Егерь: назад в СССР 2 (СИ) - Рудин Алекс

Увидев меня, брат быстро поставил бутылку на скамейку и попытался сделать вид, что это не его пиво. Бутылкой тут же завладел тот самый белобрысый, что в прошлый раз первым удрал от меня.

— Мы и деньги занесли! — убедительно сказал Журавель. — Ещё тогда.

— Серый, пойдём домой, — помолчав, сказал я. — Там...

Я хотел добавить «мать волнуется», но решил не давить на достоинство братишки даже перед этой компанией.

— Там мне с машиной надо помочь.

Серёга удивлённо вытаращил глаза.

— У тебя машина теперь есть?

— Да. Выделили на работе. Да вот что-то плохо заводится. Пойдём, поможешь.

В глазах Журавля читалось неподдельное уважение.

Серёжка быстро поднялся со скамейки.

— Пока, парни! — стараясь говорить баском, сказал он. — Мне там брату надо помочь! Завтра увидимся!

Мы завернули за угол.

— У тебя правда машина есть? — спросил брат. — Или соврал, чтобы меня увести?

Я пожал плечами.

— Правда. Вон стоит.

— Ого!

Серёга восхищённо обежал вокруг машины.

— Здорово! Дашь прокатиться?

— Запросто. Мы же братья. Только вот ты пиво пил.

Я ударил брата кулаком в живот. Он хекнул и, согнувшись, прислонился к машине.

— Ты чего, Андрюха?

Я взял его за шиворот и выпрямил.

— А ещё водишься с подонками, которые у тебя же деньги отбирали. А завтра что? Сам с ними пойдёшь чужие карманы выворачивать?

Брат опустил глаза.

— Да мы просто сидели...

— Просто сидели. А дома мать волнуется. Знаешь что, Серёга! Ты реши, что тебе нужнее — родная семья, или эти вот. Если семья — то приезжай ко мне. И на рыбалку сходим, и машину водить научу. Как брата. Ну, а если этих выберешь...

— Да понял я, — тихо сказал Серёга. — Отпусти. Я, правда, понял.

— А если понял — тогда идём домой. Почисти зубы, и ложись спать. А то пивом от тебя воняет.

— А к тебе, правда, можно приехать? И за руль пустишь?

Я посмотрел на брата.

— Серый, я тебя обманывал когда-нибудь?

Серёжка дёрнул худым плечом.

— Нет.

— Ну, вот.

— Андрюха, — попросил он. — Матери только ничего не говори, ладно?

— Ладно, — пообещал я.

Глава 17

В следующий понедельник рано утром я провожал Катю в Ленинград. Нет, она уезжала ещё не насовсем — ей нужно было оформить документы и заранее выбить место в общежитии.

Накануне вечером, проводив последних охотников, я вернулся в Черёмуховку и дозвонился Тимофееву.

В трубке раздавались длинные гудки, прерываемые далёким треском помех. Наконец, Тимофеев подошёл к телефону.

— Добрый вечер, Александр Сергеевич! — сказал я. — Это Андрей Синицын.

— Андрей Иваныч? Что-то случилось?

— Нет, всё в порядке. Я только хотел предупредить, что завтра меня не будет на базе, примерно до обеда. Вы не знаете — кто-нибудь из ваших охотников ко мне собирался?

Было слышно, как на другом конце провода Тимофеев шелестит какими-то бумагами.

— Кажется, нет. Знаете что, Андрей Иванович! А не взять ли вам завтра выходной? Отдохните, как следует.

— Спасибо, Александр Сергеевич! — обрадованно ответил я.

— У вас точно всё в порядке?

— Абсолютно! До свидания!

Я не соврал. Постепенно я обживался на базе у Елового озера. Охотники приезжали почти каждый день, но хлопот с ними не было. Я даже сумел выкроить время, чтобы сделать солонцы на той самой просеке, где видел следы лосей.

«ЛуАЗ» исправно тарахтел по лесным дорогам, и почти каждый вечер я ездил в Черёмуховку на встречу с Катей. Иногда там же и ночевал в доме старого егеря, а на базу возвращался только рано утром.

Электричка отправлялась в шесть часов двадцать минут утра.

Уже в половине пятого я был возле Катиного дома. Черёмуховка ещё спала. В светлеющем небе плыли рыхлые серые облака, предупреждающие о скором дожде. Сонные петухи начинали утреннюю перекличку. Сырой утренний ветер заставлял поёживаться.

Катя вышла из дома, неся в руке небольшой чемоданчик. На плечи девушки была накинула белая вязаная кофта, через руку перекинут светло-зелёный плащ.

Я забрал у девушки чемодан и положил его назад.

— Привет, Андрюша!

Катя потянулась губами, чтобы чмокнуть меня в щёку, но я поймал её губы своими. Поцелуй вышел коротким. Почти сразу Катя отстранилась, серьёзно глядя на меня.

Я сделал вид, что всё в порядке, и распахнул дверцу машины.

— Прошу!

Затарахтел двигатель. За соседским забором коротко залаяла дворовая собака. Я развернулся между заборами и лихо вырулил на сырую от ночного тумана дорогу.

На вокзале мы успели выпить кофе. Продавщица предложила выпечку, и я взял два пирожка с рисом и яйцом. Пирожки оказались подсохшими, а кофе — тёплым и невкусным. Быстро перекусив, мы вышли на платформу.

На втором пути стоял пассажирский состав «Ленинград — Котлас». Вдоль него, постукивая по буксам молотками на длинных ручках, ходили смазчики. Мелодичный перестук молотков разлетался далеко в воздухе.

Ручка чемодана оттягивала мою ладонь.

— Зачем тебе столько вещей? — спросил я. — Ты же собиралась вечером вернуться.

— Я решила задержаться. Сокурсница пригласила пожить у неё два-три дня. А я так давно не была в Ленинграде! Мы уже решили, что пойдём в Русский музей и непременно в БДТ. Она как раз живёт неподалёку — на Гороховой.

— Ты мне об этом не говорила, — заметил я, невольно мрачнея.

Катя легко пожала плечами.

— Ну, вот сейчас сказала. Ты расстроился?

— Ничуть, — соврал я. — Позвони, пожалуйста, когда соберёшься обратно — я постараюсь тебя встретить.

— Хорошо, — улыбнулась Катя. — Андрей! Ну, пожалуйста — не нужно смотреть на меня так мрачно! Через два дня я вернусь!

А потом снова уедешь, подумал я.

Но вслух это говорить не стал и тоже улыбнулся.

Чёрт, Андрей Иванович! Ты, и вправду, ведёшь себя, как мальчишка. Это всё молодое тело. Да и круговерть забот затягивала с каждым днём всё сильнее и сильнее.

Я практически забыл, что однажды уже прожил жизнь, в которой было немало хорошего. Теперь эта жизнь вспоминалась, словно полузабытое кино, которое посмотрел давным-давно.

Вдоль перрона дунул резкий порыв холодного ветра. Катя поёжилась и надела плащ, борясь с разлетающимися на ветру полами. Я поставил чемодан на асфальт и помог ей застегнуть пуговицы.

Сердце дрогнуло от нежности.

— Ну, если хочешь, я не буду оставаться, — сказала Катя. — Хочешь?

Я покачал головой.

— Нет. Я хочу, чтобы ты сильнее по мне соскучилась.

— Хитрец!

Мы рассмеялись, и вся неловкость исчезла, словно по волшебству.

Вдалеке раздался гудок. Со стороны Ленинградского тупика показалась глазастая физиономия электрички.

Тёмно-зелёная змея подползла к перрону и с шипением раскрыла двери, словно собиралась проглотить своих пассажиров.

Сонные люди качнулись к вагонам. В большинстве своём они ехали на службу — это были работники различных станций, жившие в Волхове.

— Пойдём, займём тебе место у окна, — сказал я Кате. — Иначе будешь скучать всю дорогу.

— Не буду. Я взяла с собой книжку. Пока доеду — как раз успею прочитать.

— Позвони мне, пожалуйста! У твоей подруги есть телефон?

— Кажется, да. Но если нет — я позвоню из автомата.

— Номер сельсовета помнишь? Или тебе записать?

Мы снова засмеялись.

— Ты такой заботливый, Андрей!

Я кивнул, изображая серьёзность.

— В этом-то и суть.

Кое-как прожив одну жизнь, я усвоил очень важную вещь. Отношения рождаются, благодаря страсти. Но сохраняются только заботой друг о друге. Простой, ежедневной, ежеминутной.

Я откатил в сторону тугую дверь и пропустил Катю в полупустой вагон. Ближе к Ленинграду он наверняка заполнится людьми, но сейчас можно было выбрать место поудобнее.

— Я сяду здесь, — решила Катя, показывая на деревянную скамейку в середине вагона.

Напротив сидела молодая девушка. Четырнадцать-пятнадцать лет, не больше. Короткая фетровая курточка синего цвета. Тёмные волосы собраны в хвост и туго перетянуты цветной резинкой.