Закон Долга. С востока на запад - Гюрза Левантская
На следующий день она не осталась в долгу, начав задавать вопросы про Рахидэтель, её законы и обычаи. Скользких тем старалась избегать, хорошо помня, что такие разговоры подчас кончаются на ножах. Для них ещё будет время. Когда очередной рассказчик выдыхался, наступала тишина и можно было услышать, как варятся мысли в головах и скрипят извилины. Каждая минута делала их ближе и понятнее друг другу. Не как эйуна, дайна-ви, нир-за-хар или амелуту, а как каждую личность в отдельности.
Сегодня, сидя под общим навесом, окружённые тёплыми тушами урусов, обсуждали рахидэтельские флору и фауну. Варн, источающий жар, расположился поодаль, поближе к эйуна и дайна-ви. Достаточно близко, чтобы тепло доходило до всех солдат, но так, чтобы внезапный приступ брезгливости не побеспокоил амелуту. Сбившись в кучу на поваленных деревьях и обрубках пней, укрытых шкурами, защищая от порывов ветра костёр и уклоняясь от дыма, мужчины сменяли один охотничий рассказ за другим. Тема казалась неиссякаемой. Расходиться стали уже сильно за полночь, да и то потому, что утром надо было снова выдвигаться в путь.
Ира осталась у костра вместе с Лэтте-ри. Весь вечер он не сводил с неё глаз, да и она понимала, что разговор назрел и откладывать его дальше просто нельзя. Варн на прощанье бросил в «эфир» яркое: «Помни, жалеть не будешь». Она горько усмехнулась: «А от страданий не уберечься, да?» — «Да», — резануло в ответ.
Лэтте-ри присел рядом с ней прямо на землю, подстелив полы тяжёлого болотного плаща. Некоторое время смотрел на костёр.
— Ты решила? — спросил, не оборачиваясь, впервые обращаясь к ней так, безо всяких уважительных оборотов и «вы».
Ира сначала смутилась, но взяла себя в руки. Лишнее это всё, если они собрались говорить. А вот на слова сил уже не нашлось, хотя ответить очень хотелось.
Странно. Дома такие разговоры, среди ровесников, давались легко. Хоп! И вы уже встречаетесь. И расстаётесь, пусть и на эмоциях, но так же. Несерьёзно. А вот когда всё всерьёз, отнимается язык и самые простые слова тянешь из горла, как спасатель упавшего с обрыва. Только отпусти, и оно упадёт обратно в нутро, и уже не будет второго шанса. Поняв, что на голос положиться не в состоянии, она доверилась телу. Жестам. Они оба к ним привычны. Робко протянула руку, и Лэтте-ри переплёл с ней пальцы, не сводя глаз с огня. Весь мир сосредоточился на сплетённых светлой и серой ладонях и пляшущим по ним рыжим отблескам костра.
— Боишься? — спросил Лэтте-ри.
— Безумно, — вырвалось само собой.
— Я тоже.
Сердце кололо чувство, у которого есть мощь, но нет будущего. Ира боялась довериться этому чувству, позволить себе даже его крупицу, потому что должна будет уйти. Лэтте-ри, наоборот, решил нырнуть в него головой, как всегда делали дайна-ви, отрезая себе обратную дорогу и запрещая мысли о том, чем всё закончится.
Оба понимали, что им придётся принять решение. Ответить на вопрос «как?». На что будут похожи отношения, у которых уже пройдена точка невозврата. Игнорировать то, что связало их вместе, нельзя. Принять — приняли. Но дальше — что?
— Я вернусь домой, — высказала Ира самое наболевшее.
— Буду тосковать, — тихо ответил Лэтте-ри.
Ира с хладнокровием садиста препарировала собственные чувства, чтобы облечь в слова страхи, которые терзают уже сейчас. Они не смогут идти дальше, если не проговорят их вслух.
— Лэтте-ри, прос…ти, — переход на «ты» дался с усилием. — Я не знаю как… ты видишь наши отношения, но мне хочется попросить об одолжении.
— Слушаю.
— Я уйду. Может, завтра. Может, через год. Ты останешься здесь, и… жизнь продолжится. Рано или поздно мы оба станем друг для друга воспоминанием. Хотелось бы, чтобы оно было без пятен. Знаю, что я проблемная. Может, со временем решишь, что тебе такая не нужна. Но пусть будет без лжи. Если решишь уйти, поймёшь, что не по силам, — скажи. И пусть это эгоизм, но пока ты хочешь быть рядом, мне хотелось бы, чтобы… никого больше не было. Знаю, что у вас принято иначе и что две женщины в семье — нормально. Но я верности до гроба тоже не прошу. Я лишь прошу, чтобы то, что будет, стало самым… — голос дрогнул.
Лэтте-ри поднялся с земли и сел рядом с ней, обнимая рукой за плечи, укутывая в плащ.
— Честность за честность. Я тоже, как ты говоришь, проблемный.
Ира подняла голову и увидела, что он даже не смотрит на неё, снова уставившись на костёр, будто ничего более важного не существовало в этой жизни. Рука на её плече чуть напряглась, и она осознала, что слова, что последуют за этим признанием, будут глубоко личными.
— В то утро, в шатре, когда я предлагал отплатить теплом, мною двигал искренний порыв. Но… признаться, я даже не уверен, что смог бы. Многие годы я страдал душевным недугом, лишившим меня способности быть с женщиной. Исцелился не так давно. И до сих пор не уверен до конца, что смогу подарить женщине то, что может каждый мужчина.
Ира ошарашенно уставилась на него, стараясь осознать сказанное. И горько рассмеялась, утерев набежавшую слезу.
— Наверное, вы моя судьба в этом мире, Лэтте-ри. Я как раз недавно объясняла Варну, что одна из вещей, которых панически боюсь, это оставить в Рахидэтели такой след, как ребёнок. Оставить сиротой. В моём мире есть средства уберечься от зачатия и… более худшие способы. Не хочу озвучивать. А у вас Первый Божественный Закон, о котором столько наслышана. И может, то, что всё так, как есть… наверное, вам… тебе неприятно это слышать, но я не считаю эту проблему — проблемой. Наоборот. Всё, что у нас есть, — взаимно. Мне этого хватает.
Лэтте-ри вздрогнул и, наконец, оторвался от костра. Ира сама ощутила себя этим костром, так пристально он на неё смотрел.
— Обидела, да? Прости, знаю, что для мужчин это очень важно, но…
Он прикрыл ей рот, как тогда утром, и держал до тех пор, пока не понял, что она не собирается продолжать начатую фразу. И было в его взгляде что-то такое, что Ира поняла, что заканчивать её категорически нельзя.
— Рабовладелец. Палач. Солдат. Убийца. Почти… не мужчина. Отмахнувшись от всего этого, не пожалеешь?
— Уже не жалею. А ты не пожалеешь, связавшись
