Ревизор: возвращение в СССР 24 - Серж Винтеркей
Похоже, всё ещё хуже, чем Пашка рассказывал, – подумала она, но советом его воспользовалась и попросила капитана Артамонову включить в программу её подготовки «Курс молодого арестанта».
– Мне нужно уметь прятать на себе всякие мелочи, вскрывать шпилькой замки, менять внешность, теряться среди людей на улице, – перечисляла, в чем у нее есть необходимость Диана Марие Юрьевне, вспоминая свой разговор с Пашкой. – И куда мне идти, если удастся сбежать из-под ареста?
А еще серьезней к этой теме ее заставил отнестись, как ни странно, вечерний звонок Галии. Она так трогательно переживала из-за каких-то пустяков, что Диана как-то сразу прочувствовала на контрасте, как теперь отличается мир Галии от ее мира. И в страшном сне Галие не надо опасаться ареста чужой контрразведкой и думать, как подготовиться к побегу из тюрьмы. М-да… И зачем она ляпнула сдуру про то, что грохнула мафиози? До этого же действовала по инструкциям Пашки, и КГБ почти и забыло про нее. А тут сама, получается, и напросилась. Голова садовая…
***
Москва. Лубянка.
– Разрешите, Павел Евгеньевич? – заглянула капитан Артамонова в кабинет полковника Воронина.
– Заходи, Маш. Что-то случилось?
– У меня совсем немного времени, надо ехать к Горному институту за агентом «Скворец», – начала та. – Удивляет она меня, уж кажется и нечем удивить, а она все равно умудряется. Вчера, Павел Евгеньевич, потребовала расширить программу подготовки. Просит инструкций на случай ареста, ещё её интересуют навыки ухода от слежки и преследования и хочет научится вскрывать замки подручными средствами. И много чего другого по мелочи…
– Что это вдруг? – искренне удивился полковник.
– Она почему-то озабочена темой провала, – объяснила капитан.
– И что её на эти мысли натолкнуло?
– Не могу знать, товарищ полковник. Про предательство что-то говорила…
– Что? – удивлённо уставился на неё Воронин.
– Ну, когда она гипотетические причины провала перечисляла, – объяснила Артамонова. – Работа вражеской контрразведки, двойные агенты и предательство своих в центре... Очень грамотно, в целом.
– Чьё именно предательство? – напрягся полковник.
– Ничьё. Это же гипотетически.
– Хорошо… Ну, включи ей в программу дополнительные занятия, которые она просит. Пусть успокоится, а то толку от нее не будет, – озадаченно ответил Воронин.
***
Москва. Горный институт.
Тарас специально заглянул перед началом первой пары в аудиторию, где ожидала начала занятий группа дочери. Диана уже сидела за партой, и он позвал её. Дочь тут же вышла в коридор.
– Как у тебя дела? – спросил он.
– Всё хорошо, – ответила она.
– У тебя много пропусков, – строго посмотрел он на неё.
– Мне же в марте в конкурсе участвовать, учусь красиво ходить по подиуму, – ответила Диана и потупила глаза.
Темнит что-то... Разве нельзя после института этому учиться? – подумал про себя Тарас, но решил сделать вид, что не заметил её вранья.
– Хорошо, но предупреждай меня, хотя бы, – попросил он.
***
Ещё из дома договорился с Литвиновым, что подъеду вскоре к нему. У него меня уже ждали директор института Абрамов, Иван Алдонин и ещё какие-то сотрудники института. У них был накрыт сладкий стол! Народ с утра пил шампанское.
– О, я, кажется, не вовремя, – смущённо заметил я, приоткрыв дверь кабинета замдиректора института. – Простите…
– Заходи, заходи, Павел! – бросился ко мне Литвинов. – Куда ты?.. Мы ж твою статью обмываем! Без тебя никак!
– О, как. Вышла уже, значит, – слегка удивился я.
Мне тут же подсунули свежий номер «Труда», где рядом со статьёй красовались фотографии и самого клада, и всей честной компании. Какая-то женщина, приветливо улыбаясь, попыталась вручить мне стакан с шампанским.
– За рулём, – извиняющимся тоном приложил я руку к груди.
– Тогда чаю товарищу Ивлеву, – распорядился Абрамов. – И тортик, Павел, тортик попробуйте.
– Спасибо, спасибо, – ответил я, беря в руки протянутую мне тарелку с большим куском «Киевского» торта. Ну, ладно... Киевский я люблю. Его сейчас строго по классическому рецепту делают, тот самый вкус детства… Как тут удержаться…
По всему чувствовалось, что меня тут сегодня очень любят. Приятно людям попасть в газету с таким тиражом, да еще по такому яркому поводу.
Вскоре мне протянули чашку с горячим чаем, и я его поставил её недалеко от себя на открытой полке ближайшего шкафа.
– А что с содержимым клада, есть новости по нему? – поинтересовался я. – Есть там что-то особо ценное?
– Там всё ценное, – ответил Литвинов. – Но есть несколько монет особенных. Две из них на территории СССР отсутствуют вообще в коллекциях. Отсутствовали, вернее, до этой находки!
– А возможно уже прикинуть общую стоимость клада?
– Никак не меньше, чем тысяч девяносто-сто, – улыбнулся Литвинов. – Но сам понимаешь, еще возможны сюрпризы. Несколько каталогов сейчас у коллег в Ленинграде, ждем, когда прибудут обратно в столицу.
– Это прилично, – ответил я, уважительно кивнув. – А есть вероятность, что клад оставят в будущем Городецком музее?
– Из Министерства промышленности уже звонили, говорили про свой музей, – ответил директор института. – Но сейчас рано что-то обещать, тут же ещё Академия наук своё слово не сказала.
– Академия наук, – задумчиво проговорил я. – Я понял… Спасибо вам за торт! Надо бежать, – с сожалением развёл я руками, выпил свой чай и поспешил пожать руки всем присутствующим мужчинам и поулыбаться женщинам.
В университете сразу пошел к Эмме. Повезло, застал на месте.
Она протянула мне зачетку со всеми выставленными зачетами, и спросила:
– По экзаменам как? Тоже помощь нужна?
– Не помешало бы, Эмма Эдуардовна!
Ну а что? Мы с ней так и договорились, что я буду иногда ходить на лекции, а она ходить по преподавателям
