Олегархат районного масштаба (СИ) - Номен Квинтус
Железнодорожники продемонстрировали чудеса фантазии: они спроектировали и начали строить «горную дорогу» через Северо-Муйский хребет, которую обещали к началу шестьдесят третьего года достроить — но там уклоны были такие, что очень неспешно на двойной-тройной тяге по этой дороге можно было протащить эшелон всего лишь из десятка вагонов, так что «всерьез» они решили строить большой тоннель. И даже начали туда все нужное подтягивать (в результате на Удокан вообще транспортных ресурсов не оставалось). Но у меня в памяти засело, что при постройке тоннеля случилась куча тяжелых аварий, толпы народу погибли — и после того, как я напрягла память и по возможности вспомнила, что же там на самом деле произошло, организовала команду для проектирования роботизированного горнопроходческого комплекса.
Заказала потому, что я куда как лучше, чем современные горные инженеры, знала, как правильно копать тоннели в граните. Не в деталях, а в очень общих чертах, конечно, но знала. Когда в стране наступила катастройка, мои заводы не брезговали даже самыми мелкими заказами, и тогда дед через какие-то свои «старые связи» подписался на поставку элементов автоматики с северными корейцами. Автоматики для горно-проходческих комплексов, как раз такие тоннели и копающих. Точнее, для одного такого комплекса: у людей Ким Ченира на большее денег не было. У них и на один денег не хватало, но один комплекс они все же построили — и тоннели стали копать в невероятных количествах и с потрясающей скоростью, хотя их комплекс так и остался «недоделанным». Но благодаря даже тому, что они доделать смогли, на постройку тоннеля они были в состоянии отправить многие тысячи копателей с отбойными молотками, и эти тысячи уже не мешали друг другу…
Идея комплекса была примитивна: сначала буром сверлилась тридцатисантиметровая горизонтальная дырка в граните (корейцы полтораста метров высверливали меньше чем за сутки), затем новая «насадка» насверливала по стенкам шпуры по двадцать сантиметров и распихивала по ним патроны с гексогеном. Потом патроны взрывались, щебенка из получившегося ствола выгребалась (опять хитрой машиной) и получался тоннельчик диаметром в метр-двадцать. Процедура со шпурами повторялась (правда уже с сорокапятисантиметровыми) — и примерно через неделю получался тоннель диаметром под два с половиной метра. В него запихивался конвейер, который выводил из тоннеля новую щебенку, а сверлильно-взрывальный комплекс переезжал на полтораста метров вперед и приступал к сверлению дальше.
Хитростей на самом деле в комплексе было много и автоматика для него была очень непростой, так что я даже примерно не представляла, как ее сделать. Но общую идея я точно знала (и даже, трижды побывав в Корее, лично на комплекс поглядела), так что задание я инженерам выдала с полным пониманием того, что хочу получить в результате. Потому что даже если вода с песком и щебнем под давлением в десятки атмосфер в тоннель хлынет и смоет этот комплекс к чертям собачьим, то ну и хрен с ним, а если эта вода угробит много народу, то ну его нафиг: люди — дороже любой железяки. И именно тот тезис я постаралась разработчикам донести. Судя по тому, как парни приступили к работе, мне это удалось — а вот мне кое-что доносить стала Лена.
Она зашла ко мне в кабинет примерно через неделю после нашего с ней разговора о Ряжске и молча положила мне на стол довольно толстую папку:
— Вот, почитай, тебе, я думаю, понравится. То есть сначала точно не понравится, но ты все же себя перемогни и дочитай до конца.
— А то что?
— То, что ты просила: результаты расследования по Ряжску.
— А не понравится потому, что там вообще всех поголовно надо будет?
— Ты сначала почитай, а я пойду, у меня дел еще много. И знаешь что, если тебе снова на ком-то захочется злость сорвать, заходи ко мне.
— На тебе злость срывать предлагаешь?
— Нет. Но ты у нас девочка крепкая, однако и я не промах и уж пару оплеух вразумляющих дать тебе смогу. А потом смогу и убежать…
С этими словами она именно убежала, а я принялась читать то, что она мне принесла. Ну что же, мне действительно с Леной очень повезло: она все для себя списала на мой токсикоз. А я лишний раз убедилась в том, что правильные решения принимаются при наличии правильной же информации. А у меня, оказывается информация была, мягко говоря, неправильная…
И прежде всего у меня была даже не неправильная, а абсолютно ложная информация о правилах прописки, записи в очередь на улучшение жилищных условий и вообще о том, как люди в СССР решали свои «жилищные проблемы». Потому что сама я этими вопросами не интересовалась: работать-то я начала, когда Советского Союза уже не было и «всё изменилось», а поступавшая «информация» из прессы и сети была, мягко говоря, полным и откровенным враньем.
Про тех же «беспаспортных и бесправных колхозников»: селянину, чтобы покинуть родной колхоз, требовался документ. Но всего лишь документ о том, что он действительно селянин и проживает там-то и там-то: паспортов-то у них за ненадобностью не было, и хоть какое удостоверение личности все же было нужно. Но справка требовалась вовсе не «от председателя, разрешающего мужику выйти из колхоза», нужные справки выдавал и сельсовет, и участковый милиционер. Председатели тоже такие выдавали — но «колхозные» были нужны лишь в том случае, если мужик на рынок повез грузовик картошки. А если без картошки… причем справки и сельсовет, и участковый были обязаны выдать по первому же запросу: такие же требовались и если крестьянин в район решил в больницу на обследование поехать. Неотложная помощь, конечно, всем людям оказывалась и документы при этом не спрашивали — а для плановых операций и осмотров, которые проводились только местным, бумажка была нужна.
Поэтому такие справки были буквально у всех крестьян: формально срок ее действия составлял три месяца, но никто особо на дату выписки внимания не обращал — но тем не менее мужики старались всегда иметь при себе «актуальную бумагу». А с такой справкой мужик мог и в город перебраться без каких-либо проблем. Если он, конечно, в городе находил работу.
Но в городе у мужика-то жилья своего как правило не было, так что тут было два варианта: найти работу с предоставлением этого самого жилья (хотя бы общежития) или жилье просто снять. В стране было три вида жилья: личные дома, служебное и «муниципальное». И разница между ними была кардинальная, и «самая большая разница» была у жилья служебного. Оно предоставлялось работнику исключительно на время его работы (таким обеспечивали тех же милиционеров, дворников, еще ряд категорий работников — главным образом на железных дорогах) — но когда трудовые отношения человека с предприятием заканчивались, он был обязан немедленно это жилье освободить, невзирая ни на что. К этой же категории жилья относились и общежития, но из общежитий, принадлежащих предприятиям, при завершении «трудовых отношений» людей выселяли в день увольнения, а вот из общежитий «горсоветовских» выселение производилось по немного другим правилам и с кучей ограничений. Только вот «горсоветовских» в стране было немного…
Ко второй категории относилось жилье «муниципальное», и тут были как квартиры в многоквартирных домах, так и отдельные дома — и это жилье в основном предоставлялось людям предприятиями, но уже на условиях «пожизненного найма». Строилось оно в основном за счет промышленных предприятий города и квартиры работникам предприятий и выдавались — тоже в основном. Но уже во время строительства часть квартир (или домов) передавалась местным властям — и эта часть выдавалась работникам «социальной сферы»: врачам, учителям, тем же милиционерам, работникам коммунальных служб, которые все такие квартиры обслуживали.
Наконец, были и «частные» дома, являющиеся личной собственностью владельца. От прочих они отличались лишь тем, что все заботы по поддержанию дома в приличном состоянии возлагались на владельца, но он имел полное безоговорочное право дом свой продать, причем по любой цене и кому угодно. Не совсем кому угодно, иностранцам дома продавать запрещалось — но это было единственным исключением.
