XVII. Мечом и словом Божьим! (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович
— Какое видение? — я встал с кресла и подошел к окну. — Оно было очень ясным, словно сам Господь просвещал меня. Гревская площадь, — я резко обернулся. — Помост палача. Вас сначала колесуют, а потом живьем сварят в масле в котле. А чернь будет весело улюлюкать, смотря на ваши предсмертные корчи.
— Ваше преосвященство!!! — гасконец отшатнулся. — За что?!! Я покорный слуга короны!
— Вы считаете, вас колесовать не за что? — гаркнул я. — Не за что? Вы легко отделались, когда взорвали университет…
Гасконец судорожно сглотнул. Де Брас спокойно ухмылялся себе в усы.
Я провел взглядом по келье и остановил его на увесистом бронзовом канделябре.
— А теперь, вы покусились на дворец матери покойного короля. Это уже слишком.
Канделябр с гулом описал в воздухе дугу. Я взвесил его в руке и шагнул к гасконцу.
— Это не… — вскинулся Д’Артаньян, покосился на барона де Браса и замолк.
— Сколько веревочке не виться — конец обязательно придет… — я замахнулся, но потом передумал и взял колокольчик со стола.
В келью ворвались боевые монахи, по моему знаку лейтенанта мгновенно разоружили, закрутили ему руки и уволокли, в процессе щедро награждая тумаками.
Барон де Брас проводил его взглядом, после чего невозмутимо заявил.
— Я понимаю ваши чувства, но, увы, этот молодой человек, в этот раз не причем.
— Как это? — я разлил по рюмкам водку и протянул одну из них барону. — Что значит, не причем? Простите, не верю. Если где-то что-то взорвали — определенно к этому причастен этот мерзавец.
— Увы, но он не причем… — де Брас залпом выпил и смачно потер тыльной стороной ладони свои усы. — Дворец взорвал я.
Арамис выронил бутылку и изумленно уставился на моего коллегу.
Честно говоря, я тоже растерялся. На барона такое было совершенно не похоже.
— Если вы хотите выгородить этого сумасбродного повесу, то не старайтесь…
Де Брас вздохнул и негромко воскликнул:
— Пора.
Правый и Левый, ближайшие соратники барона, в келью втащили какого-то человека в замызганном костюме с мешком на голове.
Когда мешок сорвали, я понял что это…
Маркиз Сен-Мар, живой-живехонек, правда перепуганный до смерти.
— Увы, я понимаю, что это не свойственно для меня, — невозмутимо прокомментировал барон. — Но так сложилось. Для раздумий не было времени.
Я смутился и проворчал:
— Не сомневаюсь, адскую машину для взрыва приготовил этот гасконец?
— Он! — хохотнул барон. — В остальном, вина на мне.
— Вы представляете, сколько золота придется выплатить этой старухе для компенсации?
Де Брас молча пожал плечами.
Я подхватил канделябр и двинул им маркиза.
— Я все расскажу! — истерически завопил Сен-Мар. — Все!
— Тогда пошли, — я с улыбкой кивнул барону. — Надо все рассказать старухе. Что до Д’Артаньяна, я сейчас прикажу его освободить…
— Ему не помешает немного темницы, — серьезно ответил де Брас. — Как там говорится, опыт сын ошибок трудных…
— И гений парадоксов друг, — завершил я фразу. — Хорошо, пусть для назидания посидит. Может устроить ему ложную казнь? Крест, костер, монахи в капюшонах и все такое?
— Я подумаю, — улыбнулся де Брас. — Главное, чтобы он не рехнулся. Эти средневековые молодчики чертовски ментально слабы.
— Что с Рошфором и Шеврез?
— Они успели уйти, — барон помрачнел. — Скорее всего успели.
Я кивнул.
— Хорошо, будем разбираться с бедами по мере их поступления. Идем к старухе. Но сами. Ваши люди пусть останутся здесь.
Путь в покои Марии Медичи попытался преградить один из ее пажей.
Де Брас без лишних слов ткнул его кулаком в солнечное сплетение. Паж судорожно икнул и сполз по стенке.
Я одобрительно улыбнулся и взялся за бронзовую ручку двери.
Мария Медичи в простом черном платье сидела в кресле, ее распухшие ноги были погружены в бадью с горячей водой. Вокруг нее суетились камеристки.
При виде нас ее лицо исказилось в злобной гримасе.
— Ваше вдовое королевское величество… — я стал на одно колено. — Рискую навлечь на себя ваш гнев, но для этикета нет времени.
Де Брас пнул Сен-Мара, поставил его на колени, а потом преклонил свои.
От злости мать покойного короля задохнулась и, через силу, натужно пропыхтела.
— Говорите!
Я легонько пнул маркиза в копчик окованным носком своего сапога.
Он взвизгнул и разразился истеричной, долгой речью.
Выслушав его, Мария Медичи закаменела лицом.
Я сжато изложил последние события и тоже замолчал.
Мать покойного короля шумно вздохнула, а потом нацелилась скрюченным пальцем на меня.
— Вы спасли тело моего сына. Зачем это вам?
Я молча поклонился, посчитав, что слова будут лишними.
— Я хочу, чтобы все причастные к этой мерзости были наказаны по заслугам! — проскрипела старуха.
— Они будут наказаны!
Неожиданно дверь кельи распахнулась и внутрь бодро прогарцевал дофин на игрушечной лошадке, размахивая своей шпагой.
— Хей, хей, смотри бабушка я как умею!
Я едва сдержал улыбку, Мария Медичи мгновенно размякла лицом, развела руки в стороны и обняла сына покойного короля.
Следом за Луи вбежала Анна Австрийская и сразу присела в реверансе.
— Иди сюда, моя невестка, — нарочито сурово проворчала Мария Медичи и тоже обняла королеву. — Из тебя получится хорошая регентша.
После чего посмотрела на нас с де Брасом и сухо проскрипела.
— Я надеюсь на вас, господа! Сделайте все что посчитаете нужным. Мое сердце с вами! Вы поняли? Спасите Францию! Спасите корону!
Глава 19
Барон
Сдав Сен-Мара с рук на руки де Бриенну, я, с чувством выполненного долга, вышел на улицу. В карете меня ожидала Ребекка, тут же паслись Левый и Правый, выведывая у стражников свежие новости и сплетни. Остальным я приказал возвращаться обратно в дом, чтобы глаза не мозолили.
Говорили лишь о взрыве во дворце. Каждый норовил высказать свое мнение, но все сходились к тому, что недалекие слуги случайно подорвали пороховой склад — иного логического варианта попросту не существовало. Впрочем, они были недалеки от истины. О гибели же пары десятков дворян пока никто не знал. Позже, когда разберут завалы и извлекут из-под обломков тела, начнется разбирательство. Возможно даже, полетят чьи-то головы… очень надеюсь, что в их числе не будет моей…
Я махнул рукой, призывая к вниманию. Левый тут же взгромоздился на козлы кареты, ему было все равно, что о нем могут подумать окружающие — если кто-то начнет слишком громко выражать мнение, что, мол, не пристало дворянину самолично править экипажем, то слезет и башку свернет — были прецеденты. Правый лихо вскочил в седло, я сел в карету, и мы тронулись с места.
Девушка задремала, пока я был во дворце, но сейчас проснулась и уставилась на меня во все свои огромные глаза. Она все так же была одета в прозрачную ночную рубашку, но я сразу, после того, как мы выбрались из подземелья, укутал ее в собственную куртку, и Ребекка хотя бы не мерзла. Она сидела, поджав ноги, укрыв их под курткой, и молчала. Я тоже не знал, что сказать. Так мы и ехали в тишине, лишь крики снаружи время от времени заставляли нервно вздрагивать.
Париж бурлил. Толпы горожан собирались на перекрестках и громко обсуждали новости. Все уже знали и об атаке на тело мертвого короля и, разумеется, о взрыве во дворце. Карете приходилось двигаться крайне медленно. О том, чтобы прорываться сейчас сквозь толпу и речи идти не могло — народ был слишком возбужден и не знал, что и думать. Тут и до фронды недалеко, причем раньше времени лет на двадцать. Но парижане — люди вспыльчивые, да и сидеть на баррикадах, пить вино и кидаться камнями в солдат и стражников гораздо более интересное занятие, чем работать.
Левый осадил по спине хлыстом особо ретивого типа в красном колпаке, начавшего хватать лошадей под узды, но в ответ раздался такой недовольный гул со стороны прохожих, и кто-то даже начал весьма ощутимо раскачивать карету, что, дабы успокоить чернь, мне пришлось выглянуть и щедрым жестом бросить горсть серебра в толпу. От нас тут же отстали, и начали драться между собой за каждую монету. Мы же тем временем выбрались на более свободную от людей улицу и двинулись дальше.
