Пабам, и вновь на БАМ - Владимир Шарапановский

Владимир Шарапановский

Пабам, и вновь на БАМ

Пролог

«Нельзя дважды войти в одну и ту же реку».

Гераклит Эфесский[1]

Да уж, а ведь я всю жизнь верил этим греческим философам, как-то принимал всё за чистую монету. Но как сказал один принц гадский, — «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

Вот, что называется заснул себе на коммутаторе. И полста лет отмахал единым сном. Узнаю родной зашарпанный вагончик и печку-буржуйку, что должны кочегарить всю ночь, дабы не окочуриться от холода. За бортом минус полста градусов. Всё мне такое родное и знакомое, досель не забытое.

А разве можно забыть юность, время тягот и мечтаний? Даже по прошествии половины века, это непросто. Сейчас в стране поют «про палаточный Братск, и кто другую найдёт Ангару»? А строки — «Слышишь время гудит БАМ! На просторах крутых БАМ! И большая тайга покоряется нам», ещё не написаны. Над словами только задумывается Роберт Рождественский.

А душу нам греет лирическая Германовская — «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома», а ведь сколько с тоской приходилось её подвывать на ночных дежурствах. Наш коммутатор на сорок номеров — полевой[2], и ночные звонки редкость. Но покидать пост нельзя, и связист обязан быть постоянно в готовности.

Одно непонятно, и как вновь меня занесло на эти галеры? Ничего ведь не предвещало! Вот уж называется — «сходил за хлебчиком», как в том «Ералаше». Пошел в супермаркет, а оказался здесь и сейчас. Переходил через проспект на свой зелёный, и песок не то чтобы сыпался, за день проходил энное количество километров. Однако помеху слева не разглядел. Глаз с катарактой и левое ухо с детства совсем не слышит. Не заметил тот спорткар, что на предельной скорости несся не сбавляя хода, только последний миг.

Значит вот каково оно — чистилище? И что нужно сделать, чтобы добиться искупления? Ведь не просто так оказался тут, чтобы вновь пройти огонь и воду. А они точно будут. Наша речушка Чёрт, которую можно вброд перейти не набрав в сапоги воды, разольётся так, что чуть не снесёт ряд крайних палаток части, и будет плескаться в десятке метров от этого вагончика. А пешеходный мост к этим палаткам снесёт к чертовой матери напором воды.

И тайга вокруг будет гореть, а всю часть заставят срочно делать вырубку леса на двести метров вокруг жилой зоны. А если бы тогда рвануло наш склад аммонала неподалёку от перевала Дуссе-Алиньского хребта, то мало никому не показалось от складированных там десятка тонн взрывчатки. Долго над полем бы бантик летал.

Пришлось мне повидать несколько десятков взрывов меньших количеств взрывчатки, когда соседний мехбат отсыпал полку для железнодорожного полотна. Каменюки размером с домик летали высоко и далеко, и пару раз даже нас накрыло на ремонте линий связи. Олухи из мехбата на дороге выставляли оцепление, и транспорт задерживали, но на линию связи наверху не обращали внимание.

А ведь мы из-за их сраных взрывов постоянно её восстанавливали. Сколько с ними не лаялись по этому поводу, даже до их комбата доходили, но как об стенку горох. Какое-то время высылали солдатиков наверх на сопки, а потом снова плевали на оцепление по линии связи. А разлёт-то у камней немалый и линиям слишком часто доставалось. Благо если только провод перебьёт, а то и вовсе столб повалит! И тогда нам с якутом Володей приходилось по два дня мудохаться восстанавливая связь.

Эти цветочки тут ещё впереди. Ко времени тех взрывов, мы уже здание штаба возведём и коммутатор туда перетащим, как раз в комнатку напротив поста номер один. Ночью мы бедным часовым выставляли в коридор табуреточку, а то два часа стоять, как истукан, ещё то удовольствие. Чаем угощали, когда им скоро сменяться с поста.

Болтать было запрещено и двери дежурной части находились рядом, Встречались в нашей части чудаки, что оставались ночевать в дежурке. Умные оставляли на помощника дежурного, а сами отправлялись в обход по части. А на самом деле спать в один из домиков доставшихся в наследство от лагерной охраны. А если что, то мы их разыскивали так сказать в части, если неожиданно звонил дежурный по бригаде.

Так — то к полночи дежурный рапортовал дежурному в бригаду и шёл преспокойно на боковую до побудки. А к ней мы его подымали за полчаса. Всё равно в домиках у них телефоны имеются, и до части десять минут прогулочным шагом. Бегом можно за пяток добежать.

А собственно говоря наша часть совсем не боевая. Железнодорожные войска — два солдата и лопата заменяют экскаватор. Мы путейцы занимались очисткой тоннеля ото льда, и готовили насыпь к укладке рельсов. Соседний мехбат в Сулуке создавал для нас связистов геморрой своими взрывами, а в Солонях мостостроители занимались своим непосредственным делом — мост возводили.

Все при деле, и вроде бы по уму. Но вот только какой идиот распорядился части перебазировать в декабре месяце 1974 года? Когда самый короткий световой день, и самые лютые морозы. И это в местах с вечной мерзлотой, где снег в распадках залёживался до июня, а первый выпадал в конце августа?!

Ума у тех паркетных генералов — так целая палата! Безусловно воин должен стойко и мужественно выносить все тяготы службы, быть примером и так далее… Бульбомёты могут на политзанятиях ещё много чего задвинуть, и наш капитан Божедомов никогда не ленится.

Кстати я ему всю службу хотел задать нескромный вопрос, по поводу его происхождения. Да — он явный фельдкуррат, а по-нашему замполит. И фамилия у него очень говорящая сама за себя — «боже домов», и наверно предки были священниками, а он пошёл по их стопам окормлять паству ленинским учением. Тут оно уже так забронзовело, что работники идеологического отдела ЦК КПСС превратили его в новый культ.

Тут я точно не стерплю и при случае задам ему такой вопрос. Мимо связи никто ещё не проскальзывал. Всё командование знает нас, и никто не станет портить отношения. Как там было у Джордана в его «Колесе Времени», что ссора с главной горничной госпожой Харфор будет стоить больших неудобств, насколько бы знатным ни был гость дворца.

А я очень своевременно проснулся, пора бы печку раскочегарить пожарче, скоро явится Бес и к