Катарсис - Евгений Анатольевич Аверин
После первого полета ум Фролушки свернулся окончательно. Он не стал дожидаться лета, а использовал любую хорошую погоду для испытаний. За полгода опробовал десяток улучшений и получил приемлемую модель с прекрасной подъемной силой. Была и еще одна причина на такие подвиги, его зазноба Ульяна.
Про нее отдельный разговор. Это наша воспитанница, причем, с оперской группы. Среди крестьян слухи про них пускают недостойные. Но понять их можно. Группа девушек изучает оперское искусство в нашем понимании. Алена преподает мастер-класс по общению с мужчинами. Как сделать так, чтоб впечатление произвести, но без вульгарностей. Меня на лекции не пускают. Великие женские тайны. Тренироваться девушкам на ком-то надо, и парни голову теряют по щелчку пальцев.
А Ульяна лучшая их них. Специально для нее пришлось вспомнить и восстановить несколько танцев и приемов. В том числе танец с удавом, который так грациозно танцевала Сальма Хайек. Удава у нас нет, сделали из кожи «модель удава». Получилось еще лучше. Ульяна теперь с ним борется, рисунок танца более энергичный. Минеевские музыканты раз десять сбивались с нот. Пришлось их спиной разворачивать. Тогда сам Минеев стал зависать. На выходе получился шедевр без преувеличения. Но в жизни Ульяна девушка скромная и мудрая не по годам, подружка моей Алены.
Фролу танец не показывали, но специфику работы девушек он понимает. Тем не менее, влюбился по уши. И она в него. Оба сироты. Держатся друг за друга.
И решил Механик Ульяну на параплане покатать. А действовать стал через Алену. Кончилось тем, что я одобрил идею дополнительного сиденья и крепления для пассажира. В мае состоялись первые полеты. Сначала я опробовал с Аленой. Потом Фрол. Девчонки визжали. За такой восторг в их глазах можно многое отдать.
И получилось так, что эта модель крыла оказалась самой удачной. Но летать у нас негде. С обрыва на Волге пробовали. Я обещал взять в горы. Вот и настало время вспомнить посул.
— Ладно, — хлопнул я ладонью по столу, — бери с собой.
— И Ульяну!?
— И Ульяну, — вздохнул я, — дуй к Алене, договаривайся чтоб к себе в служанки определила.
— Бегу.
— Обожди. Я Аньошу обещал сюрприз устроить. Пока есть день, проверь на нем еще свое изделие, прежде, чем паковать.
Монах развернул бурную деятельность. К нашему возвращению ручей, впадающий в болото, запружен. Устроено нечто вроде водяной мельницы. Я мельком ознакомился, но результат порадовал. Генератор работал и выдавал ток. Мало того, от него крутился электромотор. Большой ящик с ротором.
— Отлично, — сказал я тогда, — конечно, еще надо совершенствовать, но начало есть.
— Начало? Да я себе не верю, что такое сделал! — улыбнулся брат Аньош.
— Я бы с удовольствием повозился в лаборатории, но дела не ждут. Следующее задание тебе будет. Сделаешь накопитель электричества, который заряжается от тока. Он у нас теперь будет дешевле намного, чем вольтов столб. Назовем его аккумулятор.
— Как?
— Ну, смотри. Химическая реакция при замыкании цепи начинается и дает ток. Металл и реактив, то есть кислота, расходуются. Надо, чтобы при пропускании тока была обратная реакция восстановления. Давай бумагу.
Я набросал школьный рисунок свинцового аккумулятора на серной кислоте.
— Сейчас не загружайся, — тормошу я его за плечо, — развеешься с Фролом. Будет тебе неожиданный подарок.
После полета монах стал еще задумчивей. Фрол сказал, что тот потом кричал, как мальчишка, а потом молился целый час. Пусть хоть целый день молится, лишь бы не начудил чего.
Хлопоты закончены. Выходим. В каждую установку запряжена четверка лошадей, еще столько же передков с ракетами. Потом пассажирские и ремонтный экипажи, верховые с запасными лошадьми. Хорошо, что дождей нет. Началась пыльная российская дорога.
До Мереславля добрались на второй день. Все знакомо. Встречают, кормят, устраивают, меняют лошадей. Через три дня в Москве. Оказывается, приятно видеть эффект системы, построенной своими руками. Все, кому надо, про нас знают, ждут. Никаких препятствий, накладок и разгильдяйства. А вот за Москвой началисьчужие земли. Калуга, Брянск. Пошли черноземы. Где-то лошадей нет, где-то ночуем в поле. Но продвигаемся вперед. Выдерживаем темп в среднем пятьдесят-шестьдесят верст в сутки. Но все равно медленно. Курьер наш отправился искать ставку, чтобы доложить о приближении. Им легче. Нанимают, хоть и дорого, почтовых или курьерских и делают в день больше сотни верст.
Миновали Киев. Малороссия во всей красе. Бескрайние сжатые нивы, пронзительные августовские звезды, хитрые хохлы с вислыми усами в расшитых сорочках. «Тиха украинская ночь». Пушкин еще не издал «Полтаву», но вот-вот.
Подоспел курьер от самого Государя. В большом конверте с печатями пара листов.
«Дорогой друг, ваше присутствие необходимо как можно скорее. Во избежание военных напастей и для поддержки моей супруги прошу направить Елену Петровну в Одессу. Ее там будут ждать.
Ваш Н.»
Следующая записка от Гурского.
«Встречу лично в Кишиневе. Все наши уже здесь. Объяснения бумаге поручить не могу».
И все. Сейчас в Одессе не только императрица с дочерью. Весь двор туда переехал вместе с обслугой. Алена не хочет меня оставлять.
— Солнышко, а если не поедешь, что станется? — держу я ее за плечи.
— Ничего не станется. Переживут без меня. Там не скучно.
— Прямое указание Николая Павловича. Он меня другом называет.
— Вот это и пугает. Ничего тебе не говорит такая поспешность и пребывание его семьи в Одессе? Ну ты же умный! Скажи, что думаешь.
Как не говорит? Очень даже говорит. Меня всегда спешка заставляла ждать подвоха.
— Ну, давай рассуждать, — я огляделся и увлек ее в сторону от стоянки каравана, — Много странных вещей в этой войне. Донельзя, прямо. И первое то, что Император сам возглавил ее. Ну, нет бы приехал, ну, посмотрел. Так нет же. Впервые со времен Прутского похода Петра Великого Император российский пересек границу Османской империи.
— Думал победить быстро?
— Можно и так решить. Но мне кажется, не в этом дело. Он еще и командование войсками на себя взял. Риск не обоснован. Шапками закидать не получается. Наши отступили. Но он никуда не уехал.
— Так геройская натура.
— Второе, — не возражаю я, — судя по донесениям, странная позиция по отношению к врагам. Гарнизоны сдавшихся крепостей отпускает обратно с оружием. Царь впрямую говорит, что не хочет злить турецкого султана. Для моей головы это усвоить невозможно. То есть, только без обид, немножко повоюем у вас тут, все хорошо, не обращайте внимания. А уж договор с задунайскими казаками из ряда вон выходит и вовсе.
— Слыхала про их преданность. Они перешли на нашу сторону.
— Ага. Перешли. Какая преданность
