Временной тоннель Эйнштейна – Розена - Александр Зубенко
- Так мы ни к чему не придём, Тимофей. Забирай своё богатств: так или иначе, оно по праву принадлежит тебе.
Лёшка в это время обнюхивал ближайшие деревья и скрёб лапами мох, оказавшийся под их ногами. Они ещё не осознали, куда их занесло в этот раз: озарение придёт позже, а пока диалог происходил в таком тоне:
- Скажи только, где ты умудрился откопать столько золота? – спросил Николай, наблюдая, как бывший старатель трепетно проверяет содержимое.
- Вот именно, что откопал, - буркнул тот в ответ. – Два года намывал у берегов Учура, едва не погиб от голода и хищников. А ты хотел присвоить.
- Прости. Шайтан попутал. Я и сам не сознавал, что делаю. Когда меня закрутило в вихре и пропали из виду Антон с обоими профессорами, я вдруг почувствовал в себе какой-то непонятный внутренний голос, настоятельно предлагавший посетить палатку и заглянуть под твой спальный мешок.
Ружин изумлённо поднял брови:
- Какой голос?
- Не знаю. Чужой. Не наш. Не наших друзей. – Николай поморщился и потёр пальцами амулет, как бывало, когда он изрядно нервничал. – Как неземной какой-то. Потусторонний.
- Ты хочешь сказать, что полез под мешок, повинуясь какому-то непонятному наитию, ниспосланному свыше? – не поверил ему бывший старатель.
- Не наитию, Тимофей. Говорю же тебе, сам абсолютно не понимаю, как это произошло. Исчез Колизей, исчезли Требухов со Стариком и Антоном, исчезла лошадь. Я куда-то провалился, а когда пришёл в себя, выходил уже из нашей палатки с этим вот рюкзаком, - показал он рукой на мешок. Ружин как раз поднимался и закидывал его за плечо.
- И что?
- Затем меня снова куда-то закрутило, завертело, прижало, выбросило, и я оказался на просёлочной дороге между лесом и старым селом. Потом и ты появился с Лёшкой. Дальше ты знаешь. Всадник, лошадь, снова облако тумана, вихрь, и вот… - он беспомощно развёл руками, оглядываясь вокруг. – Теперь мы тут. А где – непонятно.
Тимофей всё ещё хмуро смотрел на своего коллегу, только сейчас начиная, как и он, осматривать местность.
- Одним словом, нас бросает из одной климатической зоны в другую, из одной реальности, как сказал бы наш Старик, в другую, из одного мира в противоположный. Заметил, как Лёшка мечется? Мы снова в тайге, Тимофей. Снова мох, лишайник, сосны и пихты. Снова комары и влажный ветер близкого океана. Слышишь вдалеке рокот порогов? Думаю, это снова наш родной мир, родной лес и родной наш Учур. Разница только во времени.
Ружин пристально огляделся и прислушался, следуя указкам своего товарища. Кругом стеной возвышались деревья, принадлежавшие только климатическому поясу приамурской тайги, а никак не средней полосе крепостной России, и тем более не Апеннинскому полуострову, где остались среди оливковых деревьев их коллеги по команде. Воздух был другой. Свежий, с запахом тайги, солёный, близкий воздух Охотского моря. Мало того, даже звуки леса отличались. Вместо гробовой тишины под стенами Колизея вечного Рима и петухов с собаками ближнего русского селения, теперь всё было насыщено щебетом птиц, писками мелких грызунов под ногами и далёким рокотом бурной реки. Даже температура отличалась.
Он задрал голову и посмотрел в облака, окружающие красное, заходящее солнце над верхушками сосен.
- Так мы что, снова дома? – последнее слово он произнёс с каким-то нажимом и придыханием.
- Выходит, что так. Где-то тут поблизости наш оставленный лагерь. Лёшка мечется среди кустов и кедровых деревьев, вынюхивая наши прежние следы пребывания, заметил? Так что, предлагаю следовать за ним, а там и поймём, что нам делать дальше.
Николай протянул руку.
- Мир? Прости ещё раз за рюкзак. Более спрашивать ничего не буду, когда и с кем ты успел намыть столько золота. Он твой, и ты его полноправный хозяин.
Тимофей пожал руку.
- Один вопрос только, - напоследок спросил калмык. – Остальные знают о нём? Даша, Антон, Дмитрий Семёнович?
- Нет, - коротко ответил Ружин. – И буду тебе признателен, если и впредь не узнают. Я специально упросил профессора включить меня в вашу экспедицию, чтобы вернуться в эти места и забрать то, что я намывал почти два года. Напарник мой погиб от лап медведя, а я чудом уцелел, закопал самородки у берега реки, и когда вы все отправились к подземелью, вернулся за ними, нагрузил рюкзак, пришёл в лагерь, но кроме Даши никого не обнаружил. Оставил рюкзак под мешком, отправился с ней на ваши розыски и планировал вернуться, чтобы уже с рюкзаком покинуть вас навсегда. Потом нас раскидало какой-то непонятной силой по различным пространствам, а рюкзак так и остался лежать в палатке. Теперь ты знаешь всё.
Он надолго замолк. Николаю ничего не оставалось, как последовать за Лёшкой, обдумывая в голове только что услышанное от Ружина. Верный пёс оглашал радостным лаем вековую могучую тайгу и рвался вперёд через кустарники навстречу далёкому рокоту бурлящей реки. Там где-то их лагерь, и он уже учуял знакомые, только одному ему известные запахи, присущие их пребыванию тут, с той лишь разницей, что никто из троих не имел понятия, когда именно это было. Оставалось только выяснить день и год, в какой промежуток времени их занесло в этот раз.
Несколько минут спустя они уже выходили к знакомой местности, увидев ещё издалека свои палатки, стол под навесом, разбросанный ветром давно потухший костёр и натянутую над ним леску, на которой сморщенными стручками висели засохшие кусочки некогда копчёного хариуса.
Они прибыли.
Однако…
№ 27.
Тут что-то было не так.
Первым это почувствовал Лёшка, внезапно остановившись после прыткой рыси и присев на задние лапы, ещё не приблизившись к штаб-палатке. Вытянув морду и внюхиваясь в непонятный для него воздух, он как-то неуверенно гавкнул и посмотрел удивлённым взглядом назад на своих хозяев.
Прежде всего, в глаза бросалось, что на поляне в их отсутствие кто-то побывал. И отнюдь не зверь. Не хищник, не горностай с куницей, не олень и даже не медведь. Всё вроде бы находилось на месте, разрушений никаких не было, на столе оставалась посуда, вход в штаб-палатку был приоткрыт пологом, ни сломанных веток, ни перевёрнутой утвари, ничего такого, что могло бы навести на мысль о непрошеных гостях.
И всё же…
Лёшка недаром припал брюхом к земле и прополз несколько метров, прежде чем вторично присесть на
