Ржевский. Том 5 - Семён Афанасьев
Вяземская озадаченно проследила за его взглядом и подтверждающе кивнула: порталы церковников имели свой непередаваемый окрас, светились религиозным символом и даже по виду здорово отличались от всех прочих.
Глава 17
— Руки за голову. Резких движений делать не нужно. — Командую выходящему из портала человеку в чёрной рясе.
— Не…
Выстрел. Выстрел. Из левого пистолета причёсываю волосы визитёра над его левым ухом, из правого — над правым.
— Святой отец, последнюю четверть часа я очень болезненно реагирую на любых незваных гостей, — сообщаю присмиревшему посетителю. — Пожалуйста, просто делай, как я говорю! И никто не пострадает. С тобой там ещё много народу?
Вяземская, занявшая место в полутора десятках ярдов спереди-слева, видит портал с фронта и незаметно показывает, что гость не один.
— Пятеро братьев! Ржевский, это ты, что ли⁈
— А кого вы рассчитывали на моей земле увидеть? — спрашиваю вежливо, подходя к старику сзади и упирая ствол ему в затылок.
Попутно обшариваю карманы, швы одежды, складки.
— Ты на кого руку поднимать собираешься⁈ — иерарх вопреки моей очень деликатной просьбе начинает поворачиваться.
Ударить тебя для доходчивости, что ли? Примерно это я и говорю, только другими словами. Не такими приличными.
Глаза Анастасии округляются, лицо застывает: видимо, пятеро «братьев» церковника сейчас тоже будут здесь.
Левый пистолет сую за пояс, освобождая руку. Сгребаю его за одежду и резко дергаю на себя, прокручивая вокруг оси, как в танце.
Он пытается дёрнуться, но о мышечном паритете речи нет, потому в следующую секунду прихватываю его за горло и прикрываюсь им как щитом:
— Эй, пятеро братьев! Выходить спиной вперёд, руки за головой, ложиться мордой в траву!
— Да не пали ты, окаянный! Ржевский, мы помочь пришли!
— Живых кроме нас двоих на участке нет. Раненых тоже нет. Население эвакуировано, строительные работы в данный момент не планируются: чем именно вы собрались мне помогать?
— Я думал, может, кто-то в развалинах уцелел, — настороженно поясняет епископ. — Мотнулся в ближайшую обитель, пристроил там твоих и снова вернулся: в первый момент разбираться не было возможности.
Не врёт. Его сопровождение не имеет ни оружия, ни боевых амулетов — только руки, ноги да кое-какой инструмент. Ещё и босые все, под стать старшему.
Шли бы воевать — прикид немного отличался бы. Как и снаряжение.
— Святой отец, прошу прощения. — Быстро прячу и второй пистолет за пояс, убираю предплечье с чужого горла и отряхиваю руки.
— Ты на кого руку поднять хотел⁈ — освобождённый, видимо, берётся за восстановление иерархии в беседе.
Ну, как он её себе видит. Я младше — следовательно, он автоматом прав, потому что умнее, опытнее (старикам везде у нас почёт и всё такое прочее).
— Если бы я хотел поднять на вас руку, вы бы вшестером уже на арфах наяривали, — не спорю, не угрожаю, ввожу в курс. — В раю вашем или где там вы после смерти оркестром выступаете.
О. Проняло всех без исключения. Приятно.
— Вы открываете десантный портал в зону боевых действий, — говорю, отходя к Насте. — И не просто в неё, а на точку огневого контакта, где есть свежие потери. Вон, — веду рукой. — Мяса вокруг, как на базаре в ряду четверть-туш. Хоть супчик из них вари, — вырывается на автомате, о чём я тут же жалею.
Глаза монахов лезут из орбит; двоих начинает тошнить на рясы товарищей; Вяземская поднимает бровь, наклоняет голову к плечу и стучит себя пальцем по лбу.
— Совсем ошалел⁈ — Александр, впрочем, оказывается крепче.
В отличие от соратников по религиозной деятельности, его взгляд мечет молнии.
— Шутка! — примирительно поднимаю руки. — Не заводись, поясняю: пришёл сюда по сигналу тревоги, никого не застал. Воевали тут всерьёз, даже тела целого нет, одни фрагменты…
— Прости, Господи, — поп оглядывается по сторонам и медленно крестится.
—… Моих девок, деда, гостей, которых ко мне на сохранение отправили — никого ни души, — продолжаю. — Вызвал полицию, — кивок на Вяземскую.
Та коротко качает подбородком и невозмутимо возвращается к работе (своим амулетом).
Удачный я ход сделал. При упоминании полиции монахи прям успокаиваются.
— Идут следственные действия, я несовершеннолетний и на нервах, — завершаю пояснение. — Моих взрослых законных представителей, может, и в живых уже нет, а в данных процессуальных действиях и вовсе абзац.
— Н-да уж.
— И тут ты из портала! — надеюсь, моё возмущение в этот момент выглядит абсолютно искренним. — Как персик с веточки! Нежданный. Отец Александр, а ты вообще в курсе, что другие Изначальные за открытые на свою территорию порталы без разговора плазмы в этот портал пять кубов кипящей шмякнут? И только потом разбираться будут? Кто шёл, чего хотел? Письмо по ошибке не туда доставили или вражеский десант подсуетился?
— Живых, раненых, нуждающихся в помощи на территории точно нет? — старик явно принимает какое-то решение.
Мои слова он пропускает мимо ушей, поскольку чувствует себя единственным вершителем судеб в округе и принимается отрабатывать некую собственную программу — видно по его физиономии.
— Могу поставить тебя на место, — отвечаю флегматично. — Брякнуть что-нибудь типа того, что это не твоё дело. Первый вариант. Второй: к первому варианту могу добавить пару затрещин.
— Да ты…!
— КАЖДОМУ! Из вас. — Если и соревноваться, чья глотка пересилит, то явно не епископу со мной. — Третий вариант. Твои подручные за ненадобностью валят обратно в ваш же портал, пока тот не схлопнулся. А ты, если дело такое срочное, можешь со мной пообщаться: криминалист всё равно ещё какое-то время работать будет, а я её здесь одну не оставлю.
Батюшка, надо отдать ему должное, народ с собой вёл явно из какого-то военизированного монашеского ордена, как минимум госпитальеры: он лишь рукой махнул, а пятеро обратно в магический овал рысью и убежали.
— Говори, чего хотел и зачем шёл, — вздыхаю, оглядываясь по сторонам и присаживаясь на ближайший закопчёный камень. — Извини, присесть только рядом могу предложить.
Дед цепко мажет взглядом по Анастасии, наверняка прикидывая дистанцию: будет ли сотрудница полиции слышать разговор или нет.
Видимо, оценка его удовлетворяет, поскольку в следующую секунду он затевает смену ролей между нами:
— Откуда у тебя на участке имущество церковное⁈ — чтоб придать словам веса, тип меня ещё и за грудки берёт, подойдя вплотную. — Из запрещённого списка⁈ То, что похищено было и что при мирянах вслух называть нельзя⁈
— Сбавь обороты, — предлагаю, указывая взглядом вниз.
Старик послушно опускает глаза и отскакивает: в причинное место ему упирается ствол моего пистолета.
— Давай заново, — делаю ещё одно предложение, быстро убирая оружие с учётом восстановленной дистанции. — Какое имущество? Какие ваши доказательства? Потрудись разродиться техническим описанием или хотя бы краткой аннотацией к применению: у меня много чего на участке было. Я понятия не имею, с чего ответ начинать.
Он хмуро смотрит и ничего не говорит.
— Ладно, пардон, — морщусь. — Не врал и не вру, просто дурака валяю. Пытался из тебя выдернуть вначале то, что тебе известно. Потом бы свою часть информации предоставил.
— Ржевский, меня от серьёзных мер в твой адрес сейчас удерживает исключительно твоя правдивость. Я оценил, что ты врать не стал и сразу поправился.
— Ой, можно подумать, если бы я тебе соврать решил, ты бы что-то понял! — отмахиваюсь, прикидывая, как сейчас лучше устроить информационный торг.
Вместо слов дед извлекает из-за пазухи немелкий такой крест из драгоценных металлов и многозначительно стучит ногтем по двум камням из девяносто восьми.
— А-а-а, у тебя детектор лжи с собой, — киваю понимающе. Попутно заинтересовываюсь. — Слушай, если не секрет, а почему в изделии камней девяносто восемь? Не сто, не девяносто девять? Что за число такое дурацкое?
— Ты где раньше такую вещь видел⁈ — пенсионер только что на орбиту не выходит, настолько изумлён.
— Нигде, — следом удивляюсь и я его непосредственности. — Ты же только что показал, — тычу пальцем.
— Ты не мог успеть посчитать! — он не спрашивает, не предполагает, а с непрекращающимся удивлением констатирует.
— Пф-ф-ф, деда, — ласково наклоняю голову к плечу. — Я этого твоего агрегата даже вес могу назвать в граммах до третьего знака после запятой. Надо?
— Как так? — иерарх напрягается. — Его веса даже я не знаю, а это моя вещь. Взвесить тоже никто и никогда не мог — я с ним не расстаюсь много лет.
— Анастаси-и-и-и-я-я-я! Звезда моя! — машу рукой девушке. — Помоги, пожалуйста, один причандал взвесить⁈ У тебя сто процентов должно быть какое-то подобие весов аптечных?
Когда знакомая молча ставит на камень
