Кавказ подо мною (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Ермолов прошёл короткими зигзагами к другому борту и увидел вожделенный берег. Волны бились о скалы в паре сотен метров. Нет, никаких радостных чувств не возникло. Тут приставать к берегу было нельзя. Разобьёт о камни.

Что-то покрикивая на своём языке на окружавшею его свиту генерал-лейтенант Мехти удалился, раскачиваясь как утка, а подполковник постоял, постоял, да снова стал рыб за бортом кормить, проклиная в сотый раз Фетх-Али-шаха. И чай, что влил в себя.

В порту Сардаб Руд стояло семь кораблей. Два были соизмеримыми по размеру с их бусами, да, скорее всего, ими и являлись. Огромные, неповоротливые, с минимумом косых парусов, что практически не позволяло этим громадинам ходить галсами.Остальные пять были одномачтовыми шлюпами. Назывались по-другому, понятно, но от таких же русских кораблей, что Алексей Петрович видел в Петербурге, не сильно отличались. Кроме того было с десяток маленьких парусных лодочек — рыбаки. Такое большое количество судов в порту резко осложнило первую часть разработанного князем Витгенштейном плана. Десант, который должен был высадиться на корабли противника, был только на расшивах. А их меньше семи. Их пять.

Пришлось выкликнуть на бусах среди егерей охотников перебраться на два огромных корабля и захватить их.

— Ребята, — оглядев желающих, коих с сотню набралось на его корабле, то есть почти все, Ермолов посиневшими губами, старался твёрдо говорить. — Ребята, нужно не щадить басурман. Сопротивляется — убей, сдаётся, за спиной не оставляй. Каждому будет пару верёвок выдано, вяжите по рукам. Помните, корабли не главное. Нам нужно и порт захватить и соседний город взять на штык. Там главная ваша работа, а тут отвлечение только.

Егеря тоже бледный вид имели, видно, что морская болезнь стороной их не обошла. Заразились от командира. Говорят зевота заразна, а вот оказывается и морская болезнь тоже заразна. Но стояли егеря почти ровно, пожирая начальство глазами, и слушали внимательно.

— Командирам плутонгов подойти ко мне, остальные готовьтесь, у кого пистоли есть, зарядить. — Распустил охотников Ермолов, и на минуту не сомневался, что все захотят. По двадцать пять рублёв Пётр Христианович обещал выдать тем, кто в захвате кораблей будет участвовать.

Ермолов служил всё время вместе с этим немецким графом и только во времена Павла их пути разошлись, и когда теперь уже — князь Витгенштейн и генерал-лейтенант пожаловал к нему в роту вместе с инспектором артиллерии всей империи Аракчеевым, то Алексей Петрович заметил, как резко тот переменился. Был лихой гусар, любитель пирушек, женского пола и рубака. А ещё такой же нищий был, как и сам Ермолов.

Совершенно другой человек приехал в Вильно. Он теперь отлично разговаривал на русском и старался на этом языке и говорить, пренебрегая модным французским, и даже выговаривал нижестоящим офицерам, пытающимся заговорить с ним на этом языке.

— Вы — офицер русской армии, сударь, потрудитесь на этом языке и говорить. Ещё раз услышу от вас хоть слово по-лягушачьи и добьюсь увольнения вашего из армии. Это предательство говорить между собой на языке врага. Он нужен только чтобы пленных допрашивать. Да, ещё когда возьмём и разграбим Париж на нём можно зазывать девиц в койку.

Возражать в глаза офицеры, подчинённые Ермолову, боялись. А теперь уже и сами говорят только по-русски. Правда, время от времени на совместных пирушках спрашивают, когда мол, на разграбление-то Парижу идём. Не терпится ужо.

Но не знание языка чужого поражало больше всего в Витгенштейне Ермолова, а эта его проявившаяся немецкая жилка деньги зарабатывать. Часовой завод с жидами построил, в деревне своей чего напридумывал, да ещё несколько деревень прикупил. И потекли деньги. Но в отличие от других немцев, коих подполковник знал немало, этот не в кубышку их прячет, а на солдатиков спускает. Перевооружил, одел, кормит от пуза, да ещё и премии за смелость выписывает. Уникум. Мало сейчас таких офицеров и генералов в империи.

А корабли захватили легко. Там практически ни на одном не было команды, так по десятку человек, которые, глядя на сотню бегущих к ним головорезов с тесаками, просто сразу сдались. И только на одном шлюпе завязалась сеча. Там моряки шамхала Тарковского сцепились с персами всерьёз. На борту была полная команда, человек тридцать моряков и нападающих столько же. Почти все и с той и с нашей стороны полегли. Осталось целыми пятеро подданных Мехти и десяток раненых. А персов всех добили и выкинули за борт. В целом же операцию по захвату кораблей можно считать удачной. У русского флота на Каспийском море добавилось семь кораблей.

Добрый день, уважаемые читатели. Совсем не стало комментариев. И сердечек маловато. Кому опус сей нравится, не поленитесь, нажмите на сердечко, и припомните, а не забыли ли вы это сделать на предыдущих томах серии.

А кому уж совсем невмоготу, те могут и наградой автора побаловать.

Заранее благодарен.

Шопперт Андрей.

Глава 17

Событие сорок седьмое

Великие нации никогда не беднеют из-за расточительства и неблагоразумия частных лиц, но они нередко беднеют в результате расточительства и неблагоразумия государственной власти.

Адам Смит (1723–1790) — шотландский экономист

Войска собирались. По самому плохому варианту. Для Брехта. Их лишку привалило. Во всём мире Пётр Христианович единственный полководец, которого большая армия огорчала. Он всех выставлял из города. За южными воротами чуть дальше в горах организовали лагерь.

И тут началось. Как объяснить горцам, что деревья нельзя вырубать. Они червей шелковичных должны кормить и снегозадержание производить. А на чем людям готовить еду? Вот. Не все беды. Мелочь. Попытался через Марата организовать копание отхожей траншеи. Нет. Будем гадить по углам. Пришлось организовать горожан, чтобы они за деньги, которые на деревьях не растут, выкопали ямы и построили из страшно дефицитных досок туалеты. Хрен. Так-то дербентцы построили, а джигиты вокруг гадить продолжают, в том числе и на внешнюю стенку построенных туалетов. Кони выщипали всю траву. И требовали, и требовали овса. Людям мясо подавай.

И поток желающих пограбить шаха, и отъесться заодно за счёт Петера-хана, не иссякал. После черкесов прискакали чеченцы. На этот раз князь Мудар привёл пять сотен вайнахов. Вооружены, кто чем, а кто ничем. Несколько человек вообще дубинами. В прямом смысле этого слова. Огромная такая бита переросток, с несколькими вбитыми в широкую часть гвоздями. И рукоятка кожей обтянута. Не просто в лесу корягу вывернули товарищи, а в орудие убийства превратили. Брехт представил себе удар такой дубиной. Это будет пострашнее Фауста Гетте. Тут против такого вот бугая и с этакой штукой с сабелькой сыкотно выходить.

Залез, оглядев чеченцев, Брехт в закрома Родины, а точнее в оружейную Дербента и скрепя сердце начал их (закрома) раздербанивать. Там хранилось с сотню копий с бронзовыми, медными и железными наконечниками. Оружейник Мустафа-бей объяснил, что копья выдавались ополчению, чтобы люди сбрасывали со стен нападающих. Херня. Больше на Дербент в реальной Истории никто не нападал. А уж в этой Истории у него есть вещи круче копий. Раздал эти сто копий чеченцам.

Были ещё мечи. Старые в зазубринах. Пётр Христианович не пожалел штыка из шведского железа и по каждому мечу рубанул. Три отложил. Из мифрила, не иначе, откованы. Только звон идёт, и зарубки на шведском штыке образуются. Ну, мифрил* не мифрил, а булат точно. Или адамантий. Остальные мечи тоже чеченцам отдал. Жаба заворочалась, всё же железо и вполне приличное, но война же впереди. Не посылать же людей в бой с кинжалами.

* (Название мифрил происходит от двух слов на синдаринском языке Толкина — мит, что означает "серый", и рил, что означает "блеск").