Мы из блюза (СИ) - Сорокин Дмитрий
- Нет, - ответил и вышел. О том, что нет никакой нужды верить в того, с кем знаком лично, я предпочел умолчать.
[1] Времена меняются, и мы меняемся в них (лат.) – расхожее изречение, доставшееся в наследство от Римской империи.
[2] Песня группы Pink Floyd
[3] Песня группы Led Zeppelin
[4] Песня Screamin’ Jay Hawkins
[5] Домашнее прозвище в.к. Марии Николаевны
[6] Песня «Верю я», автор текста – Игорь Сукачев. Песня стала знаменитой в середине 1980-х годов благодаря группе «Браво».
[7] Домашнее прозвище в.к. Анастасии Николаевны
[8] Реальная история, приключившаяся с автором в начале марта 2022 года. В оригинале, понятно, пелось про Москву.
[9] Песня «Другое небо». Автор текста – Евгений Варва. Исполняет группа «Станция Мир» + Вовка Кожекин + Иван Жук
Глава 13
Блины, тарарам и четверть фунта с сыром по-петроградски
Проснулся я не то, чтобы зверски голодным, но так, вполне. Вообще, надо бы поответственнее относиться к вопросам собственного питания – а то пока все как-то через пень-колоду получается, а я ведь не мальчик, такие эксперименты над организмом устраивать. Так что, приведя себя в порядок, осведомился у лакея, где и чем я смогу позавтракать. Выделенный мне в услужение добрый малый по имени Тимофей вывалил список из французских терминов и выразил готовность принести все, что душа пожелает. Душа, однако ж, знакомиться со всякими бланманже и деволяями отказалась наотрез, но возжаждала блинов, потому я попросил просто проводить меня на кухню. Даже если это потрясает какие-нибудь основы – и хрен с ними.
Оказавшись на кухне, проникся, как тут все слаженно и увлеченно работают, изготавливая вот это самое французское на завтрак обитателям дворца, и принял решение обеспечить себя блинами самостоятельно. Я не фанат готовки и уж тем более не кулинарный блогер, просто всю сознательную жизнь живу один и готовить умею. Поэтому просто отловил поваренка и попросил принести мне сковородку, все потребное для выпекания блинов и обеспечить хоть на четверть часа доступ к плите – мне ж не на роту блинов напечь, а только для себя, любимого. Поваренок, подивившись господской прихоти, умёлся, а я завертел головой в поисках свободного передника: уделать костюм мукой и брызгами масла не хотелось. Тут что-то уткнулось в мою поясницу, а голос сзади прошипел:
- Очень медленно поворачивайся. Без резких движений!
Держа руки на виду, скрупулезно выполнил указание и обнаружил перед собой незнакомца в поварском переднике и колпаке. Только вместо шумовки или скалки он держал в руке небольшой пистолет, который теперь упирался мне в живот.
- Вот и амбец тебе, «святой старец»! – торжествующе изрек как бы повар.
Моё становление, как личности, прошло в эпоху видео. Сколько боевиков, детективов и триллеров я за свою юность пересмотрел – мама дорогая. И вынес из них четкое убеждение: в такой ситуации непременно надо поговорить. И чем дольше, тем лучше. В идеале – пусть злодей, истекая слюной, полчаса рассказывает, как он счастлив наконец-то добраться до такого беззащитного героя.
- Долго ловил-то? – спросил я.
- Долго, Гриша, долго! Все мы тебя искали и ловили, но удача улыбнулась мне – я знал, что ты под немкин подол вернешься, потому сюда и устроился. А ты… Ты, мразь, гнида, тварь! Ты… Я тебя…
Увидев, что эмоции перекрыли счастливому злодею остатки словарного запаса, я постарался вернуть инициативу.
- Долго, говоришь? Так и что с того? Вон, Илья Муромец, например, вообще тридцать лет и три года на печи сидел, все силу копил. Зато потом как слез с печи – тут уж никому мало не показалось. Кстати, ты знаешь, в чем отличие Ильи Муромца от Питера Пэна? Казалось бы – как много у них общего! Оба они наделены от природы волшебной силой, но оба живут в режиме ожидания. Не факт, что он продлится у них по-разному, – мы просто не знаем, начал ли Питер Пэн взрослеть через тридцать три года, - а вот Илья Муромец очень даже стал. Благодаря перехожим каликам – это русская разновидность феечек, если условно, - он мгновенно повзрослел ментально и духовно до своего реального возраста. Вполне возможно, что через тридцать три года после знакомства фея Диньдинь шепнет Питеру на ушко что-нибудь этакое, и он немедленно станет, например, адмиралом Ройал Нэви или, скажем, премьер-министром Британии, а? Но всё-таки, одно фундаментальное отличие между ними есть: Питер Пэн умеет летать, а Илья Муромец – нет, к сожалению! Да, к сожалению, потому что в парадигме рассматриваемого гипотетического катарсиса…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Барин, вот ваша сковородка! – протянул мне подбежавший поваренок орудие приготовления завтрака. Повар-злодей очнулся от обалдения, в которое я успел его вогнать, и надавил на спусковой крючок своего «браунинга». За следующую секунду, пока он соображал, что перед стрельбой надо бы снять пистолет с предохранителя, я выхватил у поваренка сковородку и со всей дури пробил нападавшему по кумполу. Тот упал, выронив пистолет, который, разумеется, почему-то выстрелил. Вроде, никого не задело. Поваренок от неожиданности не удержал в руках все остальное, что принес мне, так что поверженного злодея засыпало мукой, поверх которых растеклись два разбитых куриных яйца. Надо отдать должное казакам: прибежали они быстро, фальшивый повар едва начал шевелиться. Вникнув в ситуацию, его они забрали с собой, не забыв про пистолет, а мне велели идти к себе и до особого распоряжения не высовываться. Я послушно поплелся обратно, по пути, правда, успел наскоро перекурить.
Хвала поварам – они не обрекли меня на голодную смерть! Едва полчаса прошло, а Тимофей принес мне стопку свежайших блинов, к ним прилагались плошки с красной икрой и медом, небольшой графинчик водки и кофейник. Водке, несмотря на утро, я обрадовался: кураж слетел, и уже ощутимо потряхивало, так что противошоковое – в самый раз. Едва успел подкрепиться и налил первую чашку кофе, как пришел давешний полковник.
- Присаживайтесь, ваше высокоблагородие. Доброго дня вам, господин полковник.
- Благодарю, - кивнул Оладьин, садясь на диван. – Позвольте поздравить вас с днём рождения.
- И вам не хворать. Только не кажется ли вам, что охрана исключительной важности объекта – обиталища августейшего семейства – как бы это сказать помягче… оставляет желать много лучшего? Я не о себе сейчас – застрелят – значит, так мне и надо. Но здесь же императрица, наследник, великие княжны, да и сам наш царь-батюшка. Насколько мне известно, предпочитает обитать именно тут. Как же так-то, а?
- По больному бьёте, - вздохнул Оладьин. – Но поделом, конечно. Нападал на вас участник небезызвестного «Союза Михаила Архангела». Охрана уже усилена, и будет усилена ещё сильнее. Из Петрограда выехали жандармы, будут проверять весь персонал теперь. Я, собственно, зачем пришёл-то… Не поверите – извиниться. Хоть и не я, между нами, отвечаю за местную охрану, но на душе, признаться, погано.
Я вздохнул и налил ему водки.
- Выпейте, полегчает. Мне вот полегчало. Ну, почти. А теперь послушайте один коротенький вальсок, а потом пойдём покурим.
На рассвете – огненный вал,
До полудня – случится атака,
Кто там в карты вчера проиграл,
До отбоя неважно, однако.
Нам японцы в маньчжурских степях
Приоткрыли иные миры,
Где смерть легче пера,
А долг тяжелее горы.
По колено в болотной воде,
По Мазовии, проклятой Богом,
От беды – сквозь победу – к беде,
По приказу, без сна, без дороги...
Но мы правила этой игры
Зазубрили ещё в юнкерах,
Где долг – тяжелее горы,
А смерть – куда легче пера…[1]
- Спасибо, - просто сказал полковник Оладьин.
- Идёмте курить, - ответил я.
А на перекуре нас настигли сногсшибательные известия. К полковнику подбежал молоденький подпоручик и, козырнув, молча вручил ему газету. Полковнику хватило секунд десять, после чего он затейливо выругался и передал «Петроградский листок» мне.