Заматерение (СИ) - Шарапановский Владимир
Вскользь нам удалось поговорить о приезде в наш город Владимира Павловича Басова. Пришлось её огорчить, что пока с ним не достигнуто взаимопонимания, и вопрос повис в воздухе. Но у меня сейчас нет ни времени ни желания кого-то упрашивать и вдохновлять. Навалилось слишком много неожиданных событий.
Пока этот фильм подождёт, а я жажду поквитаться с заморскими бандитами, и для этого наметил пару очень зрелищных картин, предельно неприятного им содержания. Осталось лишь поскорее приступить к их съёмкам, а для этого мне необходим ряд режиссёров. И я дописал их к списку, проставив восклицательные знаки за срочно требуемыми мне товарищами. Думаю она мне всецело посодействует в свершении праведной мести.
Мы не дикие ковбои, чтобы вершить банальный мордобой, как их духовные наследники в США. Мы близки с Востоком, и восходим корнями к Византийскому наследию. Так что ответ будет очень ассимметричный, чтобы перекособочило их гнусные рожи.
* * *После совместного обеда с прадедушкой и прабабушкой я не утерпел и передал Всеволоду Никитичу отпечатанную мной книгу — «Игра престолов». Изменять в ней ничего не решился, потому что Джордж Мартин перфекционист, и обсасывает каждую фразу по сотне раз. Я своим вмешательством могу нарушить эту гармонию. Благо знаю книги отменно и прочел не единожды, в том числе и оригинал. Сразу могу выдать перевод книги на английский, о чем и поведал обалдевшим родственникам.
Пояснил, что стиль написания абсолютно иной, а потому отдать эту книгу некому, просто очень узок круг моих доверенных людей. Всеволоду Никитичу эта книга должна подойти, и мне не хотелось бы навязывать своё мнение. Но мне нужен будет определённый ответ ещё до нашего возвращения домой, а потому я немного раскрыл своё видение книги.
— Я могу понять колебания и некоторые принципы, впитанные с молоком матери и воспринятые в своей среде, но если возникнет внутреннее согласие с книгой и её содержимым, то этого вполне достаточно. Сам я никак не могу быть её автором из-за своего возраста, а книга повествует о природе власти. Жанр определяется как темное фэнтези, отчего ней практически нет положительных героев. Есть симпатичные читателю и поступающие достойно и благородно, но они рабы своих представлений. В том числе личных понятий о чести и достоинстве. А справедливость — почитает только равных.
— Есть у меня сомнения, и не в последнюю очередь о честности такого поступка, — сказал всеволод Никитич. — Ведь книга написана не мной.
— И не мной тоже, но она должна выйти в свет. А никто не может гарантировать, что она вообще будет написана. Слишком много времени должно пройти, и окружающий нас мир меняется, — возразил я на его сомнения. — Я заимствую, можно сказать, из ноосферы Земли. И никоим образом не присваиваю гонорар.
— Да, я заметил, и Наденьку к тому же приучил. Мы тут по-стариковски это обсудили с Вероникой и решили, что это правильно. Люди получат книги, и не так уж важно, кто их написал, если не использовать для личного обогащения, — подвёл итог Всеволод Никитич.
— Я рад, что вы ставите обогащение культуры превыше славы и известности. Я принципиальный противник шкурного авторского права, служащего только для выкачивания денег. Писатель, как и любой трудящийся должен на что-то жить, чтобы создавать новые книги. Но гонорары не должны становиться самоцелью, иначе это перестает быть творчеством. О душе печься и пожертвовать кажущейся пользой людской.
— Мы так и поняли ваши поступки, но неоднократно видели, как вас не одобряют ваши коллеги по цеху. И я ещё выбрал самое мягкое определение, — улыбнулся прадедушка.
— И не рассказывайте. А то я в лицах изображу приём бабули в СП республики. Там на сто вёрст окрест всё молоко скисло.
— Ладно, с этим правнучек разобрались, пора и дальше двигаться.
— Точно, Всеволод Никитич. Меня постоянно заносит не в ту степь, — и перешёл на английский к пословице. — «Let’s return to our muttons», — и продублировал на языке родных осин. — «Вернёмся к нашим баранам», то есть Ланкастерам и Йоркам — войне Алой и Белой Роз. Именно она и стала исторической основой при написании книги. Там и в реальной истории мало положительных героев, и обе противоборствующие силы вели себя недостойно. От Шекспира досталось только одному Ричарду III, но остальные были ничуть не краше, если прочесть реальные хроники и документы того времени, — я приостановился, чтобы чуть передохнуть. — Аналогии в нашем недавнем прошлом и братоубийственной гражданской не станем обсуждать. Я видел и слышал разные точки зрения, и они как флюгер менялись вместе с политической конъюнктурой. Но всегда на нашей земле были истинные герои независимо от их социального происхождения. В некоторых хороших фильмах сейчас это стали показывать. В «Офицерах» — командир заставы, с замечательным кредо — «Есть такая профессия — Родину защищать», и смена у него выросла достойная. В «Белом солнце пустыни» — Пал Артемьич Верещагин, которому «За державу обидно». Достойные примеры из дворянской среды. А вспомнить полководцев и адмиралов чьими именами названы наши ордена?
— Мне было приятно услышать правильную оценку от представителя совсем иного поколения, отстоящего от нашего почти на полвека. Действительно были хорошие и достойные люди с обеих сторон в том трагическом противостоянии. И боролись они не за власть, а лишь за свои представления о достойном и верном.
— Многие заблуждались, как Роман Хлудов в фильме «Бег», и его исторический прототип Яков Слащёв. А вот в Войне Роз всё обстояло гораздо гаже, так как была простая борьба за власть и никакой иной парадигмы[59]. Не было в той войне положительных героев. Хотя встречались благородные, но благородство распространялось для них только на равных. А вот на грязь под ногами, именуемую простонародьем, смотрели со своих дворянских позиций! — и упредил возражения прадедушки. — Я не говорю обо всём дворянстве, а говорю о привычных для среды стереотипах. Ведь как большинство смотрело на крестьян-лапотников и пролетариат? — и сам же ответил на риторический вопрос, — Как на серую безликую массу — малообразованную и забитую.
— В целом, как ни обидно для меня соглашаться, ты прав. Нас с теми же гимназистами учили не равняться даже с учащимися реальных училищ. Я могу подтвердить, ведь сколько было драк на этой почве. Впоследствии со многими мне пришлось вместе преподавать, и все они — достойные и образованные люди.
— Вот именно! Но у меня дедушка из простых крестьян с его четырьмя классами ЦПШ. Какая доля его ждала?! — и снова поспешил ответить на свой же вопрос. — Тёмного и невежественного землепашца! А он занялся самообразованием, потому что путь к дальнейшему образованию ему был заказан. Указ о «кухаркиных детях» и прочих разночинцах не станем обсуждать, достаточно просто финансовых препятствий. А ведь он отлично знал астрономию и многие другие науки. У него на книжных полках располагалась полная энциклопедия Южакова, и много других дореволюционных учебников и книг. В детстве я многократно их перечитал, — и с горечью продолжил. — В иное время или в советской стране, он стал бы учёным или инженером, но пришлось в царское время стать хорошим плотником. Именно за равенство возможностей и бились простые люди России, а на поверхность вынесло мутную пену, и её олицетворяли со всем нашим народом.
— Ну спасибо, что ты меня взялся за советскую власть агитировать! Я и без тебя давно это понял, и с простыми крестьянскими парнями мы делили свой хлеб и кров на фронте. Сам не раз замечал, какие замечательные таланты встречались среди них. Жаль, что очень многих забрала война, а многие не имели за плечами даже семилетки. Оттого и выбрал стезю преподавателя, как мои отец с матерью, чтобы всем талантливым детям удалось получить хорошее образование, и состояться в жизни.
— Опять меня занесло на поворотах! Просто меня всегда возмущает, что благородство принято проявлять только среди равных, а как же Пушкинское — «и милость к падшим призывал»? — прокашлялся, и поспешил вернуться к теме. — Я понимаю, и сразу скажу, что высоко ценю, столь почётный труд на ниве образования. Это достойное продолжение семейной традиции. Потому-то и обратился с такой сложной книгой. Ведь многие гимназисты из вашего детства — примкнули к Белому движению и воевали против чаяний простого народа. Некоторые честно заблуждались, видя лишь одну серую и безликую массу не стоящую их уважения. Они эмигрировали, а некоторые затем поддержали гитлеровское нашествие и служили врагу, считая себя благородными людьми и освободителями России.
