Братья по крови. Книга первая - Юрий Артемьев
В обычной больнице как раз в таких местах больные устроил бы себе место для курения, с обязательной консервной баночкой для «бычков». Но эта больница детская. Медсёстры и врачи, которые курят, конечно, наверняка используют для этого какое-нибудь помещение типа служебного туалета или ещё какую либо мало посещаемую больными комнату.
На лестнице было тихо. Табаком не пахло… Между этажами было окно, на подоконнике которого сидела очень грустная девочка лет десяти-одиннадцати. Мне так почему-то показалось. Хотя, наверное, трудно определить возраст ребёнка в пижаме и с гипсом на руке. Может ей было и девять лет, а может быть она и вообще наша с Лёхой ровесница.
* * *
Грустные дети в больнице выглядят старше… Если бы она плакала или ещё чего… Тогда да… А так, передо мною сидела девочка, с грустными глазами взрослой женщины… Девочки как-то по-другому воспринимают эту жизнь. У мальчишек может и до совершеннолетия детство в заднице играть. А у некоторых это и не кончается никогда. Но девочки, они с другой планеты. Они могут быть ещё мелкими по всем параметрам, а уже планируют свою будущую взрослую жизнь. Хотя иногда и у них происходит сбой программы. Особенно когда приходит так называемая «первая любофф». Вот тогда они могут и «с дуба рухнуть», и «с рельсов съехать». Такое порою вытворяют, что мне и в страшном сне не приснится…
Хотя и не только девочки на это способны. У некоторых женщин в зрелом возрасте такое может произойти…
Отвлёкся я что-то…
* * *
— Привет!
В ответ меня наградили взглядом, в котором явственно читалось: «Чего тебе надо? Иди куда шёл! Не трогай меня!»
— Ты чего тут грустишь одна?
— Тебе чего надо?
Ну, вот. Я так и знал.
— Ничего. Скучно. Вот, хожу тут, гуляю…
— Ну и гуляй отсюда!
Прям почти дословно подтверждение моих прогнозов.
— Нет. Так не пойдёт. Ты тут сидишь, грустишь одна. Думаешь, что мне тут весело? Нет. Мне тоже грустно… Давай, грустить вместе!
Вот он — разрыв шаблона. Ну? Что ты на это ответишь?
А в ответ мне достался немного непонимающий взгляд. Похоже, что вот именно сейчас у неё нет никакого подходящего ответа на моё предложение. Но женщины, девушки, девочки — существа коварные и изобретательные в своём коварстве. Стоит только дать небольшую слабинку, как она тут же найдёт нужные слова, чтобы не применяя нецензурных выражений, послать тебя в далёкое эротическое путешествие, причём пешком и в одиночку… Так что я не расслабляюсь ни на секунду.
— Меня Саша зовут. Александр, если по-взрослому. А брата моего Алексей. Мы тут с ним вместе лежим. А тебя как зовут?
— Младший?
— Что?
— Брат у тебя младший тут?
— В принципе, да. Он младше меня. Но буквально на несколько минут.
— Это как?
Вот уже во взгляде появился какой-то интерес. Грусть, конечно, никуда из взгляда не ушла. Но всё же некий блеск в глазах проявился. «Любопытство сгубило кошку».
— Мы с ним близнецы.
— А-а… Понятно… В первой хирургии лежите?
— Да. А ты во второй?
— Угадал… — интонация голоса опять отклонилась в сторону «грустно».
— Что у тебя с рукой? — показываю на её левую руку, закованную в гипс от плеча, до самых кончиков пальцев.
— Ты глупый?
— Нет.
— Тогда почему задаёшь такие глупые вопросы? Что ещё может быть под гипсом? Только перелом.
— Переломы тоже разные бывают…
— Какая разница?
— Иногда перелом бывает закрытый, а иногда открытый.
— Дурак! При открытом переломе оставляют незакрытым то место, где рана.
— Не ругайся! Я же не доктор. В переломах и гипсах не особо разбираюсь.
— А у тебя синяки на лице? Тебя били?
— Ну, так… Подрался слегка.
— С братом?
— Нет. Почему ты так решила?
— Он же тоже здесь?
— Нет. Его ударили ножом… А я за него заступался, и всех их побил.
Думаю, что рассказывать этой девочке, что одного из нападавших я убил — не стоит.
— Ножом? — её васильковые глаза расширились… — Ты сказал, что всех их побил… А сколько их было?
Вот что мне сказать? Правду? Не поверит. Скажет, что я врун. А врать не хочется. Придётся рисковать.
— Семеро их было.
— Врёшь!
— Я так и думал, что ты не поверишь.
— Но ты же врёшь. Не мог ты один побить семерых. Или они были младше тебя с братом?
— Нам с братом в конце лета будет по четырнадцать лет. Тем, кто на нас нападал было столько же, сколько нам. А троим из них по пятнадцать. Если ты мне не веришь, это твоё право. Но я не вру.
— И чем же ты их побил?
— Дужкой от кровати. Мы с братом в интернате живём. Они пришли нас бить ночью, когда мы спали. Вот чем попало и пришлось от них отбиваться.
— Вы с братом — хулиганы?
— Нет. Они были хулиганами. А мы защищались.
— Аня.
— Что?
— Ты спрашивал… Меня Аней зовут.
— Приятно познакомиться! Ну а теперь ты мне можешь ответить: Почему ты такая грустная?
— Я должна была поехать в пионерлагерь на Чёрное море… А теперь вот…
— «Артек» или «Орлёнок»?
— Да ты что? Нет. Простой пионерский лагерь. «Прибрежный» называется. В Евпатории. Это в Крыму.
— Я знаю.
— Бывал там?
— Нет. Откуда. Мы с братом — сироты. Нас только в Подмосковье в пионерлагерь отправляют. Да и то…
— Что?
— Ну, как ты себе представляешь детей из детдома среди обычных детей? Постоянные конфликты и оскорбления. Приходится постоянно отстаивать своё право называться человеком, а не бездомной дворнягой.
Я чего-то разошёлся. Это домашняя девочка со сломанной рукой была абсолютно не виновата, что в нынешней жизни нам с Лёхой досталась такая участь… Но в памяти реципиента есть несколько неприятных сцен из прошлых пионерских сезонов… Да… Похоже это память этого тела даёт себя знать, выдавая такие эмоции…
— Ладно… Извини… У меня тоже всяко-разно безобразно… Но не бойся! Не заразно…
— Да ты прямо поэт.
— Вове нет. Поэты — это те, кто на своих стихах большие деньги зарабатывают.
— Не в деньгах счастье.
— Расскажи это тому, у кого нет ни гроша.
Аня опять немного загрустила. Я её понимаю… Лето у неё насмарку… Судя по гипсу — перелом сложный. Это на месяц или даже на ещё больший срок. А потом ещё какое-то время нельзя руку напрягать. То есть плавать в море она в этом году вряд ли будет. Это не наше будущее. Когда есть Египет или Арабские Эмираты. А ещё и Куба, где круглый год тепло…
