а не про свои амбиции!.. Это меня тогда хотели убить, меня!.. Меня и мою семью. По закону их всех должны были четверовать, но я нарушил закон и заменил повешением. Чтобы без пролития христианской крови! А теперь и вовсе всех простил, мало ли какие ошибки делаем в горячей и дурной молодости? Можно же в кровь разодраться, а потом помириться?
Я проговорил как можно смиреннее:
— У меня нет к их роду никаких претензий.
— Ну вот и прекрасно!
— Но, — продолжил я смиренно, — когда мне будут резать глотку, уж простите великодушно, Господь велел сопротивляться, а он постарше вас в чине! Простите, или всё-таки старше вы?
В кабинет уже дважды заглядывали, во второй раз на меня бросили укоризненные взгляды, камер-юнкер даже сделал нетерпеливый знак рукой, задерживаю великого государя своими насекомьими вопросами.
Император нервно дернул щекой, окинул меня пытливым взглядом с головы до ног.
— Эх, Вадбольский… В тебе столько достоинства, словно тебе не приходилось прогибаться перед более сильными… В какой счастливой семье ты жил?..
— Ваше величество, — сказал я почтительно, — Ваш пример и ваши усилия разве не всю России стараются сделать таким правильным обществом?
Только жить тебе осталось меньше года, мелькнула мысль. Горькая весть о поражении русской армии и сдаче Севастополя поразит в самое сердце. Придёшь в свою скромную спальню, ляжешь на деревянный топчан с матрасом из сена, укроешься солдатской шинелью, и сердце твоё от тоски и горя остановится.
Он словно прочёл что-то в моём лице, вздохнул.
— Никто никого резать не будет, я запрещаю!.. На кордонах войны начинаются, старые счёты подняли из архивов, сейчас не до личных обид. Я уже велел Рейнгольду переговорить с главой рода Долгоруковых. На этом всё. Иди
