Вершина мира (СИ) - Ромов Дмитрий

Сергач заходится в остервенелом визге.

— То есть, — подытоживаю я, — Пеша Богданович хотел за твой счёт закрыть свой долг, а тебя подставить и, собственно, украсть твои деньги. Сколько я вёз, он, судя по всему точно не знал, вот и заявил соточку на всякий случай. Ну, и от меня заодно избавиться решил. Зачем ему я со своими столами, он-то лучше знает, как катран организовать.

У Сергача неизвестно откуда появляется финка в руке.

— Сука ментовская! Бесогон! — хрипит он и его мутные глаза вспыхивают гневным огнём. — Придётся за слова ответить.

— А я всегда отвечаю за свои слова. Неплохо бы и Пешу Богдановича призвать к ответу за свои. И это не единственный косяк. Ведь на вылете, ещё на пути туда, меня в порту прошмонали от и до. Искали баблос. И у меня есть информация, что это Пеша Богданович стуканул. Кто громче других кричит «сука», скорее всего, сам и есть сука. Цвет, я говорю прямо и открыто, твой товарищ, стучит легашам.

Сергач готов меня порешить на месте, но Цвет сохраняет спокойствие.

— Слишком серьёзное обвинение, — говорит он, задумчиво. — Придётся ответ держать. Уймись, Сергач. Убери ты кесаря своего. Скажу прямо, скипидарцем от тебя конкретно разит. Значит так, Бро, сейчас поедешь на мой личный кичман и обождёшь там пока решу чё с тобой делать. А я пока с людьми побазарю.

Он подзывает двух здоровы кинг-конгов, сидящих за соседним столиком и отдаёт меня им. Они ведут меня к вишнёвой «шестёрке», и мы выезжаем. Дорога проходит в полном молчании и длится около часа. Новый мост ещё не достроен, так что приходится ехать через центр.

Мы приезжаем в тот же дом, где я познакомился с Айгуль. Только сейчас её не видно. Да и вообще почти ничего не видно, потому что комната, в которую меня заводят, утопает во мраке. Она находится в подвале дома, и сквозь маленькое оконце под потолком поступает очень мало сизого света. Странно, что в этот раз меня заточают не в бане.

Ладно, делать нечего, подождём. Сажусь на лавку и погружаюсь в раздумья. Надеюсь, я смогу убедить Цвета в своей правоте. Но вот интересно, сколько у меня жизней. Если я, допустим, помру, это уже будет типа всё, или я перенесусь ещё в кого-нибудь.

Честно говоря, я уже привык к Брагину и его новым друзьям и подругам. Так что перемещаться в кого-то ещё как-то не особенно хочется… А вдруг смерти вообще нет, а есть такой вот круговорот? Надо бы в церковь съездить, со священником поговорить. Если будет возможность, конечно…

Время тянется долго, и я не придумываю ничего лучшего, чем немного поспать. Просыпаюсь я от того, что зажигается свет. Я сажусь на лавке и тру глаза. Дверь открывается и в помещение входит Цвет. Выглядит он весьма мрачно.

— Пошли, — кивает он.

Я не тороплюсь вставать, пытаясь проникнуть в его мысли.

— Чего сидишь, пошли, говорю.

16. Белка в колесе

Мы поднимаемся по лестнице и проходим в ту же комнату, в которой беседовали в прошлый раз. С натяжкой её можно назвать столовой. Быт у Цвета незамысловат. На полу старый вытоптанный ковёр, на неровных белённых стенах старые фотографии в рамочках, практически дагерротипы.

Матрос, солдат, круглая, как сдобная булка бабуля. А рядом с ними — три репродукции картин Айвазовского в золочёных багетных рамах.

Сегодня стол застлан тёмно-зелёной скатертью с кистями. Она похожа на тонкий шёлковый гобелен. На столе стоит бутылка водки и два стакана. На тарелке порезанное ломтями сало и обычный серый хлеб. В миске — горка солёных огурцов. Однако грядут испытания.

Цвет садится за стол.

— Присядь, — кивает он на место напротив и сразу разливает водку.

Причём, испытания тяжёлые.

— Не-не, — протестую я. — Я же вообще не пью. Спортсмен и юный организм.

— Выпьешь, — уверенно отвечает он и поднимает свой стакан. — Давай.

Тон его не терпит возражений, сразу ясно, кто здесь настоящий альфач и глава стаи. Я пить не желаю, но и на рожон лезть тоже не собираюсь. Пока, по крайней мере. Поэтому, покачав головой, тоже поднимаю свой стакан, вспоминая Полевого и его «Судьбу человека».

— Всё-таки решил грохнуть меня? — говорю я с кривой усмешкой. — Эта доза меня убьёт.

Полстакана за раз — это жесть, хоть и с закуской.

— Не убьёт. Давай. Не чокаясь и до дна.

Твою ж дивизию! Беру в другую руку огурец. Надо ещё воды попросить, а то и вправду сдохну с непривычки. Ну ладно… Выдыхаю и пью. Успеваю сделать два больших глотка и тут же захлёбываюсь, задыхаюсь и начинаю кашлять. Ужас! Это что такое, ацетона он мне что ли налил?

Нет конечно, сам-то он выпивает без проблем, даже не морщится. Уфф. Кошмар. Был бы здесь Егор Добров, он бы и стакан мог спокойно принять, а вот Егор Брагин к такой жести не готов. Юное тело — мой главный актив и самая дорогостоящая собственность. Так что нужно быть аккуратнее и бережливее.

— Ну ты и кадр, — качает головой Цвет. — Ты чё, ни разу водку не пил что ли?

Не пил и не буду теперь, это точно. Спасибо за науку, как говорится.

— Непереносимость алкоголя, — говорю я, откашлявшись.

Рожа у меня красная, из глаз, из носа и изо рта течёт. Та ещё картина. Я срочно откусываю огурец и, пока жую его хрусткую солёную плоть, собираю бутерброд из сала и хлеба. Нужно срочно закинуть что-то внутрь, пока алкоголь не всосался.

— Можно воды, пожалуйста?

— Вон на комоде, — кивает он на стоящий там графин.

Я беру графин и переношу на стол. Какое-то время мы молча жуём. Пищевод горит от разлившегося тепла огненной воды. Не сболтнуть бы лишнего, а то с непривычки понесёт по волнам откровенности…

— Короче, Бро, — говорит Цвет, дожёвывая ломоть сала, и я не отрываясь гляжу, как его тяжёлая максимально волевая челюсть перемалывает то, что попало в рот.

Как жернов. Брови сдвинуты, видать думку гадает нелёгкую.

— Предъявил ты Сергачу серьёзно. Нужны подтверждения. Выкладывай, что есть.

И я выкладываю всё, что знаю. Рассказываю полностью.

— Мне какой резон врать? — рассказываю, как было. — Да тут и к бабке ходить не надо. Ты его прогнул и думаешь он рад-радёшенек такой херне?

— Одно дело, — он подливает себе в стакан. — Будешь? Одно дело, что я думаю, а другое, что я могу доказать. То есть подтвердить ты не можешь?

Я молчу.

— Видишь ли, то что ты с гэбэшником снюхался уже факт тревожный. Тем более, Кениньша грохнули. Это я, кстати, проверил. Тут ты не соврал.

Он запрокидывает стакан и выпивает. Моя голова понемногу начинает туманиться, а настроение вдруг идёт в гору. Ну, не вдруг, понятно.

— Я могу предоставить доказательства. Просто железные. Но они не у меня, а у чела одного.

Я подмигиваю, а он качает головой.

— У кого?

— Ну, у кента одного. Но он только тебе лично отдаст.

— Чё за подстава?

— Не подстава, всё чики-пики. Отвечаю. Чел, то есть кент надёжный.

— Мусор?

— Чекист.

— Хочешь, чтобы я ссучился?

— Нет, — качаю я головой. — Нет, конечно. Но самые удачливые группировки всегда имели поддержку силовиков. Искали подходящих кадров, кормили их, отстёгивали.

— Это который ставки наши обложил? — догадывается Цвет.

— Да.

— И чё ему надо?

— Точно не знаю, ну… — я замолкаю и пожимаю плечами.

— Чего? — сверлит меня взглядом Цвет.

— Бабок, естественно.

— Бабки заработать надо.

— Ну, если он будет прикрывать от ментов, этого что, мало? Возьмёшь дело на Сергача, задавишь его, как клопа, вычистишь всю его шушеру, включая одноногого дебила и вперёд, к победе капитализма в отдельно взятой организации. Даёшь сращивание государства с криминалом!

— Ты в натуре, в сиську с двух глотков, — усмехается он.

— Ну, это всё-таки преувеличение… — качаю я указательным пальцем, хотя, он не так уж далёк от истины.

— Ладно, — кивает он, — звони своему чекисту. Пока с ним не переговорю, здесь будешь.

— Не, ты чё! Он по телефону говорить не станет. Только лично. Он же профи. К тому же если домой не приду, родители в ментовку заявят. Нахрен надо?