Периферические монстры из дремучего леса - Ник Трейси
– К берегу! – кричит Микола и длинными гребками направляется за своим топором.
Он выбирается из воды первым. Засохшая кровь и грязь стекают по его телу страшными узорами. Я отстаю только на полсекунды. В глубине грота на электрическом стуле с высокой спинкой сидит существо сине-белой кожей, голое, сильно истощенное. На лысой голове металлический шлем с застежками. Хама. Его тощее тело облеплено многочисленными электродами. Над ним горит лампочка, а позади на каменной стене рубильник, который опущен рычагом вниз уже девяносто часов подряд. Хама трясется под электрическим током. Желтые глаза открыты, а зрачки закатились вверх. Из его рта непрерывно течет синяя кровь.
Я конечно первым делом к рубильнику, поднял его вверх, отключил ток и к Миколе бегом.
Рогатый Хрум уже приподнимается на локотках и топор пытается из черепа вытащить. Жуткое зрелище, у него из под лезвия топора мозги вытекают, а он жив –живехонек. Микола его обратно руками за плечи к земле прижимает, а мне говорит:
– Зелье давай!
Я рюкзак снял, бутылочку достал, откупорил и все остатки в рычащую пасть Рогатому влил. А он захлебывается и пытается все обратно выплюнуть. Короче, не знаю, попало зелье внутрь или нет, но сосуд опустел. А Рогатый окреп. Из ноздрей у него сначала пар заклубился, а потом рога в рост пошли и мышцы в объеме увеличиваются.
– Ты точно то зелье влил? – в панике Микола спрашивает.
– А какое еще у нас было!?
Мой ответ Микола слушал уже в полете. Мохнатая рука отшвырнула паренька на добрый десяток метров обратно в озеро. Секундой позже я получил удар ногой в грудь и думал, что умру. Спустя пару секунд полет я упал лицом в каменный пол, разбил себе нос и долго не мог сделать вдох.
Бездыханный я наблюдал, как Рогатый встает на ноги и продолжает расти. Он выбросил Миколин топор, как щепку, которая случайно засела ему под кожу. Топор прозвякал по каменному полу и остановился у самой воды. Вскоре он звякнул ещё раз – это мокрый Микола его подобрал, выбираясь на берег.
Рогатый стал раза в два больше, чем был и больше не рос. Уверенными шагами он вернулся к рубильнику и возобновил процесс. Хама снова задергался на стуле.
Микола сел на колено возле меня и поинтересовался моим здоровьем. Я сдернул с шеи кожаный мешочек с тайными словами, передал его Миколе и прохрипел:
– Читай.
Паренек достал клочок бумаги, развернул его и начал читать:
– Жизнь кончилась, мечта умерла, на перекрестке дорог тебя родила….
Рогатый захрипел, как кабан, развернулся и, оскалившись, кинулся к нам, точнее к чтецу.
Микола прекратил читать, приготовился к обороне.
– Нет! – говорю, поднимаясь рядом. – Ты должен дочитать. Дай сюда топор!
Паренек смотрит на меня недоуменным взглядом.
– Читай! – кричу.
Видимо крикнул я грозно, поскольку Микола все-таки продолжил читать.
– Родился без глаз, без души и без сердца, родился ты с пастью одной. Зубы твои заточены местью…
Хрум с кровавой пробоиной в черепе, огромный, волосатый и налитый яростью бросается на Миколу. Но я успеваю подскочить между ними и всаживаю топор в его ступню. Мохнатый недовольно взвыл и снова зарядил мне щедрую оплеуху.
– Читай! – кричу я в полете и слышу последние слова, который успевает прочесть Микола:
– Умрешь ты от синего сока в червивом предместье, на пороге войны, без друзей и невесты.
Рогатый испустил вопль и рухнул на колени прямо перед Миколой. Хрума трясло, из ступни торчал мой топор, а из клыкастой пасти выбирались мелкие пестрые пернатые, вроде воробьев, но с ярким красным, синим и желтым оперением. Один за другим птенчики, отряхивались от слюней и слизи, и вспархивали вверх, взмывали в круглую каменную отдушину в сводчатом пещерном потолке.
Микола вытащил топор из ступни Рогатого и одним резким движением отсек ему голову. Безголовое тело вмиг разлетелось на сотни кровавых ошметков. От ударной волны Миколу снова отшвырнуло в воду. А меня оглушило так, что звон еще долго стоял в ушах. Весь грот был в кровавой пыли и перьях. Ну и зрелище, скажу я вам.
Оглушенный, я добираюсь до рубильника и вырубаю его во второй раз. Микола идет к Хаме и мы вместе отвязываем синего, снимаем шлем, помогаем выбраться из смертельного кресла, а после все втроем без сил опускаемся на каменный пол.
В звенящей тишине первые слова принадлежат Миколе.
– Кто-нибудь знает, как отсюда выбраться?
Конец.
