Том 2. Рожденный для мира / Том 3. Рожденный для любви - Ярослав Маратович Васильев
Вместо швейцара негромко объяснять всем остальным начала Аня:
— Очень интересное место. Оказывается, оно давно уже есть, просто мы про него не слышали. «Без фамилий» оно потому, что все, кто сюда приходят, как бы оставляют свои фамилии и лица за порогом. Для этого и нужны кольца, они создают иллюзию и искажают внешний вид. Причём работает как для магов, так и для остальных.
— Чего-то ты как была — так и осталась врединой, — у Жени явно было плохое настроение.
Она словно нарывалась на ссору, но сестра осталась невозмутима.
— Это потому что кольца настроены на нас как на общую группу. Чтобы мы в толпе не потерялись. На нас иллюзия не действует, остальные видят что-то другое.
— Веди, — Михаил заметил, что Женя открыла рот что-то съязвить дальше, и её опередил. — Здесь, я так понимаю, не только ресторан?
Похоже, до идеи специализированного развлекательного комплекса тут давно додумались. А он-то уже строил планы, что и в этом всех опередит. Хотя… мог бы ещё по казино у Ругимова сообразить.
— Да здесь много чего, хоть с утра до вечера не вылезай. Но сначала мы идём в ресторан. Отмечать Мишин аттестат!
Зал ресторана оказался роскошным, с чучелом медведя в углу, с коврами, шёлковыми занавесками и позолоченными люстрами, с официантами сплошь во фраках и белоснежных перчатках. Не подвела и остальная часть развлекательного центра. Здесь нашёлся боулинг и самая настоящая площадка для гольфа, два катка — хоть на коньках, хоть на роликах, магический тир, где предлагалось самому или в команде походить в самых настоящих джунглях и поохотиться хоть на тигра, хоть на динозавра. Причём если ты промахивался и «тигра тебя съел», то сделанная магией фигура зверя не бросалась «растерзать тебя на мясо», а подходила к проигравшему — и под общий смех всех остальных игроков тигр начинал едко шутить над незадачливым стрелком.
А ещё им попалась хорошая компания студентов из Московского университета. Развлекательный центр действительно всех уравнял, не просто так спрашивать настоящее имя здесь считалось неприличным. Разве что тихонько на выходе кому-то шепнёшь сам. И как-то само собой вышло, что Тёмниковы со студентами объединились, вот уже парни галантно ухаживали за Машей и Аней, их приятельницы весело и хитро строили глазки Михаилу, а все вместе баловали младших девочек. Почему бы и нет, ведь не всерьёз? Всё равно уже через несколько часов они разбегутся и больше не встретятся, зато останутся приятные воспоминания. Не зря даже Женя, поначалу смотревшая на всех букой, оттаяла…
Утром следующего дня Михаил занял кресло в салоне самолёта, уже через несколько минут под крылом побежала взлётная полоса. И лишь в этот момент Михаил сообразил: Женя вчера ершилась просто потому, что очень сильно переживала. Ведь брат впервые улетал от них на две недели через полстраны. Но тут земля окончательно ушла вниз, вокруг самолёта появились многочисленные, подёрнутые дымкой сплетения. Казалось, они словно растянуты во всех направлениях — горизонтальном, наклонном, перпендикулярном и даже по спирали, а солнечные лучи, по мере того как машина поднималась всё выше и выше, поочерёдно зажигали сначала одну, потом другую нить призрачного невода. Вот на небе остались только голубые, прозрачно-голубые и синеватые тона, а земная поверхность возродилась в сочетаниях белого и голубого, под крылом открылся морской пейзаж из громадного заслона облаков, растягивающихся в виде полуостровов, островов и заливов с вытянутыми в небесное море косами. В этот момент Михаила и сморил сон, сказалось вчерашнее: сначала они допоздна засиделись в развлекательном центре, потом ещё пришлось собираться. Хотя вроде бы всё было готово заранее, требовалось в последний раз перед отлётом проверить лично.
Трудно было передать чувства, которые Михаил испытывал, приземляясь в Кемерово. Всё равно родные места, пусть он теперь и москвич. Радость и грусть слились воедино… Сверху на подлёте хорошо были видны поля, перелески, извилистая черта гор Кузнецкого Алатау на горизонте. День был хмурый, а внутри всё сияло. Горело такое чувство, что едешь после долгой разлуки навестить маму.
Кемерово встретило уже первым снегом и лёгкими морозами: Сибирь. Довольно молодой город — если по меркам европейской части, всего сто лет. Но что в прошлом мире, что тут — по Сибири действительно старые города вроде Омска по пальцам пересчитать можно, потому среди здешних сопок и кедров Кемерово тоже был если не старик уже, то почтенный старожил. Как бы это странно ни звучало, в Москве от суеты и того, что словно проваливаешься в трясину рутины, от всего окружающего временами складывалось ощущение бессмысленности и непонимания нужности всего происходящего. Зато стоило шагнуть на улицы Кемерово — совершенно иное, сразу ощущался рабочий характер города. Начиная с гудения и шума фабрик, грохота железнодорожных составов и заканчивая чёткими, прямыми квадратами районов. Пахло углём и железом, до боли родными запахами, оказывается, куда более приятными, чем дорогой парфюм. Город строился как дитя заводов, потому и улицы переняли строгую планировку геометричности, а дома, которые Михаил по прежней привычке так и называл «сталинским ампиром» казались не безликими типовыми сооружениями, а скорее солдатами, у которых просто одинаковые мундиры одного полка. А ещё сразу позабавило всё то же привычное по прошлой жизни обилие непонятных аббревиатур на названиях остановок транспорта, вместо всяких «Солнечных», «Юбилейных», «Сокольников» и «Марьинки». Тоже отличительная черта индустриального города. И даже памятник Михайло Волкову с большим куском угля в руках — рудознатцу, который и открыл в этих краях каменноугольные месторождения — тоже стоял на своём прежнем месте. И тоже, конечно же, на площади имени Михайло Волкова.
Долго гулять по городу не вышло. Михаил и так позволил себе лишнего: сразу, как отослал вещи с одним из сопровождавших в гостиницу, сам не поехал туда же, а отправился гулять. Он бы ни при каких обстоятельствах не сделал иначе, не отказался от встречи с родным городом, но сейчас уже опаздывал на первый вводный брифинг для прошедших отбор на испытание.
Актовый зал, выделенный для общения с кандидатами, был весьма обширен и занимал почти половину одного из этажей гостиницы. Строгий и без лишней вычурности, напоминавший театр, откуда утащили все декорации, а колонны и бархатные портьеры вдоль стен оставили. А ещё он ощущался пустым: рассчитанный на семь сотен зрителей, сегодня зал
