Старуха 2 (СИ) - Номен Квинтус
Ну а когда выскочившая с другой стороны машины высокая женщина с тревогой в голосе спросила: «Девушка, вам плохо? Я могу вам помочь?», свет окончательно померк в Вериных глазах…
Открыв глаза, Вера поняла, что она лежит на кушетке, причем не где-нибудь, а в палате Лианозовской больницы: она сама полгода назад принимала участие в мероприятиях по ее открытию и не узнать отделанные мрамором стены не могла. На тумбочке возле кровати стояла настольная лампа с металлическим абажуром, а на стуле, стоявшем ближе к двери, сидел пожилой мужчина в белом халате — и Вере показалось, что он дремал сидя.
— Не подскажите, сколько сейчас времени? — поинтересовалась она, и поинтересовалась потому, что время явно было довольно поздним, за окном уже было совершенно темно.
— А, наконец очнулась! — мужчина явно обрадовался, — это хорошо, это просто замечательно. А времени… времени сейчас наверное девять, или, скорее, начало десятого.
Поскольку металлический абажур оставил лицо мужчина в тени, лишь усугубляемой ярко освещенным белым халатом, Вера его сразу не узнала — но по голосу поняла, что сидел рядом с ней лично главный врач этой больницы. Ведомственной больницы НТК, которую выстроили как «расширение» заводской медсанчасти. Выстроили потому, что и жителей окружающего завод поселка как-то требовалось «охватить медобслуживанием», и потому, что и рабочие, и студенты, и даже «квалифицированные специалисты» периодически «нарушали технику безопасности вплоть до летального исхода», а серьезную помощь (те же хирургические операции, например) в медсанчасти оказать было просто негде.
— Как вы себя чувствуете?
— Замечательно. А… а почему я вообще здесь?
— Вы на заводе без чувств свалились, в себя не пришли даже когда санитарка вам нашатырь под нос сунула… хорошо еще, что добрые люди нашлись, к нам вас привезли. Ну, рассказывайте, чего вы там нанюхались? А то вас лечить надо, а вот от чего — совершенно непонятно.
— Не надо меня лечить…
— Это вы так думаете. А другие… ну сами судите: привезли к нам какую-то Старуху без сознания, а шум поднялся будто королевну заморскую, шрапнелью всю израненную и если ее… то есть вас срочно не излечить, то прям война начнется.
— Война… война не начнется, а я ничего не нанюхалась. Просто переволновалась: мне нужно было ехать с докладом к начальству, а что докладывать, я даже придумать не смогла. Работы-то ведутся, а вот когда результат будет — один бог знает.
— И это мне говорит секретарь комитета комсомола НТК! Как вам только не стыдно, вы должны твердо знать, что бога нет! — врач произнес это строгим голосом, но глаза его улыбались.
— Не стану оспаривать ваш тезис, ведь он лишь усиливает мой: когда будут выполнены работы, не знает вообще никто. А мне за работу отчитываться!
— Вы меня успокоили: вижу, что мозговая деятельность не нарушена. — Доктор пододвинул стул поближе к кровати, сел, взял Веру за руку. — И пульс, гляжу, теперь нормальный. Но вы все же выпейте вот это…
— Это что?
— Всего лишь раствор глюкозы. Он вам сейчас крайне показан: привезли вас с пульсом едва слышным, а глюкоза поможет сердцу успокоиться и заработать в полную силу.
— Мне бы сейчас не пить, а наоборот…
— И это организуем. Маша! — позвал он кого-то из коридора, — помоги Старухе дела свои справить… но только сначала все же выпейте. А если не донесете — так больница это, тут всякое случается и стесняться вам не нужно. А я вас подожду тут, еще раз внимательно осмотрю…
Когда Вера в сопровождении сиделки вернулась в палату, заметно повеселевший доктор ей сообщил:
— Я уже Лаврентию Павловичу оттелефонировал: он велел сразу же сообщать, если ваше состояние поменяется. Так что вам беспокоиться больше не следует: начальство знает, почему вы к нему с отчетом не прибыли и наоборот, о здоровье вашем волнуется… я гляжу, даже больше чем вы сами. Вы голод не чувствуете?
— Пока нет. Ладно, поеду домой: вечером-то дороги пустые, быстро доеду.
— А я вас никуда не пущу. Это вы там, — доктор махнул рукой в сторону окна — главный комсомолец НТК и распорядитель завода, а здесь, в больнице, вы обычный пациент и должны слушаться врачей. Даже Лаврентий Павлович распорядился: если вы нас слушать не станете, сразу ему лично жаловаться, а уж он на вас управу найдет. Зачем вам еще раз волноваться? Мы вам сейчас все же ужин… легкий ужин принесем, поедите, выспитесь — а утром уж решим, что с вами дальше делать. Откровенно говоря, я бы вас вообще на отдых отправил, куда-нибудь на море…
— Там сейчас холодно и сыро.
— Не везде, на Фуэртевентуре или Тенерифе и тепло, и даже в море купаться приятно… но это так, в порядке пустого разговора…
— Тогда зачем и говорить? Все равно никакого отпуска мне сейчас не светит: учебный год, студента нужно в человека превращать. Разве что летом…
— Но вы обязательно о летнем отпуске подумайте… вот, уже и ужин принесли. Я вас покину, а вы поужинайте — и спать ложитесь. Я к вам снова часиков в семь наведаюсь…
Засыпая, Вера еще раз прокручивала в голове события этого дня. Она и раньше иногда думала о том, что вполне может встретить «себя из другой жизни», но думая об этом, она не предполагала, что это может так ее взволновать. «Своего» мужа она похоронила, много лет назад похоронила — а этот… Этот был не ее мужем, а мужем «другой» Веры Андреевны — а к ней отношения ни малейшего не имел. У него было своя жена, старше его на два года — и «нынешняя» Вера на него не имела никаких прав. И, как вдруг поняла Старуха, к этому мужчине у нее и чувств не было! Просто он «был похож» на ее мужа в молодости, вот воспоминания и нахлынули — воспоминания о другом человеке, который вот уже пятнадцать лет как ушел…
А вот к «той» Вере Андреевне… Вера вдруг подумала, что она сейчас может сильно — и в лучшую сторону — изменить ее жизнь. Вспомнила, как они горевали с мужем, что детей у них не было — а гораздо позже, когда уже она оформлялась на постоянную работу в школе и прошла требуемый для такой работы полный медосмотр, врач-гинеколог как-то мимоходом заметил:
— А вас тут мелкая проблема… но на нее внимания можно не обращать, это только молодым она не дает ребенка родить.
— Мелкая?
— Очень мелкая. Да и для молодых… операцию, которая все исправить может, немцы еще в начале века придумали, там дел-то на десять минут… правда, в начале века она тоже не особенно популярна была, из-за возможного сепсиса. А вам ее и делать нужды нет.
Тогда да, делать операцию смысла точно не было, а вот сейчас… Но как этой милой женщине помочь-то? И, думая об этом, Вера спокойно уснула.
Утром сиделка, принеся завтрак, выдала много интересной информации. Сказала, что в больницу ее привезла какая-то женщина, «на таком же, как у вас, автомобиле, только разноцветном», и что привезла буквально «в последний момент»: доктор ей тогда сделал укол камфоры и из-за этого Вера, скорее всего, и жива осталась. А доктор, проведя после завтрака новый осмотр, измерив пульс и даже давление (Вера с удивлением увидела у него уже отечественный сфигмоманометр), решил, что ее можно из больницы все же отпустить. Решил — но все равно лично проводил ее до ворот завода…
На заводе все оказалось просто: уже через десять минут Вера узнала, что «на том автомобиле» приезжал военпред из ВВС с направлением от товарища Баранова — а дальше все оказалось еще проще. Уже через час Вера с грацией слона вломилась в Управление ВВС и добилась аудиенции непосредственно у Петра Ионовича:
— Петр Ионович, к нам вчера на завод приезжал от вас военпред, мне необходимо срочно его разыскать. Где я его могу найти? Желательно вообще сегодня.
— Девушка, а вам не кажется, что вы хотите узнать то, что знать вам не положено?
У Веры было много разных удостоверений: Первого секретаря комсомола НТК, Управляющей Лабораторным заводом, Инспектора химпрома НТК — но к Баранову Вера пришла, показав удостоверение заведующей кафедры полимеров МГУ.
