Депутат - Алексей Викторович Вязовский
— Короче, сейчас в Останкино всем рулит Яковлев, — Березовский вытер пот на лбу платком. — Но журналисты работать не хотят, разбегаются. Всем надо кормить семьи.
В 45-ти российских регионах профсоюз связистов, не получавших зарплату три месяца, проводят забастовку, — они попросту прекращают телетрансляцию программ государственного телевидения, за исключением программ новостей. Общий долг перед телевизионщиками по всей стране составляет гигантские 80 млрд. рублей. Больше должны только военным и энергетикам.
— Начинаю понимать, — я закурил сигару, выпустил дым в сторону от стола. — Приватизация не от хорошей жизни.
— Да! — подтвердил Береза — Тот, кто заходит в акции, гасит хотя бы часть долгов. Ты готов?
— А сотрудников в редакцию могу назначить?
Березовский замялся.
— Яковлев, — он больше политик. А в самом Останкино информационной повесткой занимается Влад Листьев. Слышал про него?
А как же… Через полгода грохнут. Слишком борзо полез в рекламные контракты. А может именно и Березовского договорчики велел поднять. Я внимательно посмотрел на Абрамыча, тот отвел взгляд, достал ручку, начал что-то записывать за выступающим.
— С Листьевым договорюсь.
— Там есть некоторые тонкости, — Березовский тяжело вздохнул — Если даешь денег на ящик, я тебя в них погружу.
— Уж будь любезен!
Договорить нам не дал «русский Шрек» — брянский депутат Шандыбин. Уж не знаю, зачем Зю притащил этого монстра на слушания, но выступил тезка Чапаева на все 100 %. Он начал свой спич с того, что ударил кулаком по столу, отчего микрофон завибрировал, а в зале воцарилась тишина.
— Олигархи! — рявкнул Василий Иванович так, что у меня в ушах зазвенело. — Эти кровопийцы уничтожили наш народ, разорили заводы, выгнали людей на улицу! А вы, господа депутаты, еще сомневаетесь? Прижать им хвост или нет?!? Да я вам скажу, как с этими банкирами надо поступать! На Красной площади, уважаемые, есть Лобное место. Оно стоит пустое, без дела!
Шандыбин — широкоплечий, с огромной лысой головой, напоминающей бугристую тыкву. Его грубая, но энергичная фигура вызывала одновременно страх и уважение.
— … повесить их! На осинах, как предателей! Всех. Из центробанка тоже!
В зале зашумели. Кто-то негодующе вскрикнул, кто-то захихикал, а кто-то одобрительно закивал. Председательствующий несколько раз стукнул молотком, требуя тишины, но Шандыбин не обращал на него внимания.
— Вы только посмотрите, что они натворили! — продолжал он, размахивая руками и тыча пальцами в нас с Абрамычем. — Миллионы людей голодают, а эти упыри строят себе дворцы на Рублёвке! Да за это только народный суд!
Его голос становился всё громче, а лицо краснело всё сильнее.
— Регламент! — Травкин попытался навести порядок, но бестолку.
— А что вы делаете? — продолжать бушевать Шандыбин под одобряющие улыбки Зюганова — Вы принимаете законы, которые позволяют этим мерзавцам ещё больше наживаться! Позор!
С каждым словом Шандыбин всё больше выходил из себя. Люди в зале начали вставать с мест, кто-то пытался перекричать его, но это было бесполезно. В какой-то момент два охранника подошли к столу, пытаясь увести его, но он схватился за микрофон обеими руками.
— Не смейте меня трогать! — заорал он. — Народ должен знать правду! А правда в том, что вас всех пора гнать в шею! Кровопийцы!
Я сидел, наблюдая за происходящим, чувствуя странное смешение эмоций — от шока до невольного уважения. Шандыбин говорил то, что многие боялись даже подумать, и делал это с таким напором, что казалось, он сейчас перевернёт стол.
Охранники всё же вытянули его из зала, но даже в коридоре было слышно его громовые выкрики.
Травкин тяжело вздохнул, пытаясь вернуть порядок.
— Прошу всех сохранять спокойствие. Следующий выступающий…
Я взглянул на Березовского. Он выглядел так, словно готов был провалиться сквозь землю.
— Ну что, — тихо произнёс я, обращаясь к нему. — Думаю, твоя идея с торпедированием сегодня не особо актуальна.
* * *
Десятки гектаров земли на Воробьевых горах — это вам не жук в пудру пукнул. Там через забор — правительственные резиденции и земля тут вот-вот станет стоить дороже, чем в Нью-Йорке. Надо только подождать лет 10–15. Странными я стал мыслить категориями. Раньше было «украл-выпил-в тюрьму», а теперь на такой немыслимый срок загадываю. А почему меня на философию потянуло и на домашний уют? Да потому что жизнь слишком коротка. Пару недель назад шестисотый Северянина взлетел на воздух прямо в центре Москвы. Никакие понты и постановы из Америки не помогли. Вот что значит пренебрегать безопасностью. И машина оказалась небронированная, и на мойке ее без глаза оставили. В общем, царствие ему небесное, а ведь еще даже не началось как следует. Большая бойня 1995–1996 годов впереди. Я очень хочу пройти ее не как бандит, а как человек, которого трогать себе дороже. Как человек, защищенный такой броней, что и миной не прошибить. И вот еще над одним элементом этой самой брони я работал прямо сейчас. Нужно помочь отечественному кинематографу в обмен на имеющиеся у него ништяки. В том смысле, что помогать я готов, но очень уж сильно тратиться — совсем нет. Ведь в этой богадельне в лучшие времена пять тысяч человек работало, а я столько не прокормлю. Чего тут только нет. И павильоны, и мастерские, и даже свой арсенал, где танки стоят. Все это вещал мне с умным видом Артист, детство которого прошло в этих стенах. Он тогда мог стать куда большим авторитетом, чем сейчас.
— Слышь, тезка, — спросил я Артиста. — А ты зачем меня вытащил-то сюда? У тебя много времени свободного, чтобы экскурсии проводить?
— Много, — невесело усмехнулся тот. — Тем новых нет, а со старых отжимают. Большие пацаны, такие вот как ты, обложили со всех сторон. Чуть сунешься куда, уже занято. А если и не занято, мне некем это удержать.
— Ценю откровенность, — не стал ломаться я. — Если бы стал понты колотить, разговор на этом бы закончился. А так у тебя есть шанс. Я тебя слушаю.
— Земля, — повел Артист рукой. — Просто так ее не взять. Но я тут многих знаю, у меня ведь мать тут работала. Сам понимаешь, и при СССР без блата никуда не сунуться было. Можно подойти, перетереть. Тут люди последнюю горбушку без соли доедают. Легендарные артисты вот-вот пойдут на помойку голубей ловить. Многим просто жрать нечего.
— Я могу человек десять на содержание взять, — прикинул я. — Кто там особо бедствует?
— Да хоть Вицин тот же, — пожал плечами Артист — Семен Фарада тоже.
— В натуре? —
