Андрей Посняков - Демоны крови
— Поеду-ка домой, — озаботился Миша. — Вдруг Маша уже вернулась, а я тут.
— Учует портвешок-то, — провожая гостя на крыльцо, Геннадий Иваныч ухмыльнулся. — Этот запах любая баба учует.
— Ну, прощай… участковый-то наш когда будет?
— Димыч-то? Так завтра… К Капустихе обещался нагрянуть, давно пора! Травит людей, сучка гладкая, честная предпринимательница, ититна мать! Предпринимает все, что хочет, тварюжища, ОБХСС на нее нет.
— Завтра, говоришь… ладно. А за рулем-то точно Маша сидела?
— Да не разглядел я… Честно говоря, и не разглядывал… Слышь, Миш, — Горелухин вдруг придержал гостя за локоть. — Чуть не забыл… Там, за «Окой»-то, «мерседес» ехал, бело-красный, ретро… ну, который мы с тобой как-то видели.
— «Мерседес»? — Михаил напрягся. — Что, прямо вот так за Машей и ехал?
— Ну, ехал… Ехал и ехал, сзади… Я к чему это вспомнил-то? Может, водитель тот Машу твою и видел — куда поехала, в город или, может, свернула куда-то…
— Может, и видел, — невесело усмехнулся гость. — Только толку что? У него ведь теперь не спросишь.
— Так, может, приедет на днях… вдруг? Хотя Маша-то твоя куда как раньше найдется.
Найдется… Кабы так — хорошо бы!
Усевшись в машину, Ратников поехал короткой дорогой, за клубом, и прямо на старой волейбольной площадке едва не сшиб старательно писавшую девчонку… не такую уж и малолетку, но пьяную — вдупель!
— Вот ведь чудище! — тормознув, беззлобно выругался Михаил. — Сняла посеред поселка трусы — и ссыть, як корова! О времена, о нравы! Представляю, что в самом клубе делается — очаг культуры, мать его так!
Стараясь не очень гнать, Ратников покатил по улице, объезжая толпы нетрезвой молодежи, и прибавил скорость, лишь вырвавшись на большак. Так и гнал до тех пор, пока не свернул на лесную дорожку, а уж там до усадьбы было рукой подать.
Записка!
Вбежав в дом, Миша резко включил свет. Ну и где Маша могла бы ее оставить? На столе? Нету. В столе — бумаги, бумаги, бумаги, квитанции… Тоже нету. Может, на кухне? Пусто и там.
Ратников уселся на лавку, у компьютерного, купленного не так уж и давно столика… Сделали бы мобильную связь, сволочи, подключил бы наконец Интернет, а то сидишь тут, как… как какой-нибудь феодал средневековый! Ни и-мэйл почитать, ни «в контакт» не выйти — остается только коровам хвосты крутить. Да были бы коровы!
Рядом с компьютером — тоже приобретенном не так и давно — стояла деревянная рамка… а фотография, Машина фотография, почему-то лежала на столе, рядом… Почему? Ведь была же в рамочке. Миша же сам вставлял! А ну-ка…
Дрожащими руками Ратников перевернул глянцевую картонку…
«Артему!!!»
Вот так вот, ни больше, ни меньше. И чуть ниже — вчерашнее число. Подписано как раз перед тем, как… Перед тем — как!
Ну, подписано и подписано, видать, решила Машенька пацану фотку свою подарить, почему бы и нет? Красивая фотка, на ней Маша в джинсовой курточке, которая ей так шла… Софи Марсо — ну прям вылитая! Михаил таких фоток много наделал, на принтере, вот, с цифровика распечатал, классная фотка, и Маше нравилась… Фотка… Фотки! Их ведь много было… Ну, вот они здесь, в столе…
И какого ж черта надо было надписывать именно эту? Да еще так торопливо… Вытащить из рамки… И три восклицательных знака поставить! Черт побери! А может быть, Маша что-то такое чувствовала? Или кого-нибудь увидела в окно, торопилась, понимала, что не уйдет, что дадут ей оставить записку… а может, и оставила, да те ее подобрали… Те…
Кто интересно — «те»?
«Артему!!!»… Так вот у Артема и спросить! Завтра. Да, теперь уже только завтра.
С утра Ратников вновь уселся в «уазик» и поехал в поселок. Денек начинался туманный, хмурый, с озера дул холодный ветер, моросил дождь, и обложенное низкими серыми тучами небо напоминало прокисший овсяный кисель. Пару раз машина едва не застряла в размякшей грязи — пришлось включить передок.
Михаил все делал машинально, все думал, рассуждал сам с собою: ну не могла, не могла Маша рвануть в город, вот так вот взять и рвануть, ни с того ни с сего, обязательно бы дождалась мужа, тем более что недолго оставалось ждать-то. Да и из документов у нее — одна рукописная доверенность с фальшивыми данными паспорта, отродясь у Машеньки не имевшегося. В страховку, правда, Ратников ее своей рукой вписал…
Впереди показалась машина, полоснула фарами, Михаил взял чуть вправо, остановился, пропуская…
«Нива»! Белая, с синими милицейскими полосами… Участковый! Димыч!
Ратников распахнул дверь, помахал рукой, «нива» остановилась, и участковый выбрался из салона в грязь, что его, в общем-то, ничуть не обескуражило, милиционер был одет по погоде — в непромокаемый плащ с капюшоном и длинные рыбацкие сапоги.
Миша невольно улыбнулся:
— Здорово, Димыч! Ты никак на рыбалку собрался? Ну и погодку выбрал.
— Это не я, Сергеич, выбрал-то, это побегушники, — участковый вытащил из кармана пачку сигарет, закурил.
— Что еще за побегушники? — удивился Михаил.
— Да детдомовские, сегодня ночью свалили… или вчера еще, да сообщили только сегодня. Сам директор их на опорник заяву писать прибегал. Комиссию они какую-то ждут сегодня… вот и не скрыть ничего. Так бы, конечно, сами найти попытались… или подождали, может, побегушники эти и вернулись бы… где-нибудь к осени.
— Из детдомов всегда бежали и бегать будут, — философски заметил Ратников. — Такой уж там контингент. Да ты не переживай: жрать захотят — объявятся.
— Да я и не переживаю, — участковый пожал плечами. — На выезде, на заправке, их не видели, значит — сюда рванули, вот я и подумал — заеду с утречка к тебе, да потом к Кумовкину, на пилораму. Мимо вас беглецы уж никак не прошли бы… может, кто чего и видал.
— Я лично не видал…
— Жаль.
— Слышь, Димыч, а ты из города сейчас?
— Ну да. С утра пораньше и махнул — дела все сделать, да в отгулы-загулы уйти. У меня ж отпуск скоро!
— Хорошо тебе… Ты случайно, жену мою в городе не встречал, у нее «Ока» синяя, номер…
— Да знаю я ту «Оку», — ухмыльнулся Димыч. — А что, Маша в город поехала?
— Да, говорят, поехала… мне только ничего не сказала. Вернулся с рыбалки и…
— Понятно, — участковый кивнул и засмеялся. — Да никуда твоя Маша не денется, не переживай… Когда уехала-то?
— Вчера… нет, позавчера уже.
— Ха! Тем более! Сегодня к вечеру и вернется… — Милиционер выбросил окурок в лужу и с тоской посмотрев в серое небо, побрел к своей «ниве». — Ладно, поеду к Кумовкину.
— К Вашникову еще заедь, у него тоже там пилорама.
— И к нему… — Димыч вдруг осекся и, взяв валявшуюся на пассажирском сиденье папку, снова подошел к Ратникову. — Сергеич, я тебе ориентировки дам… ну, на побегушников этих, так ты, ежели что…
— Давай, мобильник я твой знаю.
— На!
Михаил взял два бумажных листка с отпечатанной на принтере информацией: фотками каких-то пацанов лет по пятнадцати или чуть постарше, и с любопытством вчитался:
— Артюхов Роман Сергеевич… года рождения, русский, был одет… особых примет не имеется… Евсеев Игорь Дмитриевич… год рождения… одет… примета — на левом предплечье голубая татуировка — логотип группы «АРИЯ».
Хм… надо же — меломан, что ли? Ну вот — будет повод зайти в детский дом, точнее — в их летний лагерь. С Темой поговорить… с чего-то ведь Машенька на него указала! Именно на него!
А может, лучше сейчас рвануть с участковым к Кумовкину? «Гермес» ведь его суденышко… и те парни, поджигатели — тоже как-то с ним связаны… может быть. Или не с ним, а с кем-то из кумовкинских…
Ну, приедут они на пилораму, на склад — здрасьте, вы побегушников случайно не видели? А Машу? Нет, да? Жаль, жаль… Вот так все и кончится — Узбековы работнички, даже что и знают, так лишнего не сболтнут, тем более — милиции: там половина судимых, едва не только что с зоны, а остальные туда же глядят. Нет, не скажут. Особенно если с Димычем… Лучше уж чуть погодя, одному…
— Да еще чуть не забыл… — уже садясь в машину, милиционер обернулся. — Еще и самоубийство у них в лагере было, вчера только труп оформлял, с утречка… такое вот «доброе утро».
— Самоубийство?!
— Пацаненок один таблеток наглотался… заметили, да уже поздно, так и не смогли откачать. Предварительно — передозировка снотворного… ну, это и так ясно. Медсестру тамошнюю, конечно, надо взрючнуть, чтоб за лекарствами лучше следила… в прямом смысле бы неплохо взрючнуть… — участковый плотоядно зажмурился. — Эх, Алина, Алина… классная девочка!
— Пацаненок?! А что за пацаненок-то?
— Да не помню я… Спихнул, да из головы вон, других дел, что ли, мало? Маленький такой, лет одиннадцати… Артемом, кажется, звали…
— Артем?! Одиннадцать лет?! — У Миши разом пересохло во рту. — Слышь, Димыч, а он точно сам?
