Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна
– Нет, magister doctrissime, [10] сначало дело, а потом обед. Вы так сразили меня сообщением, что у вас есть трактат Звентибальда, что у меня кусок в рот не идет.
– Звентибальд Соланский? « О признаниях»? – Ректор удивленно поднял брови. – Мне казалось, что эта книга запрещена.
– Ученый собрат, не повторяй профанов, которые утверждают подобное. Труд Звентибальда никогда не был запрещен. Однако в нем есть пассажи, которые неподготовленными читателями могут быть неправильно истолкованы. Вот и сейчас… наверняка книга понадобилась в связи с процессом казначея графа Такмарского.
– От вас, доктор, ничего не скроешь.
– Глава « О допросе с пристрастием», не так ли?
– Я сражен вашей проницательностью. Этот негодяй отказывается от всех прежних показаний, уверяя, что они вырваны пыткой. Сложность в том, что у него есть сильные покровители. Поэтому процесс пойдет по второму кругу. Защита может сослаться на Звентибальда, доказывающего, что признания, сделанные на допросе с пристрастием, есть самооговор.
– Я также считаю пытку мерой крайней, – сказал доктор, – и всегда настаиваю на том, чтоб она применялась лишь тогда, когда все иные возможности дознания исчерпаны, и только к виновным в особо тяжких преступлениях. Например, в деле, связанном с должностными злоупотреблениями, пытки совершенно излишни, и ваш казначей, независимо от того, виновен н или нет, имел право отказаться от показаний. Однако я не совсем согласен и со Звентибальдом, не видящим в подобных признаниях ничего, кроме химерических вымыслов, порожденных болью. Именно физические страдания – независимо на допросе ли, или порожденные обстоятельствами естественными, бывают подобны молнии, озаряющие сумрак сознания. Но это вопрос скорее философский, чем юридический. так что довольно об этом. Трактат Звентибальда лежит на подоконнике, я нашел его еще вчера. А теперь, лиценциат, можете спокойно трапезничать.
– Вот и славно, вот и чудно, – бормотал Вайфар уже с набитым ртом. – Так я обещался рассказать вам, почтеннейшие, почему я сегодня опоздал к назначенному часу… и с кем имел беседу… даже вы, доктор, с вашей проницательностью, не угадаете.
– Зачем же угадывать, если можно узнать?
– Верно, верно. Так представьте себе , магистры – сегодня Судебную палату посетил кронпринц собственной персоной, и вашему покорному слуге выпала участь с ним разговаривать.
– Он что, тоже ходатайствовал за ворюгу-казначея? – хмыкнул ректор.
– А вот и нет, а вот и не угадали! Он проявил интерес к судебным архивам.
– Вот как? – заметил Лозоик. – Весьма неожиданно для особы, занимающей столь высокое положение… и в столь молодом возрасте.
– Вообще-то не столь уж неожиданное. Наследник еще юношей проявлял интерес к изучению права… вас тогда еще не было в Тримейне… но доктор Юдикаэль, прежний ректор юридического факультета, руководил его занятиями, и был нередким гостем во дворце. Правда, со смертью достойного профессора эти занятия прекратились – когда же это было… точно не помню, но еще до мятежа в Эрде.
– Следовательно, около шести лет… действительно, наследник увлекся юридической наукой едва ли не отроком. Но потом последовал изрядный перерыв в занятиях. – И что же побудило его возобновить эти штудии?
– Ах, magister doctissime, разве наследник престола будет объяснять мотивы своих действий простому чиновнику, стоящему ненамногим выше жалкого архивариуса?
– Не принижайте себя, советник. Вы – юрист, а следовательно, умеете делать выводы сами.
– Признаюсь, я в некотором затруднении. Хотя, конечно, заключения напрашиваются. Он захотел ознакомится с некоторыми судебными делами, хранящимися в архиве. С делами об убийствах. В том числе с теми, где вина обвиняемых не была доказана… или виновные не найдены.
– Очень, очень любопытно, – спокойное лицо доктора Поссара оживилось, утратило сходство с портретами мраморных владык. – Стало быть, его интересуют убийцы… в том числе ненайденные убийцы… что в свете событий последнего года приобретает особое значение.
– Возможно… я тоже подумал об этом. Ведь по правде говоря, я тоже занимаюсь чем-то сходным – не сочтите за похвальбу. Отыскиваю прецеденты…
– Но ничего такого в архивах вашего суда он не найдет. Потому что – если мы мыслим об одних и тех же событиях – материалы судебных процессов по преступлениям сходного характера, хранятся в архивах Святых Трибуналов. А к ним ни один представитель светской власти не имеет доступа. Ни кронпринц, ни сам император. А если наследник, по вашим словам, не новичок в вопросах права, он обязан об этом знать. Следовательно, ему нужно что-то другое… или кто-то другой. Не истинный убийца, а тот, кто может сойти за такового.
На протяжении речи доктора Вайфар краснел и бледнел, и обливался потом. Затем, промокнув лоб салфеткой, промолвил:
– Завидую вашей смелости, illustrissime, Я бы ни за что не решился высказаться так так открыто и ясно даже в кругу ближайших друзей… Конечно, после упомянутых вами злосчастных происшествий…
– Преступлений.
– Хорошо, преступлений… меня мучали определенные подозрения…как, наверное, и всех в Тримейне. Но именно потому что эти подозрения испытывают все, я, как юрист, начинаю сомневаться в том, что толпе представляется очевидным. Конечно, я в отличие от вас, никогда не имел дела с ритуальными убийствами…с преступлениями. связанными с черной магией…но для меня ясно, что наследник не это ищет в архивах… кстати, он велел поднять дела не только последних лет, но и весьма давние. Примерно за два десятилетия. Так что тут кроется нечто, мне непонятное… Но что с вами, дражайший учитель?
Лектор, на протяжении дискуссии между Вайфаром и Лозоиком хранивший молчание, сидел, согнувшись в кресле пополам и подпирая ладонями лицо. И непривычно глухо звучал его голос:
– – Простите… мне что-то дурно… я не слышал…
Вайфар вскочил, мячом прокатился по комнате.
– Мой слуга на кухне… сейчас я пошлю его за лекарем!
– Н-не стоит… это…так… – Бенон Битуан с трудом поднял голову. Нижняя губа его отвисла и тряслась. – Я не болен… просто стало душно… надо пойти домой.
– Ты явно нездоров, ученый собрат, – доктор Поссар протянул руку пытавшемуся встать ректору, и тот не сразу смог поймать ее. – И одному тебе нельзя. Стуре проводит тебя до дому.
– Э, нет! – вмешался Вайфар. – Простите, доктор, но от вашего Стуре толку, что от козла молока. Я сам вместе со слугой провожу почтенного ректора. А потом, пожалуй, пойду к себе, покуда светло.
– Не стану спорить. Не забудьте только книгу, из-за которой начался этот спор!
Советник подхватил под локоть ректора, приговаривая «Эк, магнифиценция, как вас колотит…. А говорите, не больны…», с кухни топоча, примчался его слуга, и ученые мужи покинули квартиру при коллегии Григория Великого.
Доктор Лозоик, проводив их, приказал:
– Запри дверь. Уберись и приготовь все что нужно. Сегодня будем работать.
– Работать? – повторил Стуре.
Доктор, казалось, не был раздражен тупостью фамулуса.
– Работать в доме, – с мягкой настойчивостью пояснил он. – Я же сказал – запереть дверь. Выходить не надо.
Стуре подчинился. Пока он запирал замки, убирал со стола, закрывал ставни, за которыми красил небо кармином августовский закат, доктор прошел отдохнуть в спальню. В постель не лег – не желательно размякать, может быть, следовало обдумать услышанное – но чутье подсказывало ему, что это не стоит внимания. Возможно, после… пока же глупейшие беседы об откровениях и пытках задевали его гораздо сильнее, чем еще более глупые поиски убийц в архивах. Подумать только: ректор – защитник откровения! А Вайфар, надо думать, защитник пыток…
«Муки просветляют разум» – так говорят в Святом Трибунале.
Правильно говорят. Они даже не подозревают, насколько правильно.
Что пытки? Пытки – это частность, случайность. Мелочь, в сравнении с теми страданиями, которые испытывает разум, прошедший через Пустоту. В сравнении с Пустотой все – мелочь. Даже то, что привело… нет…нет… не надо.
