Небо в кармане 2! - Владимир Владиславович Малыгин
Глава 11
ЕИВ не успел оглянуться, а от организаторов к нему со всех ног уже кто-то в сопровождении свитского торопится-поспешает, аж спотыкается. Подбежал на коротеньких пухленьких ножках, поклонился, залепетал что-то восторженно-приветственное. При этом то и дело на меня косится краем глаза да рефлекторно и непрестанно блестящую потную залысину платком протирает. Правда, на вопросы императора отвечает быстро и толково. Я прислушивался, поэтому знаю, что толково.
Первым делом у меня будет разбрасывание листовок, потом демонстрационные полёты над ипподромом, на потеху публике.
— Хорошо бы повторить всё то, что мы все только что наблюдали. Ну и вообще бы было прекрасно, если бы его светлость, — здесь пухлый бросил быстрый взгляд в мою сторону. Увидел, что я внимательно прислушиваюсь к разговору, и дёрнул подбородком с несколькими толстыми складками. Сделал вид, что склонил голову в приветственно-уважительном поклоне. — Прокатил на своём аэроплане кого-нибудь из организаторов?
Оказывается, не только я прислушивался к разговору. Ольга Александровна тут же шагнула вперёд, аккуратно прикоснулась к руке матери и что-то прошептала ей на ухо.
Да она в небо подняться вместе со мной желает! Господи, только не это!
— Нет! — покачала головой императрица, на что Ольга Александровна недовольно поморщилась и уже собралась дожимать матушку своими явно весомыми доводами, как точку в этом споре поставил император:
— Запрещаю! — и даже головы не повернул в сторону дочери.
Услышал Господь мою молитву!
И этого короткого слова хватило, чтобы Ольга Александровна тут же закрыла свой прелестный ротик, присела в реверансе и отступила на своё прежнее место за спины родителей.
Там ещё послышался сдавленный смешок, чей-то гневный ответный шёпот и последующий за ним глухой звук удара. Или тычка под рёбра. Кому именно, не увидел за широкой императорской спиной, но, судя по сморщившейся физиономии среднего братца, досталось от Ольги Михаилу Александровичу.
Всё это отметил мельком, да и услышал лишь потому, что стоял лицом к ним. А так бы ничего и не понял. Уже через мгновение на лице Михаила Александровича царило, как и раньше, безмятежное спокойствие. И только внимательный взгляд, такой, как у меня, мог заметить смешинки в его глазах…
— Хорошо, мы вас услышали. Ступайте, — внимательно выслушал и отпустил прочь пухлого господина Александр Александрович. — Вас же, Николай Дмитриевич и вас…
— Паньшин Александр Карлович. Адвокат, — правильно понял короткую заминку императора мой напарник и представился. При этом уважительно поклонился царской чете.
— Вас встретят в Гатчине и проводят, — Александр Александрович смотрел только на меня, вынуждая кивнуть ему и тоже склонить голову.
На этом и распрощались. Где конкретно встретят? Кто именно? Во сколько? Но спрашивать не стал, мало ли это всем известные истины? Вон, Паньшин, довольством сияет во все тридцать два или сколько там у него осталось и помалкивает. Раз ему всё понятно, то и я лучше промолчу.
Император с императрицей развернулись и направились обратно в свою ложу. За ним чинно и благородно проследовали дети. Старшая из сестёр Ксения бросила короткий невыразительный взгляд на нас, на самолёт и отвернулась, занятая какими-то своими более важными мыслями. Ольга же смешно вздёрнула носик и с гордым видом прошла мимо и даже не покосилась в сторону моего самолёта. Мол, подумаешь, ерунда какая! А ведь они с сестрой очень сильно на отца похожи! По бороде бы им обеим с усами и тогда точно не отличишь их от папеньки…
От такой кощунственной мысли меня даже на смех пробило, насилу сдержался, не дрогнул лицом, не позволил себе даже намёка на улыбку. Но, Ольга Александровна, похоже, всё равно что-то такое почуяла, иначе как ещё объяснить её столь пристальный взгляд? Да она с меня своих подозрительных глаз просто не сводит!
Фух, наконец-то прошли мимо! Можно выдохнуть и расслабиться. Согнуть немного спину, а то ещё немного и позвоночник в дубовую палку превратится, закостенеет и вообще разучится сгибаться. Можно переступить с ноги на ногу, покрутить головой, обозревая разодетую публику на трибунах и перед ними. Радуются, императора увидели…
— Николай Дмитриевич⁈ — потеребил меня за рукав комбинезона Паньшин.
— Что? — перевёл взгляд на него и наконец-то прекратил провожать взглядом поднимающуюся в ложу царскую семью.
Ещё каким-то образом умудрился перед этим помахать рукой почтенной публике. Так, на всякий случай.
— Вот, представляю вам главного организатора нашего с вами, не побоюсь этого слова, исторического перелёта, уважаемого благотворителя Александра Людвиговича фон Штиглица!
За ним сплошной вереницей пошли ещё благотворители и меценаты, потом их сменили владельцы и редакторы газет. Запомнился Суворин, да и то из-за созвучной фамилии. Остальные слились в одну сплошную улыбающуюся и расточающую хвалебные дифирамбы вереницу. А ещё были журналисты. Вот этих было действительно много. Каждый редактор или владелец с гордостью представлял нам своих работников плаща и кин… Тьфу, совсем вымотался за эти дни. Конечно же, пера и чернильницы! А не то, о чём все подумали.
Но если разобраться, то разница между ними совсем небольшая. Хорошо, что я этого вслух не сказал…
* * *
— Александр Ильич, что известно об этом молодом человеке? — осторожно откинулся на спинку массивного дубового кресла Александр Александрович.
— Сверх того, что вам, Ваше императорское величество, уже было известно, ничего, — тут же откликнулся командир Отдельного корпуса жандармов, генерал-адъютант Пантелеев.
— Прямо так и ничего? — скосил глаза на генерала император. И нахмурился.
Императрица, вроде бы как и наблюдающая за происходящими на поле событиями, тут же положила свою тонкую руку на предплечье мужа, успокаивая этим простым жестом мужнино раздражение. И император тут же остыл.
— Если только мои сомнения, Ваше императорское величество, — тихим голосом проговорил Пантелеев, предварительно оглянувшись на навострившую уши придворную свиту. Те тут же отвернулись, оживлённо заговорили между собой, сделали вид, что разговор двух властительных людей их не касается.
— Рассказывайте, Александр Ильич, — императору даже не нужно было просить собеседника наклониться, он просто повернул к нему голову. Благодаря своему большому росту государь, сидя в кресле, мог смотреть прямо в глаза стоящему перед ним
