Шофер. Назад в СССР. Том 3 (СИ) - Март Артём
— А ты умеешь, — зашептал Титок, — с бандитами договариваться?
— Было дело.
— Это где ж?
— В армии, — солгал я.
Пригнувшись, вошли мы в низенький ход и попали в маленькие сенцы, с них в коридорчик, а потом и в небольшую прихожую комнату, заставленную деревянной, налачиной красным мебелью.
Хата была настоящим притоном. В воздухе висела табачная дымка. От холодной русской печки воняло горелым. К этому мерзкому запаху примешивался дух каких-то залежалых тряпок. Из передней, дальней комнаты, слышался смех мужиков, что засели там за узеньким раскладным столом-тумбой. Однако, когда мы вошли, они тут же замолчали.
В передней было тесно. Одинокая лампочка освещала суровые лица четверых мужчин, устроившихся за столом, в середине комнаты. У стены, под красным в разводах ковром, стоял диван. На нем, бесстыдно задрав подол сарафана чуть не до белья, лежала на животе девушка. Спрятав лицо рукою, была она то ли пьяная, то ли под наркотиками.
— Добрый вечер, — сказал я. Титок с Захаром явно робели, молчали.
И хотя Захар еще пытался смотреться невозмутимым и спокойным, Титок совершенно точно боялся, как мышь перед котом. Он постоянно нервно дергался, а высокий его лоб покрылся испариной. Плохо это. Потому как такие люди, как эти бандиты, чуют слабину, как волки кровяной след. Мда… Кажется нужно мне тут быть крепким, чтобы, с одной стороны, выпутаться удачно, а с другой не перегнуть. Ведь понимал я: одно не то слово им скажешь и можешь уже из хаты и не выйти.
— Добрый вечер, — ответил старый, коротко стриженный мужик с морщинистым лицом.
Сидел он во главе стола, перед нами. Его белая, на удивление чистая майка обнажала темно-зеленые воровские наколки. Морщинистое лицо ничего не выражало. Безэмоциональные рыбьи глаза смотрели внимательно, подмечали каждую деталь.
— Ну для кого добрый, — ухмыльнулся худой горбоносый паренек лет за двадцать пять, — а для кого и не очень.
Сидел он справа от морщинистого, смотрел на нас нахально и с превосходством во взгляде. В тонких, бледноватых губах его, при каждом слове подрагивала сигаретка. В грубых, узловатых пальцах горбоносый сжимал карты.
Остальные двое — лысый бугай с потрескавшимися губами и лупоглазый старик с уродливыми мешками под глазами, сидели молча. Сверлили нас тяжелыми взглядами.
— У нас дело к Талому, — сказал я морщинистому мужику, с ходу определив его старшим во всей этой их компании, — хотелось бы с ним встретиться.
— Какое дело?
— Мой товарищ, — я кивнул на Титка, — продал ему одну вещь. Статуэтку из фарфора.
— Русалку, — вклинился Титок, — сидит она на камушке и чешет гребнем свои волосы.
Морщинистый уставился на Титка. Горбоносый парень ухмыльнулся, показал золотой зуб.
— Так и с кем же из вас мне разговаривать? Или со всеми троими разом? — Спросил морщинистый.
Я строго глянул на Титка, и тот потупился. Отвел глаза.
— Со мной говорить, — ответил я и выждал немного. Морщинистый ничего на это не сказал, и тогда я продолжил. — По глупости он ее продал. Теперь хочет выкупить обратно.
— А какая нам разница, — оскалился горбоносый нахально, — по глупости или не по глупости. Продал сам, или его кто-то заставил?
Вся четверка разом глянула на Титка. Тот, казалось, уменьшился в два раза под их свинцовыми взглядами.
— Никто не заставлял. Сам, — только и смог просипеть Титок необычно высоким голоском.
— Ну тада все. Это вам не сельпо. Тут у нас обратно товар возвращать не принято, ежели чего не так, — сказал горбоносый.
— Давайте я выкуплю, — сглотнул Титок, — выкуплю, да и все. Талый у меня ее за двадцать рублей забрал.
Титок принялся шариться по карманам, искать деньги.
— Во, — он протянул бумажки мужикам.
— Убери, — сказал я тихо.
Титок округлил глаза. Зыркнул на меня непонимающе.
— Убери, тебе говорят.
Титок послушался. Спрятал купюры в карман.
— Комар, — заговорил вдруг морщинистый, — барыгу позови. Спросить у него кое-чего хочу.
Горбоносый, которого назвали Комаром, встал, пошел к двери, запертой на свернутую газетную бумажку. Дверь эта вела в соседнюю комнату неизвестного размера и назначения. Когда горбоносый проходил рядом с диваном, девушка на нем зашевелилась, что-то замычала.
— Талый, суда-ка, — открыв дверь, сказал Комар.
Я услышал в слабоосвещенной соседней комнате копошение. Потом оттуда выглянул… Тот самый паренек, которого я подвозил, когда работал на скорой в начале лета. С ним мы еще про СССР спорили. Как же его там звали? Кажется… Василий. Точно.
Вот только выглядел теперь этот Василий неважно: холеное его лицо городского жителя осунулось, щеки впали. Под глазами появились бледные круги, а короткие волосы отрасли и топорщились на его голове жирными сосульками.
— Чего такое? Нужен я тебе, Кулым?
— Подойди сюда, — ответил морщинистый, которого Васька назвал Кулымом.
Васька, одетый в грязноватые джинсы и мятую футболку, как-то виновато вошел в переднюю. Глянул озадаченно на девушку, потом на Кулыма.
— Ты у него что-то покупал? — Кулым кивнул на Титка.
— Ну… Ну да. Статуэтку, фарфор. Русалка.
— Мгм, — шумно выдохнул Куым. — И куда ты ее дел?
— Да никуда. Вон там, среди другого товара лежит.
— Неси, — глянул на него морщинистый.
— Ну, — Вася Талый помялся. — Ну хорошо. Сейчас.
Потом он исчез в своей комнате и вернулся с русалкой. По велению Кулыма поставил ее на стол, среди закуси, рюмок и карт, аккурат рядом с бутылкой водки.
— Спасибо, — поторопился поблагодарить Титок, но никто не обратил внимания на его слова.
— Вот вам рубли, — Титок суетливо полез в карман.
— Двадцатью рублями тут не отделаться, — сказал Кулым и горбоносый Комар разулыбался его словам.
— А сколько надо? — Удивился Титок, — давайте, я добавлю.
— Не надо нам твоих денег, — в первый раз с момента нашего знакомста Кулым улыбнулся, — люди мы не бедные. А вот досуга нам не хватает. Во что играешь? Сека? Двадцать одно?
— По нему ж видать! — Рассмеялся Комар. — В дурака играет!
Горбоносый загоготал. Остальные бандиты заулыбались.
— В… в двадцать одно пробовал однажды, — растерялся Титок.
— Ну вот и хорошо. Садись с нами, гостем будешь. Представься, водочки выпей, — сказал Кулым. — Товарищам твоим нальем, хе-хе. Играть будем на русалку. Ежели, конечно, есть у тебя чего ценного против моей русалки постваить.
Я глянул на Титка холодным взглядом. Едва заметно покачал головой. Титок побледнел. Губы его затряслись от страха. Однако он решился, пошел к столу, но я тут же остановил его.
— Куда прешь, дурак? — Прошептал я.
— А чего мне делать? Мне без энтой дурной русалки обратно никак нельзя…
— Думаешь, с тобой тут играть будут честно? Обманут. Обдерут как липку. Это совершенно другие люди. Не такие, как ты привык. Для них ты и не человек вовсе. Фраер обычный. Тебя можно обмануть, надурить, обокрасть. Навечно должен останешься!
— Вы что там шепчетесь, фраерки? — Сказал Комар и в голосе его послышалась угрожающая хрипотца, — играйте давайте!
— Чего ты раззуделся, Комар? Повежливее давай, — сказал ровным тоном Кулым и убрал статуэтку под стол. — Люди они свободные. Хотят играют. Хотят нет.
— Играю. — Сказал Титок, но я его опередил.
— В секу, — я вышел вперед него и сел за стол.
Титок округлил изумленно глаза. Бандиты уставились на меня как на врага народа.
— Кто тут у нас такой мурый, а? — Спросил Кулым, — или ты в адвокаты заделался?
— Мой друг в карты играть не умеет. Я буду вместо него, — сказал я.
— Вот значит как? — Хмыкнул Кулым, — а чей же ты такой смелый будешь?
Глава 21
— Землицын я, — ответил я, глядя ему прямо в глаза.
Внезапно даже для меня самого, в безэмоциональных, рыбьих глазах Кулыма возникла эмоция. И эмоция эта была смесью недоверия с чем-то, напоминающим едва заметное удивление… Седые пушистые его брови сдвинулись чуть вверх. В белесых зрачках заплясали искорки.
