Фантастика 2023-189". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Резанова Наталья Владимировна
– Нет. – Джаред не лгал, он и в самом деле не считал услышанное проявлением безумия. – Этот сон когда-нибудь повторялся?
– Ему не нужно повторяться. Я и так все помню.
– Нас учат, что вещие сны, или сны-предостережения, обычно повторяются. Не всегда в том же самом виде, но сходство можно уловить. Но я не думаю, что твой сон – вещий. Может, тебя удивит то, что я скажу, однако это и впрямь похоже на воспоминание. – Ему нередко приходилось слышать, как люди врали о своей жизни. Но это был явно не тот случай. Прежде всего, люди, желающие нечто скрыть, не представляют бывшее сном. Они говорят: «это случилось с одним моим другом». – Этого не было в твоей жизни. Но было в другой жизни, в другом мире…
– Что значит «в другом мире»?
Кайрел задал вопрос быстро и жестко, уставившись Джареду в лицо.
Неожиданно Джаред увидел, что глаза у него вовсе не черные, а серо-синие. Того же цвета, что клинок его меча.
– Что значит «в другом мире»?
Джаред молчал. Конечно, Кайрел, услышав его объяснение, не начнет кричать «ересь!», но вряд ли что-нибудь поймет.
– Если ты о том, что мы рождаемся на свет не один раз, так на Юге до сих пор многие в это верят.
– А что до прочего… я сам недостаточно знаю…может только в Заклятых землях есть люди, способные сказать больше… Под «другим миром» я не подразумеваю ад или рай… просто другой мир. Между ним и нынешним лежит граница, вьяве непреодолимая, но во сне мы можем ее пересечь.
– Только во сне?
– Так мне говорили. Самому мне и во сне не удавалось этого сделать.
А что бы ты сказал, подумал Джаред, если б услышал, как я об этом узнал. Но и сам он, когда Малка-Фатима рассказала ему, что во сне возможно переходить границу между мирами, не предполагал, что встретит человека, которому это выпало.
– В любом случае, это – другая жизнь. Моя, но не нынешняя. Так я тебя понял?
– Верно.
– И я ее не убью… потому что в этой жизни ее не существует.
– Все правильно. Возможно, со временем воспоминание потускнеет… станет просто воспоминанием о сне. А потом забудется.
– Нет. Я не забуду. И не хочу забывать.
– Но почему? Ведь, как я понял, это для тебя очень тяжело. Настолько, что ты опасался за свой рассудок.
– Ты сам подтвердил: в этом мире, в этой жизни ее нет. Она живет только в моем сне. А я слишком люблю ее, чтобы, позабыв, убить во второй раз.
11. Тримейн. Университетский квартал.
– Не ожидал я этого от тебя, ученый собрат, – сказал почтенный Бенон Битуан. – От кого угодно, только не от тебя! Человек, наиболее славный среди коллег благочестием, – и превозносит интеллект в ущерб откровению.
– Уверяю – истинное откровение ущерба не несет – и не может его нести по определению. Но Господь дал нам интеллект в качестве орудия, коим надо пользоваться, не оставляя его в небрежении, но и не доводя до износа. Как и следует поступать с орудием. Что касается откровения, то, к сожалению, мне неоднократно приходилось видеть к чему приходили люди, желавшие непременно его сподобиться. Точно пьяницы, упившиеся крепким вином – и зачастую не убедившись, что напиток сей замутнен, они теряли всякую власть над собой и своим рассудком. И это еще не худшее.
– Что может быть хуже?
– Ересь, которая ведет к погибели души и тела. Во время недавнего процесса бегинов я имел возможность убедиться, что те из них, что были грешны, были введены в соблазн ложным откровением. И потому заблуждаются те, кто считает, будто церковь и Святой Трибунал принижает разум. Они выступают лишь против злоупотребления им.
– То есть, с разумом надо обходиться разумно, именно так тебя следует понимать, cum granum salis.[9] – Ректор благодушно рассмеялся. – Ах, только у тебя, доктор Поссар, можно побеседовать об истинно высоких предметах, и в разговор с тобой не мешается забота о сиюминутной выгоде, – Благостный настрой нарушил Стуре, который споткнулся, и чуть было не вывалил содержимое подноса на голову ректору. – До чего же ты неловок, братец! Этак и до членовредительства недалеко. – В самом деле, – обратился он к Лозоику, – почему ты не возьмешь другого фамулуса? Уверен, что в университете немало студентов будут рады послужить тебе.
– Наверное, я просто перестал замечать его промахи. Привык, как привыкают к длительным неудобствам. Но ты прав, магнифиценция, – Стуре может доставить неудобства не мне, а моим гостям. Нужно будет подумать о замене. Ну, что ты стоишь? Ступай.
Бледное, серое лицо студента не выражало ничего, словно разговор его не касался. Развернувшись, он зашаркал прочь.
– О чем это я? Ах, да… Наши коллеги, увы, склочны как рыночные торговки, и не менее их обожают сплетни. К счастью, перешагнув порог зрелости, они становятся умеренны в винопитии, но чревоугодие – порок, от которого мало кому удается избавиться. Ты, доктор, человек совсем иного склада.
– Намекаешь, что я угощаю гостей одними разговорами? Но не сегодня, почтеннейший ректор. Прошу пообедать со мной. Не бойся, это не стряпня Стуре. Я велел принести ему обед из харчевни.
– Но здесь три прибора. Или Стуре опять все напутал?
– Пожалуй, третий прибор следовало бы оставить на кухне, а он притащил все разом. Я жду сегодня еще одного гостя, но он, видимо, задерживается. Ты его знаешь – это советник Вайфар.
– Конечно, я помню Вайфара. Он здесь учился, когда я был деканом на богословском факультете. Человек живого ума… к сожалению, магистерскую диссертацию не стал защищать.
– Ничего, он и со степенью лиценциата неплохо продвинулся.
– Да, с помощью выгодной женитьбы, – ректор неодобрительно поджал губы. – Каковая выгода закрыла для него путь к ученому званию, но предуготовила карьеру.
– Что поделать, магнифиценция, живя в миру, надо следовать мирским установлениям. А женатый ученый – явление столь же нелепое, как белый эфиоп.
Ректор рассмеялся.
– Ну вот, – сказал Лозоик Поссар, – мы с вами сплетничаем, вопреки твоим утверждениям, ученый собрат, как две старых кумушки. И ты что-то совсем не обращаешь внимания на обед…
– Вовсе нет! Просто мы придерживаемся разных взглядов на то, как следует принимать пищу. Вы верно, приказали Стуре разогреть ее, перед тем как подавать. А я, напротив, жду, когда она остынет. «Скельский лечебник» утверждает, что горячая пища чрезвычайно вредит желудку.
– Я бы не стал так безоговорочно верить выводам скельской медицинской школы.
– Но в этой позиции они совпадают с выводами Салернской школы…
В прихожей послышалась какая-то возня, стукнули двери, и в кабинете появился подвижный толстяк в темно-лиловой мантии судебного советника, подбитой куньим мехом, и таком же шапероне. Вошедший был заметно моложе и ректора, и доктора, но сорокалетний рубеж уже перешагнул.
– Почтение вам, ученейшие господа! Доктор Битуан, нет слов высказать, как я рад вас видеть, столь редко выпадает это счастье! Доктор Поссар, прошу нижайше меня простить за то, что пришел позже назначенного времени… но если бы знали причину… если б знали! – Советник сделал большие глаза и приложил палец к губам.
Ректор снисходительно улыбнулся. Он помнил за Вайфаром, в бытность того студентом, привычку прихвастнуть и некоторую склонность к преувеличениям, Это не шло во вред его занятиям – ни тогда, ни теперь. Может быть, Вайфар не хватал звезд с неба, но отличался прилежанием и обладал хорошей памятью, и вполне бы мог сделать академическую карьеру. Но женившись на дочери председателя Тримейнского суда, он избрал иную стезю. Тесть его занимал чрезвычайно высокую должность. Фактически, он замещал в ней самого императора, который был также и Верховным судьей бывшего королевского домена, а при том что Ян-Ульрих в последние годы в судебные дела почти не вмешивался, разве что в тех случаях, когда речь шла о делах представителей знати, подсудных только императору, власть председателя возрастала. Разумеется, вне ее находились суды Святого Трибунала, а также университет с его правом на собственное судопроизводство. Гражданские дела в Тримейне решались в городском суде, но несогласные с его решением имели право апеллировать к суду верховному. Приблизившись к таким высотам Вайфар, однако, не зазнался и не претендовал на наследование власти. Он занимался работой, которую можно было счесть канцелярской: готовил для тестя речи, подбирал примеры, изыскивал прецеденты, был своим человеком в архивах, словом, тем, что обычно поручают секретарю. Но ни один секретарь не обладал знанием Вайфара, а благодаря сохранившимся связям в академических кругах он имел возможность консультироваться по самым щекотливым вопросам. Так что в появлении советника Вайфара в доме дважды доктора и квалификатора Святого Трибунала не было ничего необычного. И в ответ на приглашение к столу он жизнерадостно заявил:
