Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир
— Уборщица? — слегка оживился я.
— Ага, — ответствовал комендант. — Всего одна у меня. А зачем мне много? В своих комнатах девки сами убирают, на кухне тоже сами дежурят. Коридоры помыть, да туалет убрать, вот и вся работа. Уборщицу Зиной звать, Зинаидой, то есть, фамилия Окунева. Вот, отчества не помню, надо в тетради смотреть, Но по отчеству-то ее никто и не зовет. Я и сам путаюсь: то Зинулей назову, то Зинкой. Это уж как настроение будет. Да она молодая еще, сорока нет. Девка хорошая, еще дочка у нее растет. Дочка приветливая, все время мамке помогает.
— В общежитии помогает?
— Нет, не в общежитии, — пояснил комендант. — Зинка в соседнем доме со мной живет, она дворником работает. Квартира у нее есть, служебная «однушка». Я ж сам утром рано встаю — привычка, а Зинка и того раньше. Если зима, снег выпал, так она в четыре утра выходит, начинает скрести. И листья всегда вовремя уберет, и все прочее. А если снега или листвы совсем много, так дочка бежит выручать. Бывает, что девчонка и до школы мамке убирать помогает, и после школы. Приветливая очень, улыбчивая — вся в мамку. Да обе девки хорошие, что дочка, что мамка.
— А мужа у Зинаиды нет?
— Да какой там муж? — хмыкнул комендант. — Залетела по молодости да по дурости, на аборт не пошла. Ни алиментов тебе, ничего. Мудохается дворником за шестьдесят рублей в месяц. Одна радость — квартира, только дочку-то вот и одевать, и кормить надо. Сама Зинка чуть не в обносках ходит, а дочку старается в порядке держать, не хуже, чем у других.
Так-так-так… Уже теплее.
— Дворником шестьдесят, а за уборщицу сколько? — спросил я.
— Так столько же. Зинка бы второй участок в ЖЭКе взяла, но не положено. Я сам Зинке предложил уборщицей поработать, по совместительству. У меня раньше-то старушка полы мыла, но сказала — все, силушки нет. Стал новую искать. Но тоже, всякую не возьмешь. Участковый тут предложил судимую взять, но я отказался. Все-таки, девки хорошие у меня живут, учителя будущие. Мало ли что… Можно бы студенток взять, они бы с радостью — к стипендиям ихним прибавка весомая, но полы должны мытыми к десяти часам быть, а у девок лекции. Я Зинке как-то и говорю — возьмешься? От дома тебе пять минут, работы немного. А она — да с радостью, дядя Сережа. Второй год работает, не нарадуюсь. К десяти часам — у нас комиссия ездит по общежитиям, все блестит, как котовы яйца. Она, иной раз, даже на кухне приберет. Студенточки-то, бывает, поленятся и за собой такой срач оставят. Я говорю — Зинка, ты на кухне не убирайся, мне говори, а уж я с ними разговор составлю. Что не так — в ректорат, а там из общежития и шугнуть могут. Девчонки-то это знают и побаиваются, когда я на них шуметь начинаю. И Зинка это знает. Может, поэтому лишний раз и не жалуется мне. А застану на кухне, так улыбнётся только — да ладно, дядя Сережа, не развалюсь.
Неожиданно, комендант спохватился.
— А вы, товарищ, милиционер, по какому вопросу интересуетесь? Уж не из-за кражи ли?
— Из-за нее, — не стал я врать. — Не скажу, что кражи большая редкость, но здесь, как-никак, педагогический институт, дело на особом контроле.
Почти не вру. Раз прокуратура возбудила, так она и бдит.
— Я так вам скажу — если пальто у Нинки кто и украл, так точно, не Зинка. Зинка у нас — девка честная! Студентки ее хвалят — мол, бывало не раз, что вещи какие-то находила, бижутерию там всякую — цепочки, брошки, оставляла всё на вахте. Мелочь как-то нашла — какая-то ворона обронила, так все до копеечки собрала, тоже на вахте оставила. Говорю — золото, а не девка. Был бы я не старый, да не женатый, сам бы на Зинке женился, и дочку бы ее усыновил. Ну, удочерил, то есть.
Это конечно, да, честная девка. Верю. Но именно с нее я и начну. С кого-то начинать всё-таки надо.
— Так я и не считаю, что Зинаида в чем-то виновна. Но может она что-то знает про это дело. Сами понимаете, если уж кража случилась, то проверять приходится всех, — говорю я в трубку как можно убедительнее. — Сергей…
— Петрович, — подсказывает собеседник.
— Сергей Петрович, вы мне адресок уборщицы не подскажете?
На той стороне провода наступило молчание, потом комендант все-таки сообщил адрес — Труда 13, квартира 6. Записываю с мыслью, что в будущем вряд ли бы кто-то дал такую справку по телефону неизвестно кому.
— Спасибо, — поблагодарил я словоохотливого дядьку.
— Не за что, — вздохнул тот. — Не возражаете, если я Зинке о нашем разговоре расскажу? Успокою девку, а то испугается, если ее в милицию вызывать станут. Может, мне вместе с ней прийти?
Ага, я тебе сейчас скажу, что Зинаиде ни в коем случае ничего говорить нельзя, так ты первым делом с этого и начнёшь. Вообще, конечно, так работать нельзя. За подозреваемыми лучше всего ехать: оп-па, а мы уже здесь. И, не давая передышки — сразу в оборот: а ну выкладывай сам знаешь что! Но это, к сожалению, не наш случай. Да и нет у меня пока ни малейших оснований держать её за подозреваемую. Поэтому в трубку произнёс как можно безразличней:
— Можете говорить, можете не говорить, но вместе с ней приходить не надо. Зинаида Окунева вполне совершеннолетняя, сама за себя отвечать должна.
— Да, это само собой… а я ее отчество вспомнил. Ивановна она.
— Вот это хорошо, за это спасибо, — поблагодарил я коменданта, стараясь прервать его многословие. Чувствую, что-дядька-то неплохой, только болтливый. Но что бы мы без таких болтунов делали? Вот-вот…
Неизвестная уборщица стала мне симпатична. Ишь, работяга. Бьётся, словно рыба об лед, дочку растит. И девчонку, судя по словам коменданта, славную вырастила. Будет обидно, если это она воровка.
Теперь нужно подумать, куда мне её приглашать? В отдел — отпадает. Может, на опорник? Хоть на свой прежний, а хоть и к Саньке Барыкину. Но лучше вызову я ее сюда, в спецкомендатуру. Дежурство у меня когда? По графику, сутки через трои, но один из коллег приболел, выхожу через двое суток. Вот, значит, я и приглашу на время своего дежурства часам к 9–30. У нас как раз народ уже разойдется по своим делам, мешать никто не станет.
Уборщица из общежития пришла ровно в 9.30. Остановилась у турникета, принялась оглядываться. Спецкомендатура не тюрьма, у нас даже двери запирают лишь на ночь, но все равно все выглядит сурово. Решетки на окнах, строгие плакаты на стенах. Дежурным здесь я согласен быть, а вот постояльцем — ну его на фиг!
— Вы к Воронцову? — поинтересовался я для проформы. Понятно, что явилась по повестке. Какая ещё дура притащится в спецкомендатуру по своей воле?
— К нему, — закивала женщина, потрясая повесткой, зажатой в кулачке.
Женщину я решил допрашивать не в самой дежурке — посторонних туда впускать нельзя, а рядышком, в смежной каморке, где пристроился стол и пара табуретов.Показав рукой — садитесь, мол, посмотрел на уборщицу.
Окунева выглядела не старой, но уже изрядно замотанной женщиной. Сколько ей лет — даже бы не взялся определить. Ей могло быть и тридцать пять, и все шестьдесят. Одета бедно — плащ, судя по всему, эпохи Никиты Сергеевича Хрущева, старые стоптанные полусапожки. Из-под выцветшего платка торчит несколько прядей волос с изрядной долей седины. Впрочем, как нынче считают ученые — седина не из-за возраста или переживаний, а из-за недостатка меди в организме. В моем прошло-будущем так могла выглядеть женщина лет под шестьдесят при условии, что она не ходит по парикмахерским и одевается в каком-нибудь совсем уж непотребном секонд-хенде.
При этом было заметно, что женщина старается следить за собой: одежда, хотя и старая, но опрятная. Только вот губы зря подкрасила. И неумело, и цвет не тот. Явно это занятие у неё не из каждодневных.
Я человек запасливый, бланки протоколов имеются. Вписал свое звание, должность. Не забыл прописать, что действую «по поручению следователя». Даже если допрос пройдет без толку, то следователю меньше работы. А захочет передопросить — зачеркнет слово «протокол» и впишет «объяснение».
— Значит, Зинаида Ивановна? — начал я процедуру заполнения анкетных данных.
